Оглядевшись по сторонам и убедившись, что вокруг нет ни души, я пошла по дороге вверх, горланя во всю глотку:

— Путь далек у нас с тобою, веселей, солдат, гляди!

Обычно я пела это про себя, когда тащила тяжелые сумки. Если б услышал Вовка, покрутил бы пальцем у виска: тетя, ты совсем с ума спрыгнула? Почему-то я была уверена, что Сергей воспримет это спокойно. Ну, посмеется, может. Но уж точно не ожидала, что начнет подпевать, догнав меня:

— Вьется, вьется знамя полковое, командиры впереди!

Расхохотались мы уже вместе, после чего продолжили хором. Так и шли до самого верха, распевая походные песни. Даже «Взвейтесь кострами, синие ночи» вытащили из нафталина. Мне ее пела бабушка Полина, так я и запомнила, с этим ее старо-питерским «пионЭры». Она действительно говорила именно так: «пионэр», «музэй», «крэм».

— Ну вот и пришли, — Сергей толкнул калитку кованых ворот, от которых дорожка вела к монастырским зданиям.


[1] Имеется в виду банк "Русский стандарт"


34

Сергей

Ее настырности и упорству можно было позавидовать. Интересно, это только передо мной — или во всем так?

Я видел, что Настя карабкается в эту чертову гору из последних сил. Как-то пробежало в разговоре, что пару раз в неделю она ходит в фитнес-клуб, но такой крутой подъем, да еще по жаре — даже мне было непросто. И это ее «ничего, нормально» ни капли не обмануло. А уж когда увидела, что лестница — это еще не конец… Захныкала, но тут же взяла себя в руки и почесала по дороге, распевая пионерские песни.

Просто с ума сойти! Каких только женщин не встречал, а такой еще не попадалось.

Да, Димон, знал бы ты, кого мне подсунул!

Когда мы наконец добрались до монастыря и подошли к воротам, Настя замялась.

— Ты иди, я здесь подожду. Я же в шортах.

В этот момент из сторожки вышел священник или монах, посмотрел на нас, сделал знак подойти. Я хотел спросить, можно ли нам зайти в таком виде, но он показал рукой на свой рот. То ли немой, то ли дал обет молчания. Вынес три больших коричневых платка. Два мы обернули на манер юбок, третий Настя хотела набросить на голову, но монах показал на ее плечи. Как в Греции — там женщинам можно быть в церкви с непокрытой головой, но не с голыми руками.

Мы вошли в церковь — пустую, полутемную. Пылинки искрами вспыхнули в солнечном луче. Настя бросила в кружку несколько монет, взяла с маленького столика две свечки, одну протянула мне. Вместо подсвечников там были плошки с песком. Иконы — темные, с тускло горящими лампадками.

Грешным делом, я думал не о чем-то… высоком, а смотрел на ее лицо. В очередной раз незнакомое. Строгое — и взгляд словно в другой мир. Или глубоко в себя?

Потом мы прошли по всей территории монастыря, вернулись к воротам и отдали монаху платки. Поблагодарили, вышли.

— Впервые оказался в юбке, — сказал я, одергивая шорты.

Настя молча улыбнулась — как будто все еще была где-то далеко. Остановилась у раковины, украшенной мозаикой с изображением Богородицы, открыла воду, вымыла лицо.

— Как-то неловко спрашивать… — я запнулся, не зная, как сформулировать вопрос.

— Ты о церкви? — догадалась она. — Не могу сказать, что религиозна, но… В детстве ездила к бабушке под Белгород, ходила с ней на службы. Тогда очень нравилось. Потом начался подростковый нигилизм, совсем отошла от этого. А сейчас… даже и не знаю. Слишком много в церкви — как институте — нелогичного. А я не могу отделять: тут верю, тут не верю, это принимаю, это нет. Поэтому стою в прихожей. И тянет, и отталкивает. А ты?

— В чем-то похоже. Мне кажется, у любого человека бывают такие моменты, когда хочется обратиться за помощью к высшим силам. Или за утешением. Или дать себе оценку с точки зрения неких высших законов. А бывает какое-то… не знаю, бесчувствие, что ли. Когда я такой сам с усам, никто мне не указ. Как ты говорила, нигилизм, только не обязательно подростковый…

Неизвестно, в какие философские дебри нас занесло бы, если б не попавшаяся на глаза стрелка, указывающая путь к ресторану «Giardino».

— Хочу есть! — заявила Настя, и мы свернули под указатель.

С террасы открывался роскошный вид на море, заказ принесли быстро. Пиво оказалось ледяным и очень даже приличным, а ягненок под соусом — вообще ум отъешь. Настя потянулась было вилкой к моей тарелке, но на полпути спохватилась и изобразила кота из «Шрэка»:

— Сереж, можно попробовать?

В общем, ягненка в итоге успел попробовать я, остальное слопала Дюймовочка, которая якобы питалась половинкой ячменного зернышка. Хотя смотреть на нее в процессе было сплошное удовольствие. Такой экстаз на лице — не хуже, чем от секса. Разве что тарелку не вылизала.

