Вчера мне хотелось убить официанта — и Сергея тоже. За то, что молча проглотил хамство и достал карту, чтобы расплатиться. Но это его «доешьте кальмара»… Я видела, как у парня отвисла челюсть, и уже одно это перевесило любую громкую разборку. Я, правда, по инерции еще немного попыхтела, но желание порвать всех вокруг в мелкие клочья сразу пошло на спад.

Сказать, что мне нравилось в нем прямо вот все-все, — соврать, конечно. Кое-что раздражало, но не критично. Иногда он бывал тем еще занудой, но Вовку в этом ему все равно было не переплюнуть. В самом начале я считала Сергея просто кошмаром, а на деле не обнаружилось ничего такого, на что пришлось бы с усилием закрывать глаза. С каждым днем все сильнее проступало: «мой фасончик, мой размерчик, заверните».

— Серый, признайся, у тебя дома, наверно, идеальная чистота, все по полочкам разложено, одежда в шкафу по цветам и по комплектам?

Мы лежали в постели и слушали, как барабанит по карнизу беспросветный дождь. С балкона даже моря было не разглядеть: оно сливалось по цвету с небом, похожим на серое одеяло. Выходить из дома желания не возникало. Да и куда? Разве что добежать до ближайшего ресторанчика в обед.

Это был еще неопробованный формат времяпрепровождения, когда мы оказались замкнуты исключительно друг на друга, без притока внешних впечатлений. Могли, конечно, кино посмотреть, но по телевизору ничего толкового не нашлось, у меня на ноуте были только скачанные с торрента «Викинги», которые Сергей уже смотрел, а вай-фай совершенно не тянул. Поэтому оставалось три варианта: секс, разговоры и ленивые потягушки-подремушки. Чем мы и занимались попеременно. По кругу. И вот сейчас была как раз очередь болтовни.

— В шкафу у меня нормальный мужской порядок. Открыл дверцу, что с полки упало, то и надел.

— О, прям как у меня. Узнаю брата Колю[1].

— Но свинарника не выношу. Такого, знаешь, антисанитарного. Когда в холодильнике заводится неопознанная жизнь, а ноги липнут к полу. Посуду грязную не коплю, уборку раз в неделю делаю. С первого курса квартиру снимаю. Все умею, все могу. Ну, это я хвастаюсь, если не поняла.

— Угу, трудно было понять, — кивнула с серьезным видом. — У меня дома бардак страшенный, мама каждый раз в ужас приходит, когда приезжает. Но ничего не гниет и не воняет. Туалет, ванная и кухня сверкают. Это я тоже хвастаюсь. А ты в армии служил?

— Год после института, — кивнул Сергей, положив руку мне на живот и рисуя пальцем круги вокруг пупка. — В Подмосковье. В увольнительные домой ездил.

— Небось в стройбате?

— А где ж еще?

— Два солдата из стройбата заменяют экскаватор?

— Типа того.

Пожалуй, он оказался первым, с кем не было нужды фильтровать каждое слово: поймет ли, не обидится. Я даже представить себе не могла, сколько удовольствия может быть от этих взаимных подколок. Как две мартышки, которые выкусывают друг у друга блох.

— Скажи, а чего ты в людях вообще не выносишь? — поймав его руку, которая медленно смещалась ниже, я продолжила допрос. — Есть что-то, чего не можешь простить?

— Предательство, — не раздумывая ответил Сергей. — Еще наглое вранье в глаза. Я понимаю, все врут, по разным причинам и поводам. Все зависит от обстоятельств, конечно. Но бывает вранье совершенно бесстыжее, которое ничем не оправдаешь.

Вот тут я задумалась. Относилась ли к этой категории моя ложь о причинах, по которым поехала с ним в отпуск?

И тут меня озарило гениальное. Если у нас с ним получится какое-то продолжение, пусть даже всего лишь намек на продолжение, я просто не буду писать эту статью. Вполне вероятно, влепят строгий выговор, лишат премии, вычтут из зарплаты командировочные. Отправят, в конце концов, в отдел писем. Да черт с ним со всем. Переживу. Ну а если нет… так какая мне тогда разница, узнает он или нет? Что-нибудь напишу. Там будет видно.

Я даже рассмеялась от облегчения. Сергей посмотрел с недоумением — мой смех никак не вязался с его последней фразой.

— Извини, я не об этом. Вспомнила одну вещь…

Я лихорадочно соображала, какая такая смешная вещь могла бы мне вспомниться, но, как назло, ничего не лезло в голову. Пришлось прибегнуть к крайнему средству: серии совершенно разнузданных поцелуев, после которых никто уже не вспоминал, насчет чего я там смеялась.

Только сейчас, когда этот камень свалился с плеч, я поняла, насколько сильно он давил на меня. Ощущение было таким, как будто стала невесомой. Вот-вот взлечу. Дождь, унылая серость за окном? Да плевать!

Я встала и пошла в душ. На пороге остановилась, оглянулась, взглядом приглашая Сергея присоединиться. На самом-то деле мне и вчера этого хотелось. И думала, что позову его, но он влетел сам, застав за процедурой, которая в моем понимании была не менее интимной, чем посещение туалета. Одно дело, когда люди давно живут вместе и подобные вещи становятся чем-то обыденным. Но уж точно не на нашей стадии. От неожиданности я чуть не порезалась, рявкнула на него, и настрой ушел.

