Сергей

Где-то после двадцати пяти мне стало казаться, что время летит, как пришпоренное. В детстве тянулось, будто резиновое. Особенно почему-то школьная третья четверть — вообще бесконечная. Лето пробегало быстрее, но все равно было длинным-предлинным. В институте дни понеслись, один за другим, а после выпуска и вовсе помчались. Но сейчас время снова ползло раненой черепахой. Как всегда, когда чего-то очень сильно ждешь. И если б еще чего-то определенного!

Вот эта неизвестность выматывала больше всего. Хотя ясно наметил себе контрольные точки. Знать бы еще, когда именно выходит этот чертов журнал. Но на сайте было написано: «в первых числах месяца».

Утро — день — вечер — ночь…

Днем худо-бедно отвлекала работа. Но если раньше мне нравилось то, что чем занимаюсь, сейчас это напоминало жвачку, изжеванную до полной потери вкуса. Голову кое-как забивало, при этом тоска и ожидание все равно шли фоном. Фиолетово-черным. Гибралтар с Лабрадором отпустили, зато теперь саундтреком крутилась эта песня[1].

«Видно, дьявол тебя целовал…»

Хуже всего было ночью. До разговора со Славкой злость помогала не думать о Насте. Точнее, отгонять мысли о ней. Как только начало отпускать, они повадились прилетать стаями. Сон пугался и убегал. Я лежал в темноте, смотрел в потолок, а видел… все. С самого начала. С того момента, как она открыла дверь в первое утро. Сонная, растрепанная.

Вспоминал, как подхватил ее в Которе, когда поскользнулась. Как первый раз поцеловал. Ночь в “Паласе”… Да все! С первого дня до последнего. Выкручивало от желания, но оно было не того рода, что легко снимается вручную. Хотеть можно не только телом. К сожалению — или к счастью?

Утром, невыспавшийся и раздраженный, я вставал, подходил к календарю и считал, сколько дней осталось до конца месяца. Иногда, вопреки реальности, казалось, что их число не уменьшается, а увеличивается. Я понятия не имел, что будет, когда все-таки дождусь. При любом раскладе. Вот выйдет октябрьский номер журнала — и что?

Ну да, если там окажется статья, определенность появится. Но как я буду жить дальше? Выдирать, выкорчевывать мысли и воспоминания о ней. Строить еще одну Великую Китайскую стену, чтобы отгородиться от них. Собирать себя по осколкам и склеивать, как разбитую чашку.

А если нет? Если статьи не будет? Я знал только одно. Статья — это дверь. Написанная — закрытая. Даже если не о нас, а выдумка. Ненаписанная — открытая. И за ней может быть что угодно. Сначала надо было дойти до двери.

Конечно, я допускал, что это задание могли отдать и кому-то другому. Ведь наверняка есть какой-то план. Но почти не сомневался, что пойму, Настя писала или нет.

В тот день прилетела отправленная из Петроваца открытка, о которой успел забыть. Видимо, везли на улитках через Южный полюс. Хотя могла прийти уже давно, я редко заглядывал в почтовый ящик.

Вид на крепость, на обороте забавная рожица и всего три слова: «Привет из Черногории». И дата: тридцатое августа две тысячи девятнадцатого года.

Я сидел в машине, крутил открытку в руках и снова, как наяву, слышал нашу перепалку о ЦСКА и «Зените». И видел то, что было после нее. Как только не опоздал и вообще добрался без происшествий?

У себя в кабинете включил компьютер и зашел на сайт журнала.

Октябрьский номер!

Ну… момент истины!

Закрыл глаза, сделал пару глубоких вдохов. Просмотрел оглавление.

Ничего похожего.

Пролистал весь журнал до самого конца — статьи не было.

Пальцы мелко дрожали, как у алкаша. Дверь открылась — а за ней темнота. Что дальше?

Ничего, сказал холодный трезвый голос. Если не стала писать статью, значит, поняла, насколько это было бы мерзко. Но за месяц не позвонила, не написала. Видимо, ей это и не нужно.

Или думает, что не нужно мне, возразил я. Боится, что не захочу с ней разговаривать. Надеется, что позвоню сам.

Да брось, Серый. Она виновата — и ждет, что ты позвонишь? Что за хрень?

Возможно, хочет дать время успокоиться. Нам обоим. Подумать. Понять, что делать.

Так я беседовал с собой, пока отец не вызвал на планерку. Потом подвалило работы, и только вечером, уже возвращаясь домой, снова вернулся к своей открытой двери.

Решение, отлежавшись, пришло само собой.

Я дам еще неделю — ей и себе. Через неделю — день рождения. Может, это и глупо, но люди часто ищут внешние поводы для своих действий. Как подкрепление. Особые даты, например. Не факт, что Настя вообще знает или помнит об этом. На странице В контакте есть, и она туда заходила, но совсем не обязательно, что запомнила.

И все-таки, все-таки… Я заглядывал на ее страницу. Откуда мне знать, что она не была на моей. И может, захочет позвонить именно в этот день. Вроде как поздравить?

А если нет… ну тогда я позвоню ей сам.

Если исходить из того, что она виновата, то и прощать — мне.