А вот о сексе я, конечно, зря подумал. Потому что до гостиницы надо было еще добраться. Пешком — не вариант. Достал телефон, оценил обстановку. Оказалось, все не так и ужасно.

— Ну что, Насть, — поинтересовался невинным тоном, — мороженого?

Выпустила когти, ощетинилась, зашипела.

— Ну как хочешь, — я пожал плечами. — Тогда себе возьму. Тут, кстати, остановка в двух шагах. И следующий автобус до Петроваца через полчаса. Успею.

— Смотри, осторожнее, — отбила подачу, — тебя за беременного, если что, выдать не получится.

Впрочем, на мороженое мое она посматривала довольно хищно, но все-таки от захвата воздержалась.

— Слушай, а ты молодец вообще, — она расцвела, но похвала была с подковыркой. — Думал, сядешь на лестнице, заплачешь, и придется тебя за ноги тащить.

Сначала надулась, сморщила нос, потом задрала его к небу.

— Подумаешь! Я на Тибидабо пешком ходила.

— Зачем? — удивился я, вспомнив гору в Барселоне. На самой верхотуре церковь и парк аттракционов. И добраться туда можно на автобусе или на фуникулере.

— Лосиха потому что, — хихикнула она. — Я в январе была. А трамвай и фуникулер зимой только по выходным работают. Поленилась выяснить заранее. Сначала ждала, потом пошла пешком до фуникулера. Ну а дальше — как здесь. Столько протопала — уже обидно возвращаться. А наверху оказалось, что с другой стороны автобус ходит. И вот представь. Плюс двадцать три, а я в куртке теплой. И рюкзак. И пешком. Кажется, что вот-вот, а там… новый поворот.

Разговор плавно перешел на Барселону, и мы так увлеклись, что в результате на остановку бежали галопом. Успели — примчались одновременно с подъехавшим автобусом. Заплатили за проезд, плюхнулись на свободные места.

— Все, бобик сдох, — отдышавшись, Настя привалилась к моему плечу, и я обнял ее. И уточнил:

— Совсем сдох? Совсем-совсем?

— Ну… — она посмотрела искоса. — Не знаю. Совсем… или не совсем…

— Черт, Настя, не смотри на меня так.

— Как — так? — уточнила она. И окинула таким взглядом, что осталось только сумкой прикрыться.

До города доехали быстро, всю дорогу поддразнивая друг друга. Хотел я ее страшно, но видел, что устала. Ничего, будет вечер, будет ночь. Иногда отложенное удовольствие только слаще. Главное — чтобы не слишком надолго.


35

Настя

Я лежала на кровати с ноутбуком на животе и смотрела куда-то сквозь монитор. Как только дыру в нем взглядом не прожгла.

Нас еще хватило на то, чтобы зайти на рынок. Фрукты — это, пожалуй, единственное, кроме мороженого, конечно, что я могла поедать в промышленных количествах. Хотя… сегодня вот сточила всего Серегиного ягненка. Неловко получилось. Видимо, это было продолжение психического жора.

Такие виражи со мной случались нечасто, но за несколько дней запросто могла наесть килограмма три-четыре. И все уходило почему-то в щеки и грудь. В отличие от мамы, слабым местом которой была пятая точка. Грудь-то полбеды, рабочим размером у меня был, как говорится, второй постиранный, но вот щеки… Получался натуральный хомяк. Впрочем, как только прекращала жрать, все быстро возвращалось на круги своя.

Привычка таскать с чужих тарелок появилась у меня еще в детстве. Шло все от бабушки Нюты, у них в семье это было чем-то таким обыденным. Если у меня на тарелке одно, а у кого-то другое — почему бы не попробовать кусочек? А вдруг мне тоже захочется? Разумеется, я проделывала подобные вещи только с хорошо знакомыми людьми, а не со всеми подряд. Для меня это был своего рода знак доверия. С Сергеем получилось на автопилоте. Сначала я утащила у него из тарелки чевапчину и только потом осознала этот факт. И уж точно не связала с мороженым, поскольку тогда он ничего не сказал. Как будто так и надо.

Сергей стал первым, кто фактически нахлопал мне по рукам. Бабушки, родители, Вовка и еще несколько близких знакомых реагировали спокойно. Точнее, никак не реагировали. Видимо, считали вполне простимым бзиком. И я неприятно удивилась: неужели жалко? Если б он стащил что-то у меня с тарелки, я бы отнеслась к этому совершенно спокойно. Но когда прозвучало, что не мешало бы сначала попросить… Как будто увидела все в другом ракурсе.

Странное дело, у него получалось заставить меня посмотреть на вещи под иным углом. Не только с едой. С ним вообще было не так, как с другими. С самого начала.

Все это уже выходило за рамки приятных и необременительных курортных отношений, от которых не остается ничего, кроме похожих на сон воспоминаний. Когда я окончательно поняла это? Когда вдруг заговорила о своей мечте жить у моря? Нет, тогда это еще можно было списать на «синдром попутчика». Доверить свое сокровенное человеку, пути с которым разойдутся очень скоро и навсегда, — почему бы и нет?

Может, когда так сладко дрогнуло внутри от этого его «Настенька»? Или когда стояли вдвоем в церкви и было в этом что-то таинственное, почти мистическое?