Ну что ж… попытку номер два можно было считать более успешной. Посмотрим, как пойдет дальше.

Наклонившись, я поцеловал ее в шею и лег рядом. Тоже на живот. Дабы не шокировать общественность своим непристойным видом.


25

Настя

Пока доплыла до берега, немного пришла в себя. Вытерлась, легла на подстилку лицом в полотенце. Мокрый купальник — самое то, чтобы пожар пригасить. Хотя и с риском цистита или еще каких-нибудь воспалений.

Настя, ты совсем ку-ку, да? Ты вот прямо сейчас готова была заняться сексом с мужиком, которого знаешь четвертый день. Еще и без резинки — если, конечно, он ее не заначил в плавках.

Ну… да. Наверно, совсем. Если бы не эти, которые на велосипеде, вполне возможно, что так и было бы.

Волны с мерным шумом набегали на берег. Я считала эти всплески, чтобы успокоиться. Раз… и… два… Он там что, утонул? Трюм перевесил? Черт, Настя! О чем ты думаешь, а?

Раз… и… два…

Волны не помогали. Перед глазами все равно стояла не самая скромная картина. Как я выходила из воды, а Сергей смотрел на меня. Ну, не порно, конечно, но вполне так эротика. Запылало тут же. А уж когда оказалась в его руках — и не случайно, как вчера… И не в одежде, а касаясь обнаженной кожей…

Бог ты мой, как же он целовался! Колени подгибались, и я прижималась к нему все теснее. Чувствовала, как сильно он хочет меня, и от этого сама заводилась все большее и больше. Кроме Вовки, никто из мужчин, с которыми я встречалась, целоваться толком не умел. Казалось бы, что тут сложного, а вот нет. Есть разница, когда после поцелуя хочется незаметно вытереть губы — или… облизнуть, словно собирая прикосновения, не позволяя им улететь, испариться.

В конце концов, где его носит-то?

В этот момент рядом раздался шорох гальки, на спину упала тень и несколько холодных капель воды. Сергей вытерся, сел на подстилку. Что-то маленькое, твердое, горячее коснулось спины. Я дернулась, чтобы стряхнуть камешек. Наклонился, поцеловал в шею — легко, коротко, как вчера на прощание. Лег рядом.

Пять минут, десять. Эй, ты там уснул? Ну скажи хоть что-нибудь, что ты лежишь, как труп? Специально меня дразнишь?

Бывает такое — ночью никак не можешь устроиться удобно в постели. Вертишься с боку на бок, и хочется встряхнуться всем телом, как это делают мокрые собаки. Вот и сейчас я была такой мокрой собакой — не могла лежать спокойно, ерзала, поворачивалась то на спину, то на бок, то обратно на живот. Хотелось вскочить, броситься в воду и плыть через все Адриатическое море до самой Италии. А этот… тип… лежал себе преспокойненько носом в полотенце и делал вид, что ему вообще все равно. Как будто ничего не было!

— Сереж! — не выдержала я.

Он повернул голову, посмотрел, приподняв удивленно брови: чего тебе надобно, старушка? Так и треснула бы в бок, от души. Лицо серьезное, даже скучное такое, а в глазах… Точно дразнит, зараза! Ну ладно!..

Снова легла на живот и отвернулась от него. Положила голову щекой на полотенце, глядя, как разгуливает по пляжу карапуз лет двух в полосатых трусах. Деловой, важный, с ведром и лопаткой.

Легонечко коснулось что-то спины вдоль позвоночника. Даже не кожи, а пушка на ней — страшно щекотно. И страшно приятно. Побежали мураши всем муравейником. На тоненьких колючих лапках. Повернулась резко — лежит, делает вид, что вообще ни при чем. Это… муха летела мимо, зацепила, наверно. Крылышком. А потом обратно летела — еще раз зацепила.

А вот на третий раз мне таки удалось поймать муху… за руку. Впрочем, не прошло и секунды, как уже моя рука оказалась в плену. И это было не менее приятно — когда Сергей осторожно поглаживал мои пальцы, словно перебирая один за другим, от кончиков, до ладони. Так приятно, что я даже начала сжимать и разжимать пальцы ног, сгребая насыпавшиеся на подстилку мелкие камешки.

— Кошка! — шепнул он мне на ухо, ущипнув губами за мочку. — Когти от удовольствия выпускаешь и втягиваешь. Кошка Настя.

— Муррр! — отозвалась я.

Дура ты, а не кошка Настя, сказала трезвомыслящая часть меня, из последних сил, пытаясь затормозить, аж пятки задымились. Пари ты, считай, уже проиграла. То есть проиграешь, если не остановишься немедленно. Прямо сейчас. Если сможешь, конечно. Остановиться.

Угу, ключевые слова — «если сможешь».

Настя, а ты забыла, что он наверняка трахал эту мымру… Милочку? Может, даже вчера. Откуда ты знаешь, чем он вечером занимался. Может, поэтому она такого косяка и кинула на тебя.

А может, и нет. А даже и если… черт с ней.

Точно дура, вздохнула трезвомыслящая Настя. А я встала и пошла в воду. Думала охладиться. Ну да, как же. Потому что кое-кто тут же оказался рядом. А когда доплыли до разноцветных буйков… как мы там не утонули только на пару? Обнимались, целовались, валяли дурака по-всякому. Ныряли и ловили друг друга под водой. Сергей держался за буйки, а я, как мартышка, карабкалась ему на плечи и прыгала в воду.

