Она дернулась, как от удара, глаза налились слезами. Вскочила с парапета и пошла по набережной в сторону крепости.

Меня разрывало на две половины. Одна говорила: видали, еще и корчит из себя оскорбленную невинность! Да катись ты ко всем чертям с матерями. Иди куда хочешь. Пиши свои поганые статьи. Другая осторожно сомневалась, не перегнул ли палку. И эта самая вторая заставила пойти за ней. Зачем? Без понятия. Наверно, чтобы не наделала каких-нибудь глупостей. Еще больше.

Но то, что случилось, когда я ее все-таки догнал, поставило точку. Большую жирную точку. Хорошо хоть ежа не поймал, карабкаясь с помощью матросов на причал.

«Там ёжи…»

Твою ж мать!

Она так и ушла, оставляя за собой мокрые следы. А я спустился на пляж, в кабинке выжал одежду, натянул снова. На вечернем ветру сразу начало знобить.

А эта дура и так полупростуженная!

Не мои проблемы!

У дома я напоролся на Лешика.

— Ни хера себе, чувак! — присвистнул он, посмотрев на меня. — Твоя только что пролетела мокрая и будто мешком стукнутая. Вы чего — так резко ругались, что в воду друг друга спихнули? Слух, а может, пивка? Мне кажется, тебе не повредит.

Мне и правда не повредило бы. Пусть даже в компании Лешика. Может, как раз и лучше, что в его компании.

— Подожди, переоденусь.

Я поднялся к себе, надел то, что приготовил на завтра, быстро высушил волосы. Вышел и… остановился у Настиной двери. Точка так и норовила превратиться в многоточие.

Зачем?! Все и так предельно ясно.

Постучал. Раз, другой. Тишина.

Ну и хрен с тобой, коза!

— Да забей ты, Серый! — убеждал Лешик, когда мы устроились все там же, «Pod lozom». — Бабы они такие бабы. Но куда без них. Мне вон Вальку за десять лет убить хотелось миллион раз, причем с особой жестокостью. А развестись — ни разу.

— Мы не женаты, — рассеянно возразил я, глядя в кружку.

Не женаты. И уж точно никогда не будем.

— Ну так тем более. Столько еще впереди всего.

Впереди… ничего впереди больше нет. Яма. Пустота.

Разумеется, я не стал ничего рассказывать. И вообще помалкивал. Ему и не надо было, чтобы я что-то говорил — достаточно трындеть самому. Я не слушал. Но это его журчание забивало эфир и позволяло не думать о… вообще не думать.

Зажужжал телефон Лешика. Посмотрев на экран, он вздохнул с сожалением:

— Прости, братан, Валечка в ярости. Жаль, что вы уезжаете. Но как буду дом покупать, приду к тебе. Как, говоришь, твоя контора называется? Все, жди!

Когда он ушел, я достал свой телефон и проверил вечерние рейсы. Деньги? Плевать. Лишь бы завтра не сидеть рядом с ней в такси, потом в аэропорту и в самолете, не прощаться кое-как в Дюссельдорфе.

Из Тивата в Москву в начале первого летел чартер, без пересадки, и на него были горящие билеты. Если вызвать такси прямо сейчас и реактивно покидать в чемодан все, что еще не собрал, вполне успевал.

Помедлив секунду, нажал кнопку «оплатить». Заказал такси на девять часов. Вернулся в гостиницу, собрал вещи. Оставалось еще минут десять, и надо было сделать одно неприятное дело. Пройдя мимо Настиной двери без остановки, я спустился вниз. Поставил чемодан у лестницы, обошел дом и постучал к Милице.

— Спасибо, — сказал, протянув через порог ключ. — Будешь проверять, все ли в порядке?

— Вы разве не завтра уезжаете? — удивилась она.

— Настя завтра, я сейчас. Мы в разных городах живем. У меня ночной рейс.

Она смотрела исподлобья, нервно теребя пояс платья.

— Сергей, прости за то… что я тогда сказала. Твоей девушке. Я не должна была… И вообще за все.

Слова эти явно дались нелегко. Я положил руки ей на плечи.

— Милица, забудь. Ты меня прости. С моей стороны получилось очень некрасиво. Это я не должен был так вести себя с тобой.

Поцеловав ее в щеку, я развернулся и пошел к ступенькам, ведущим к улице. Поднимаясь, остановился, оглянулся. В Настином окне горел свет, едва пробиваясь сквозь решетку жалюзи.

Вот и все…

Глаза жгло. Только этого еще не хватало.

— Хорошо прошел отпуск? — спросил по-русски водитель, выруливая на автостраду.

— Да, очень хорошо, — ответил я, стиснув зубы.


[1] Слова из одноименной песни группы "Наутилус Помпилиус"


67

Настя

Я сидела, сжавшись в комок, обхватив себя руками, а сверху лилась вода. Сбегала по лицу, смешиваясь со слезами.

Губы, искусанные в кровь, во рту привкус меди. Крупная дрожь, которую никак не унять.

Всего три дня назад я решила, что не буду писать эту статью. И потом мы вдвоем стояли под душем, обнявшись. А сейчас сидела на этом самом месте, понимая, что собственными руками убила все.

И почему только сразу не удалила этот чертов файл?