— Да? — Сергей приподнял брови. — А ты точно ничего больше не собираешься брить? Подмышки там? Или еще чего?

— Ну как хочешь, — я задрала нос и захлопнула дверь. Зная, что все равно придет.

Минуты три ушло на демонстрацию чего-то вроде «не думай, что вот прямо сейчас подорвусь и побегу по первому зеленому свистку», потом дверь открылась. Отъехала матовая створка кабины, такой узкой, что вдвоем там поместиться было весьма проблематично. Ну только если встать вплотную.

Душ вместе — это что-то совершенно особое. Не менее тесная близость, чем во время секса. Обниматься и целоваться под теплыми струями воды, намыливать друг друга, лаская так чувственно и распаляюще, что перехватывает дыхание…

— Жаль только… — он вздохнул, не закончив фразу. Она могла означать что угодно, но я поняла, что именно имелось в виду сейчас.

Мне тоже было жаль. Так хотелось почувствовать его полностью — чтобы ничего не мешало. Но… цепляясь за остатки благоразумия, которое стремительно утекало вместе с водой в сливную трубу, я сделала вид, что не расслышала. Или не поняла. И как только мне это удалось?


[1] Известная фраза из книги И.Ильфа и Е.Петрова "Золотой теленок"


60

Сергей

Хотел бы я знать, что произошло. И в какой момент. Но обратил внимание не сразу, а потом как ни пытался отмотать разговор назад, все расплывалось. Помнил точно, после каких-то моих слов Настя рассмеялась совершенно невпопад, и потом что-то изменилось. Как будто до этого то ли боялась чего-то, то ли что-то ее сдерживало — и вдруг исчезло. Различие было не слишком явное, скорее, наоборот — тонкое. Но я почувствовал, как появилось то, чего не замечал раньше.

Когда вытирал ее полотенцем после душа, впервые подумал определенно, без всяких «может» и «если»: хочу, чтобы она стала моей. Ни одной женщины еще не добивался, но сейчас готов был уговаривать, упрашивать, уламывать, соблазнять — что угодно. Да, прямо сейчас. И рот уже открыл, но в последнюю секунду дрогнул. Взяло верх благоразумие? Или струсил? Испугался, что ответит: прости, но нет. Или что-то неопределенное. Снова, как два дня назад, когда сидели «Pod lozom». Да, страшно было испортить последние дни.

Все скажу перед отъездом. А потом приеду к ней в Питер. Даже если ответит «нет». Все равно приеду.

— А вдруг завтра опять дождь будет? — спросила Настя поздно вечером, уже засыпая. — Как же круиз?

— Никак, — я поцеловал ее в макушку. — Какой смысл? Даже деньги вернут. Хотя и не полностью. Но прогноз дождя не обещает. Будем надеяться, что не врет.

Прогноз не соврал. Петровац проснулся отмытым до блеска. На небе — ни облачка. Настя опять вертелась перед зеркалом в белом купальнике, страдая, что выбрать: сарафан или шорты с майкой. Когда у шкафа зависала Марьяна, это раздражало. Сейчас — наоборот, смотрел с любопытством. Правда, в итоге мы чуть не опоздали, к автобусу пришлось бежать, и места достались самые неудобные, в хвосте. Кое-кто пытался урчать, что в окно ничего не видно, но я притворился мертвым, не желая объяснять, по чьей милости это произошло. Какая разница, если все уже случилось?

В Тивате нас немного прокатили по городу, не слишком интересному, и выгрузили неподалеку от порта, куда пришлось идти пешком. Вечером автобус должен был забрать из Котора. Вместо обещанной круизной яхты у причала стояла небольшая посудина по имени «Vesna V», и мы с Настей немного поспорили, что такое V — буква или цифра. На верхней палубе впритык друг к другу стояли лежаки, но мы решили, что загорать днем на таком ярком солнце не лучшая идея.

Неожиданно нам повезло — удалось захватить двухместный столик под крышей. Может, и не самый удобный, но так, по крайней мере, мы были избавлены от компании. Попалась бы разновидность Лешика и Валечки — и труба, ищи другое место, или день можно считать испорченным.

Под развеселую музыку «Весна» отчалила и медленно поползла вдоль берега. Не слишком близко, но так, чтобы можно было любоваться красотами. Из динамиков хрипело что-то экскурсионное, не очень внятное, попеременно по-русски и по-английски. Настя сначала охала и ахала, громко восторгалась и фотографировала все подряд, потом отложила телефон. Когда принесли входящие в стоимость круиза напитки, мы чокнулись пивными банками, и она спросила:

— Скажи, а ты хотел бы свою яхту? Куда захотел, туда и поплыл.

— Мореманы бы тебе в глаз плюнули за «поплыл». Вся это водяная посуда ходит, а плавает известно что. Не знаю, Насть. Это надо быть или здорово богатым, или убитым из пушки во всю голову. Чтобы жить на яхте и не представлять себе другой жизни. Так что, скорее нет, чем да.

— Эх, — вздохнула она. — А я бы хотела. Маленькую. Мечты-мечты…