Сергей

Сказать, будто я подозревал что-то в этом роде, было бы неправдой. Но и большим сюрпризом тоже не стало. Наверно, потому, что с самого начала чувствовал двойное дно. С другой стороны, был рад, что она сама заговорила об этом. В том, что я не озвучивал свой истинный материальный уровень, не было никакой тайной подоплеки вроде намерения сэкономить. Только нежелание ставить Настю в неловкое положение. Вопреки мифам, далеко не всем женщинам нравится фраза «кто девушку ужинает, тот ее и танцует». То есть они готовы и ужинать и… танцевать, но без подчеркнуто очевидной связи между двумя этими действиями.

Забавно, что она скрыла свое положение по той же самой причине. Нужно признать, достаточно тактично и деликатно с ее стороны. Для многих мужчин такая разница действительно как серпом по яйцам. Если, конечно, они не собираются использовать это в свою пользу.

И вот тут-то вылезал один очень интересный вопрос. Прямо сам собой напрашивался.

В первый день Настя спросила, почему я поехал с ней, если она мне не понравилась еще в интернет-общении. Я ответил, что остальные были намного хуже, но сам интересоваться ее причиной не стал. И, наверно, зря. Потому что сейчас это уже выглядело несколько иначе. И еще менее понятно.

Она поставила мне диагноз по невозвратным билетам в сравнительно бедную и недорогую страну. Ну страна-то полбеды. Богатенькие буратины и не в такие дыры ездят, везде найдется что посмотреть, а условия обеспечат — были бы деньги. Невозвратные билеты — да, согласен, может быть показателем. Но прикол в том, что у некоторых лоукостеров бывают рейсы, на которые в принципе нет возвратных. Даже в бизнес-класс. А этот был самым удобным по времени и пересадкам.

Хорошо, я проиграл спор и поехал с первой попавшейся. Но она-то? Женщина с шестизначной, как она сказала, зарплатой и бывшим мужем-депутатом, явно привыкшая к комфорту, отправилась в отпуск черт знает куда с чуваком-нищебродом, который начал бесить еще до первой встречи оффлайн. То, что поехала бывшему назло, я понял. Но по всему выходило, что это тоже оказалось первое попавшееся на глаза объявление. Никаких других предположений у меня не было. Назло бабушке отморожу уши. Нет, получилось-то все… очень даже неплохо, но явно не так, как предполагалось.

И все же, все же… Было что-то еще. Мутное. И появилось оно именно после Настиных слов о бывшем. Гендиректоре и депутате. Ладно бы я строил планы на что-то серьезное. Тут, само собой, всплыло бы, смог бы я обеспечить тот уровень, к которому она привыкла. Но разве я думал об этом? После… скольки уже? Или еще? После пяти дней, первый из которых Настя на меня шипела, второй ушел на рисет, и только третий стал переломным.

Незнакомая и сложная дорога требовала постоянного внимания. И лишь выезжая на более-менее ровный участок, я мог посмотреть вправо. И каждый раз сталкивался с ее задумчивым взглядом искоса, который она сразу же отводила. Хотел бы я знать, о чем она думала. Этот разговор — «может, уже хватит играть в Золушков?» — чем он был? Еще одним актом доверия? Как и тот, о кризисе среднего возраста и мечтах? Или таким же сливом случайному попутчику, о котором забудут сразу же, как только поезд прибудет на конечную станцию?

Я точно знал, что забыть ее не смогу долго. И будет так же больно, как и с Эстеллой. А может, и сильнее. Потому что уже сейчас позволил ей зайти намного дальше той черты, где еще безопасно. И она — дала мне слишком много себя, чтобы можно было с легким сердцем нажать на кнопку delete и удалить из памяти. Да, всего за несколько дней. Бывает и так.

При солнечном свете Котор выглядел совсем иначе. Не хмурым и унылым, а ярким, веселым, беззаботным. И неожиданно словно мокрой тряпкой стерло все неприятное. Мы шли по узким улочкам к лестнице, и по Настиному лицу бродила легкая, едва заметная улыбка, заставлявшая его светиться.

Интернет насплетничал, что в крепость можно попасть и бесплатно. За пределами Старого города, у Речных ворот, начиналась старая австрийская дорога, узкая убитая грунтовка, достаточно пологая. Все тот же форум Винского уверял, что идти по ней дольше, но легче. Одна беда: у крепости иногда стоят охранники и не пускают через дыры в стене даже за плату. Обидно было бы забраться так высоко и не попасть в крепость. Поэтому решили подняться по лестнице, а спуститься по дороге.

Нам повезло. На небе не было ни облачка, солнце светило ярко, но не засвечивало красивые виды, дул свежий ветерок, разгоняя жару. Настя на этот раз надела кроссовки, воды взяли побольше, а в пекаре у ворот купили яблочный пирог, чтобы перекусить по пути.

— Видишь вон ту гору над крепостью? — Настя послушно задрала голову, придерживая смешную панаму с полями, в которой была похожа на скаута. — Это Ловчен. Спустимся, пообедаем и поедем туда.

— Ого! На самый верх?