Да потому, Настя, что он прав. Шлюха ты и есть. Журнашлюха. Ты ведь что себе сказала? Если будет какое-то продолжение, писать не буду. А если нет… что-нибудь напишу. Поэтому черновик и оставила. Ежику ясно, никому не интересно, как вы с «незнакомцем из сети» ходили на пляж и осматривали маст-си. Исключительно как быстро оказались в постели. Ну, на худой конец, почему там не оказались. Видимо, жуткий козел попался. Ну вот и пиши теперь… если совести хватит.

То, что он о себе сказал, почему со мной поехал, меня вообще не задело. Тоже пари? Ну что ж, забавно. Увел девушку у друга, и тот отомстил? Может, в иной ситуации это меня и покоробило бы, но сейчас, по сравнению с моей виной, это показалось такой мелочью. Зато последнее, про шлюху… И убежала я куда глаза глядят вовсе не от великой обиды. Стыдно было так, что провалиться бы под землю, до самой Австралии.

Удивило то, что Сергей пошел за мной. Удивило — и разозлило. Зачем?! Испугался, что заберусь на башню крепости, спрыгну вниз и утоплюсь с горя? Вовчик в подобной ситуации вмазал бы по роже и прислал своего юриста обсудить детали развода. Ну а что произошло на причале… лучше б я действительно утонула и меня сожрали морские ежи.

«Там ёжи»…

Твою ж мать!

Нервная дрожь превратилась в натуральный озноб. Я и не заметила, что вода остыла. Наверно, вылила на себя все, оставив обитателей гостиницы без горячего душа, пока не согреется новая. Сколько же просидела так? Не хватало еще по-настоящему заболеть. Впрочем, сейчас это было бы самой меньшей из моих неприятностей.

Выйдя из кабины, я растерлась полотенцем докрасна, до боли, как будто хотела вытеснить ею совсем другую боль. В классе со мной училась одна странная девочка, не совсем нормальная. Все руки у нее были в шрамах от порезов. Когда происходило что-то неприятное, она резала их ножом. И вот только теперь я, кажется, смогла ее понять.

За окном давно стемнело. Часы показывали половину десятого. Я точно помнила, Сергей попросил ноутбук в начале седьмого. Уже пора было одеваться, чтобы ехать в ресторан. На кровати лежало черное платье — то самое, в котором ходила в «Палас». Слезы снова подступили к глазам.

Открыв чемодан, я кое-как затолкала туда все, что еще не сложила, кроме необходимого на утро. И это навело на сугубо практические мысли. Так или иначе, а уезжать завтра все равно предстояло вместе. В восемь утра должно было подъехать заказанное такси в Подгорицу. Потом рейс до Дюссельдорфа.

Сделав по комнате десять кругов в одну сторону и десять в другую, я вышла в холл, освещенный тусклой лампочкой. Полоска под соседней дверью была темной. Неужели так и не пришел?

Да нет, не может быть. Не стал бы он столько времени болтаться где-то мокрым. Наверняка пришел, переоделся и снова ушел. Или просто не включил свет.

Вдохнув поглубже, я нажала ручку двери. Закрыто. Постучала — в ответ тишина.

Значит, все-таки ушел. Или не хочет открывать.

Ну что ж…

Утро вечера мудренее. Все равно придется если не разговаривать, то уж точно сидеть рядом. Я не представляла, как это будет, но… посмотрим.

Мне даже удалось поспать, час или около того. Если, конечно, это можно было назвать сном. Встала в половине седьмого, привела себя в относительный порядок — стараясь не смотреть в зеркало. Собрала последние вещи.

Есть совершенно не хотелось, но впереди предстоял целый день в пути. Поставила чайник, достала остатки хлеба и сыра.

Позвать Сергея? Как будто ничего не произошло?

Господи, до чего же все… ужасно! Невыносимо!

Это чувство невозможно было обозначить каким-то одним словом. Я зажмурилась и тихо заскулила. А потом все-таки вышла и постучала в соседнюю дверь.

Тишина…

А вот это уже было совсем не смешно. Я прижала ухо к двери — ни звука. Может, проспал? Постучала еще раз, громче. С тем же эффектом. Вернулась к себе, взяла телефон, набрала номер. «Абонент вне зоны действия сетей».

Маршируя по комнате взад-вперед, на автопилоте выпила чаю, сжевала бутерброд, все убрала и сложила. Сердце колотилось так, что начало подташнивать.

Неужели он вчера все-таки не вернулся? Вдруг что-то случилось?

В половине восьмого, собрав волю в кулак, я спустилась к Милице. Не исключая вариант, что Сергей у нее. Пошел же он к ней в первый вечер, когда злился на меня. Каких только глупостей люди не делают в запале. Впрочем, это было бы, возможно, и к лучшему. Смерть иллюзиям.

Она выглянула на мой стук, растрепанная, сонная, в запахнутом халате. Путаясь в словах, не глядя ей в глаза, я объяснила, что нам через полчаса уезжать, а Сергей не выходит, и я беспокоюсь, что…

— Но он же уехал вчера вечером, — Милица растерянно заморгала. — Принес ключ, сказал, что у него самолет ночью, а у вас утром.

К моему удивлению, она смотрела на меня не с ожидаемым злорадством, а… с сочувствием? «И тебя продинамил, сестра? Потрахался с тобой, а потом уехал и даже не попрощался?»