И я еще думал, что время ползет? Да теперь оно вообще умерло! Но все же оттенок ожидания стал немного другим. И темень за дверью уже не казалась такой непроглядной. Надежда с каждым днем все больше становилась похожей на росток, пробивающийся сквозь асфальт.

Девятого с утра все внимание сосредоточилось на телефоне. Мне звонили, писали, поздравляли, и каждый раз это было похоже на укол иглой. Но разочарование тут же снова сменялось ожиданием. Я не собирался отмечать, только накрыл для своих небольшую поляну в обеденный перерыв. Зашел отец, поздравил от себя и от матери.

Время словно получило пинка под зад и поскакало семимильными прыжками. Теперь слишком быстро — и все меньше его оставалось до конца дня. Я говорил себе, что это ничего не значит. Она просто не знает. И все же так хотелось, чтобы Настя сделала первый шаг. Именно сегодня.

Закончился рабочий день. Можно было закатиться в бар или в клуб, одному или позвать кого-нибудь с собой. Надраться в дымину. Снять какую-нибудь телку.

О господи, какой бар, какие телки?

Дома я ходил кругами по комнате, гипнотизируя лежащий на столе телефон.

Ну позвони же-е-е!!!

Все-таки налил коньяка, чокнулся со своим отражением в оконном стекле.

— С днем рождения, Серега!

Выпить не успел: телефон завопил про Гибралтар и Лабрадор. Рука дрогнула, коньяк выплеснулся на джинсы.

Настя…

Правда?! Мне не снится?!

— Да?

— Привет, Сереж… С днем рождения…


[1] "Фиолетово-черный" — песня группы "Пикник"


75

Настя

— Ты с ума спрыгнула, Настасья? — у мамы от возмущения даже очки с носа свалились. — Что тебя с работы выгнали, это еще не повод…

— Подожди, Катя, — папа припечатал ее ладонь к столу. — Не маши руками, а то улетишь. Дай ей договорить.

На следующий день вечером я отправилась к родителям. Сказать, что уезжаю. Генка дал на раздумья неделю, даже меньше. Они с женой перебирались в Чехию, поэтому мне нужно было приехать в Царево не позже понедельника.

Разумеется, я ни секунды не колебалась. От таких предложений не отказываются. Хотя и было немного страшновато. Когда большую часть жизни о чем-то мечтаешь, всерьез не рассчитывая на это, внезапное превращение грез в реальность пугает. А вдруг все окажется совсем не так — и конец мечте.

— А что тут договаривать? — я пожала плечами. — На три месяца дом в моем полном распоряжении. Абсолютно бесплатно, кроме коммуналки и интернета. Не понравится — уеду раньше. Одна? Так я и сейчас одна живу. Далеко от вас? Не навсегда же. Мы и так не слишком часто видимся. Скайп есть, можно поговорить. За квартиру заплачу вперед. Сяду в машину и поеду.

— Что?! — мама аж подпрыгнула. — На машине?! Через всю Европу? Нет, ты точно рехнулась.

— Да угомонись ты уже, Катя! — папа повысил голос, что с ним случалось нечасто. — Ей четвертый десяток. Взрослая женщина, самостоятельная. Пусть едет куда хочет. Это ее жизнь. Ты в ее возрасте стрелки с бандитами забивала, если помнишь. Когда только начинала бизнес. И ничего, жива. Тем более Насте сейчас надо о многом подумать. Возможно, что-то в своей жизни изменить. Ей царский подарок сделали. И, главное, очень вовремя. А вот насчет машины я согласен. Не стоит, Насть. Ты дальше дачи ни разу не ездила, а тут дней пять пилить.

В итоге мама еще повздыхала и отпустила меня с миром. Я бы, конечно, в любом случае поехала, но не хотелось делать это, проигнорировав «только через мой труп». И полетела самолетом. Не потому, что согласилась с папой — добралась бы! — а потому, что вспомнила о просроченных правах. И ведь ездила же с ними. Хорошо, что гайцы не остановили. Терять несколько дней на медкомиссию и замену не хотелось. Это, конечно, лишало меня возможности арендовать машину в Болгарии, но решила, что обойдусь. Генка обещал встретить в Бургасе, а на обратном пути можно будет взять такси.

Наверно, в обычных условиях я собиралась бы неделю. А тут хватило одного дня, чтобы уложить вещи, купить билет, отнести к соседке цветы, оплатить вперед коммуналку и стоянку для Паршивца. В запале я не сообразила, что, возможно, такими скоростями нарушаю Генкины планы, но он успокоил в Воцапе: чем быстрее, тем лучше, теща болеет, Вера хочет уехать пораньше.

Прямых рейсов из Питера в Бургас не было, а сидеть двенадцать часов в Москве совершенно не хотелось. И сама по себе такая пересадка пытка, а уж в Москве… Суета отвлекла от мыслей о Сергее, пусть на время, и я вовсе не хотела провести половину суток в мучительных рефлексиях, сопровождаемых сознанием того, что он почти рядом. Поэтому потащилась через Хельсинки — обычный питерский вариант путешествий, хотя раньше старалась таких маршрутов избегать.

И все бы ничего, но в аэропорту меня опять накрыло. Всплыло, как чуть больше недели назад сидела на пересадке в Дюссельдорфе, провалившись в черную дыру отчаяния. Сейчас оно было не таким. Не острым, а вязким и липким, как гудрон.