— Ну, не на самый-самый. Там есть стоянка, а дальше пешочком. Но не очень высоко. Не так, как здесь. Если не врут, конечно. Ну что, готова?

— Всегда готова, — она изобразила кривой пионерский салют.

— Тогда пошли.

Памятуя вчерашний опыт, поднимались медленно. Настя решила проверить, действительно ли в лестнице тысяча четыреста шестьдесят ступеней, как писали, но сбилась уже на первой сотне.

— Может, вернешься и начнешь сначала? — предложил я.

Кошачье фырканье в ответ. Ну а как же — мы ведь в Которе!

То и дело приходилось тесниться, пропуская спускающихся сверху. Ну и, разумеется, Настя не могла не останавливаться без конца, чтобы фотографировать все подряд.

— Ты вообще смотришь эти фотографии потом? Или только в Контактик выкладываешь?

— А ты откуда знаешь, куда я выкладываю? — она сдвинула брови.

Упс… Штирлиц спалился снова. А собственно, что тут такого?

— Ну, поискал тебя. Нашел. Нельзя было?

— Почему? Можно. Я, кстати, тебя тоже нашла. Только там закрыто.

— Могла бы заявку подать. Постеснялась?

— Ну… да, — созналась Настя. — А ты?

— И я.

— Убиться веником, какие мы, оказывается, стеснительные. А ведь и не скажешь…

Это было сказано с таким прозрачным намеком, что аж в жар бросило.

— Слушай, ты поосторожнее, а? — попросил я, — нам весь день еще ноги глушить.


41

Настя

Когда я была помоложе, часто играла в эту игру. Пыталась представить, о чем человек думает. И чаще всего оказывалось потом, что ошибалась. Но все равно успевала сочинить столько… Обычно ничего хорошего из этого не выходило, поэтому стала прекращать это волевым усилием. Едва ловила себя на том, что снова делаю выводы за другого человека. Хотя далеко не всегда получалось, конечно.

Я могла угадать, о чем думал Сергей всю оставшуюся дорогу до Котора, могла ошибиться. Но одно знала точно. Говорить, «кто у нас муж», не стоило. И вовсе не из-за каких-то его возможных комплексов и сравнений. Нет, тут было что-то другое. Или все же сравнения — но иного порядка? Я ведь сказала, что развелась недавно, и Сергей был уверен: с ним поехала бывшему назло. Сам сказал.

К счастью, дорога оказалась не такой долгой, чтобы я зарылась в эти мысли с головой и напридумывала всякой ерунды. Во всяком случае, тому, что финансовый момент прояснился, была только рада. А уж когда начали подниматься в крепость, и вовсе мутные мысли из головы вымело ветром.

От красоты захватывало дух. Сергей был прав, не имело смысла карабкаться наверх в плохую погоду. Сейчас все играло самыми невероятными красками — горы, море, красные крыши домов. И все заботы, все мрачные мысли и проблемы остались там, внизу. Нет, как ни крути, а было в этом что-то мистическое, глубоко символичное. День за днем мы упорно лезли вверх, тяжело, через силу, заставляя себя. Не хватало дыхания, ныли ноги, хотелось сесть и больше не шевелиться. Но на вершине ждало что-то необычное, словно награда за эти добровольные мучения. Ведь никто же нас туда не гнал, правда?

Сергей снова шел за мной, отстав на несколько ступенек. Вообще я не любила, когда кто-то оказывался прямо за спиной, но сейчас наоборот это было приятно. Опора. Защита. Как будто…

Я невольно улыбнулась своей мысли.

Как спать вдвоем, обнявшись.

В детстве я любила забраться в постель к родителям и заснуть между ними. Чтобы чувствовать тепло обоих. Уют и безопасность. Правда, папа потом всегда относил меня обратно в мою кровать, но это было уже неважно.

— Передохнем? — спросил Сергей, когда добрались до смотровой площадки где-то на середине подъема.

Мы сели на каменный парапет, достали из сумки пирог и воду. Бестолковая панама, купленная без примерки, была немного велика и съезжала то на лоб, то на затылок. Резинка на шее не позволяла ей свалиться, но зато терла под подбородком. Сняв панаму, я зажала ее между коленей, сдвинула солнечные очки вверх и смотрела вниз на бухту, щурясь от сверкающих бликов на воде.

Этот момент был как пойманный удачный кадр. Только не просто картинка, а что-то объемное, остро чувственное.

Небо, море, горы. Ветер, ласково трогающий волосы — как чья-то рука. Запах — соленый, свежий, морской. И старого-старого камня. И яблочного пирога, еще теплого. Рассыпающееся во рту слоеное тесто и кисло-сладкий, чуть пряный вкус начинки. А еще знобящее чувство простора. Как будто вот-вот за спиной окажутся крылья, взмахнешь ими и полетишь, купаясь в солнечном свете.

Сергей смахнул крошку с моего подбородка, чуть задержался пальцами на щеке. Я наклонила голову, прижав его руку к своему плечу: поймала! Еще один короткий и яркий момент — и не менее яркая мысль.

Не хочу думать о том, что будет потом. И о прошлом не хочу. Только о том, что это очень хороший день, и мы проведем его вместе. И ночь — тоже…