— Слушай, давай вылезать, — сказал он в конце концов. — У тебя уже губы синие.

— Интересно, с чего бы это?

— И время к обеду.

Я прислушалась к себе и поняла, что хочу есть. Нет, жрать! Как будто два дня не ела. И не отказалась бы от половины того блюда с мясным ассорти. Но когда мы выбрались на берег и завернулись в полотенца, Сергей предложил пообедать в кафе на пляже.

— Чего вдруг? — надулась я.

— Хочешь пойти на набережную и напороться на Лешика с Валечкой?

— Сереж, какого черта? Смех смехом, а нам что, теперь до конца отпуска от них прятаться?

— Нет, конечно. Но на что хочешь могу поспорить, если сегодня где-то с ними столкнемся, точно уже не отвяжемся. До конца отпуска.

Тут он как-то вдруг запнулся, словно вспомнил о чем-то не слишком приятном. Да и мне напоминание о споре с Дианой особой радости не доставило. Я пожала плечами и согласилась на большую пиццу прямо здесь. Собрав вещи, мы перебрались в тень на террасу.


26

Сергей

— Насть, а у тебя дети есть? — спросил я, заметив, что она смотрит на бредущего по проходу пацана в полосатых трусах, важного, как премьер-министр.

— Чего? — она вздрогнула и захлопала глазами — С чего вдруг?

— Ну а с чего вдруг у людей дети появляются? Тебе, вроде, не восемнадцать, замужем была. На детеныша вон смотришь… внимательно. И беременную в автобусе так убедительно изображала.

Сощурилась, разве что не зашипела. Потом улыбнулась.

— Детеныш на пляже вокруг нас круги нарезал со своим ведром, я думала, он его на меня выльет. Или высыпет, не знаю, что там у него было, вода или песок. Нет у меня детей. А у тебя?

— Ну я-то не женат. И не был.

— Можно подумать, в браке — это единственный способ, — она запихнула в рот очередной кусок пиццы.

Кажется, одной будет явно маловато. С чего это ее так на еду пробило? На нервной почве?

— Не единственный, — согласился я и махнул официанту, чтобы заказать чего-нибудь еще. — Надеюсь, что нет. Детей, в смысле.

— Почему? — удивилась Настя.

— Ну потому что не хотелось бы, чтоб лет через пятнадцать-двадцать заявился вдруг великовозрастный оболтус и сказал: «Ну здравствуй, папа, я пришел посмотреть в твои бесстыжие глаза».

Настя фыркнула и чуть не подавилась. А когда отсмеялась, заметила виновато:

— Черт, Сереж, я всю пиццу слопала. Извини.

— Сейчас еще закажем. Или чего-нибудь другого?

— Ну… не знаю, — она пожала плечами. — Закажи себе, а я у тебя утащу.

— Слушай, Насть, давай договоримся сразу, — я накрыл ее руку своею. — Ты не таскаешь у меня с тарелки. Не выношу этого.

— Тебе что, жалко?

— Нет. Но есть волшебное слово «пожалуйста», после чего хоть все отдам. Или, на худой конец, «а можно?..»

Настя покраснела и закусила губу.

— Извини. У нас дома это всегда было как-то … в порядке вещей. Мог бы и вчера сказать. Подожди! — до нее наконец дошло. — Так мороженое — это была твоя страшная месть? Да?

— Да, — мужественно сознался я. Ожидая чего угодно, но только не жизнерадостного хохота.

Вообще-то я уже смирился с тем, что с моим чувством юмора что-то не так. Мне часто казалось смешным то, что у других людей вызывало недоумение. И наоборот, удивлялся, как можно смеяться от явных глупостей. Марьяна на большинство моих шуток выразительно пожимала плечами. Славка, цитируя старый анекдот, выражался конкретнее: «дурак ты, боцман, и шутки у тебя дурацкие». Хотя сам был фанатом «Уральских пельменей». И поэтому человек, с которым можно смеяться вместе, набирал в моих глазах дополнительные очки.

Мы заказали чевапчичи, такую же горку, как вчера в Которе, и честно поделили.

— Настя, а ты, оказывается, тайная обжора, — поддел я. — Прямо акула. Пера и вилки.

— «Там акула-каракула распахнула злую пасть, — с подвывом продекламировала она. — Вы к акуле-каракуле не хотите ли попасть?..»

— «Прямо в пасть?» — закончил я. — А раньше чего? Стеснялась?

— Нет, — забавно сморщив нос, Настя покачала головой. — Я правда мало ем. Но сейчас… нервничаю. А когда нервничаю — всегда жру.

— Да ладно, не стоит. Нервничать.

— Думаешь?

Мне страшно нравилось наблюдать за ее лицом. Мимика — прямо театр пантомимы. За считанные секунды она превращалась из привлекательной девушки в огородное пугало, потом в смешную девчонку, в скучную взрослую тетку, в роковую красотку. В общем, не одна Настя, а добрый десяток, если не больше.

— Уверен.

Она хмыкнула, встала и пошла в туалет. А я смотрел, как струится вокруг ее ног полупрозрачный платок, хитро намотанный поверх купальника.