– Это сильнее меня. – Я слабо сжимаю его накачанный бицепс. – Попробуй сесть в шаге от зверя с диким взглядом и распутной улыбкой, и посмотрим, останутся ли твои трусики сухими.

Его плечи начинают трястись, и я поднимаю глаза.

– Вот именно об этой улыбочке я и говорила.

– В душе скоро пойдет холодная вода.

– Да. Но мне нужно поесть.

– Ты можешь встать?

– Мне лень.

Мэддок вздыхает, но берет меня под руки и поднимает с пола. Я заваливаюсь на него.

Засмеявшись, я упираюсь в стену за его спиной. Его брови чуть приподнимаются.

– Ты когда-нибудь позволял девушке взять все на себя, здоровяк?

– Нет.

– Никогда не разрешал ей толкнуть тебя к стене и пригвоздить к ней? – Я провожу пальцем по вороту его рубашки. – Никогда не позволял ей делать то, что ей хочется? Например, дразнить тебя до тех пор, пока ты уже не сможешь больше сдерживать себя и начнешь умолять ее обхватить губами твой член?

Он запрокидывает голову.

– Мне не нужно умолять. Я поставлю ее на колени, и она будет только счастлива взять меня в рот.

Я хмыкаю и наваливаюсь на него всем телом. Его рука обнимает меня, чтобы удержать на месте.

– Я говорила не об этих губах, здоровяк. Я имела в виду губы ее киски. Ты никогда не умолял скользнуть в теплоту женского тела? Разве не готов был умереть, только чтобы ощутить, как она вбирает тебя в себя, сжимает и не хочет отпускать?

Мэддок издает стон, а я быстро разворачиваюсь, так что теперь моя спина прижимается к стене.

– Я уже говорил. Нет. Ты хочешь, чтобы я помог тебе раздеться, или нет?

– Нет.

Он морщит лоб.

– Нет?

– Ройс сказал, что ты просила помочь снять с тебя одежду.

– Я соврала.

– Зачем?

– Чтобы он ушел. Он так на меня смотрел.

Мэддок разглядывает меня, а потом отступает назад.

– Как смотрел?

– Ну, знаешь, широко раскрыв глаза и поджав губу, как в последнее время вы все на меня смотрите. Как будто пытаетесь залезть мне в голову. Мне это не нравится.

– Может, мы просто хотим узнать тебя.

– А может, я не хочу, чтобы вы меня узнавали.

– Может, тогда тебе стоит забыть об этом. – Мэддок хмурится и выходит в коридор. – Ужин через час.

Он отходит на несколько шагов, но я окликаю его по имени.

Мэддок снова просовывает голову внутрь.

– А Кэп… Я не хочу спускаться, если у него снова будет вид как у побитой собаки.

Мэддок облизывает губы и смотрит мне в глаза, потом кивает.

– С ним все нормально, Рэйвен.

Когда он уходит, я снимаю с себя одежду и встаю под душ. Но Мэддок был прав: вода чертовски холодная. Поэтому я быстро моюсь, вылезаю и, обернув вокруг себя полотенце, бегом возвращаюсь в свою комнату.

Упав на кровать, я таращусь в потолок, потом хватаю с тумбочки бутылку с водой. Опустошив ее, встаю.

Я натягиваю черные спортивные штаны, носки и первую попавшуюся футболку, а потом спускаюсь на кухню, по дороге расчесывая пальцами волосы.

– Что готовишь? – спрашиваю я Мэддока, тихо подкравшись к нему, и он отодвигается в сторону, чтобы показать овощи, которые нарезал.

Он шлепает меня по руке, когда я пытаюсь стащить кусочек брокколи, и тогда я беру кусок хлеба – он еще лучше поможет справиться с алкоголем.

– Обжаренную на быстром огне говядину с брокколи. – Мэддок бросает на меня взгляд и отходит к раковине, чтобы вымыть руки. – Поставишь вариться рис?

Я морщу нос.

– Э-э-э… наверное?

Мэддок пристально смотрит на меня.

– Ты не знаешь как.

– У вас есть рис быстрого приготовления? Тогда я просто засуну его в микроволновку, в этом я спец.

Он прислоняется к шкафчикам, скрестив руки на груди.

– Ты вообще не умеешь готовить?

Я поднимаю плечо и прислоняюсь к шкафчикам напротив него.

– Уверена, что смогу, если прочитаю инструкцию. Но войти на кухню и начать творить магию? Нет, это не про меня.

Мэддок кивает и вытаскивает из нижнего шкафчика кастрюлю. Потом протягивает мне мерный стаканчик и говорит, что нужно сделать. Мы промываем рис, я отмеряю нужное количество воды и оглядываюсь на него.

– А как я узнаю, что она достаточно горячая?

– Что?

– Плита.

Мэддок хмурится.

– Ты вообще никогда не готовила?

– Пекла блины в Брей-хаусе, но тогда мне помогала Виктория. Правда, без особого удовольствия. Не стала бы называть это готовкой, но несколько раз я варила спагетти.

– Но ты не знаешь, как работает плита?

– У нас никогда не было плиты.

От удивления он морщит лоб.

– А как вы готовили мясо?

– Мы его не готовили, оно очень дорогое. Мы ходили в магазин, где все стоит девяносто девять центов, покупали за два бакса упаковку лапши и банку соуса. Если нас было двое, нам хватало поесть три раза. Четыре или пять, если я была дома одна.

Мэддок опускает глаза и поворачивается к продуктам.

– Какое-то время у нас была электрическая плитка. Если мать была в настроении, а такое бывало где-то раз в месяц, то могла что-то приготовить. Но обычно она ела со своими клиентами, а я разогревала себе хот-дог, суп или что-нибудь типа того.

– То есть она ходила по ресторанам, а ты сидела дома голодная?

– Подумаешь. Там, где я жила, это считалось нормальным. Другие дети, как и я, допоздна шатались по улицам и попрошайничали.

Мэддок хмурится.

– Ты жила там все время?

Я запрыгиваю на кухонный шкафчик.

– Угу. С самого рождения в одном и том же трейлере. За моей матерью много косяков, но хотя бы здесь она не облажалась. Порой у нас не было еды или горячей воды, часто отключали электричество, но у нас всегда оставался наш трейлер. – Я усмехаюсь, вспомнив о нем. – А все, наверное, потому, что иначе ей бы пришлось платить деньги за номер в отеле, как большинству проституток. Но ее жадность не позволяла ей так поступать.

Мэддок с силой бросает нож в раковину и резко разворачивается ко мне.

– То есть твоя мать трахалась с клиентами в твоем присутствии?

Почти каждую ночь.

Я приподнимаю плечо.

– Рэйвен.

Покачав головой, я поднимаю глаза на Мэддока и вижу, что он буквально вцепился руками в столешницу.

– Такова жизнь, здоровяк.

Он наклоняется ко мне, его глаза яростно полыхают.

– Это не жизнь. Это никчемная женщина подвергает опасности свою собственную дочь.

Я разглядываю его, и чем дольше я смотрю, тем сильнее проявляется его тревога за меня.

Мэддок отшатывается, когда я поднимаю к нему руку, и возвращается к готовке.

– Проверь рис, Рэйвен.

Я закатываю глаза и спрыгиваю на пол.

Как будто я знаю, что это значит.

– Йо!

В кухню с пивом в руках входят Кэптен и Ройс.

Кэп смеется.

– Он заставил тебя работать?

– Он пытается научить меня. – Я поднимаю вилку с белым месивом. Мои плечи опускаются. – Но похоже, у меня руки из жопы.

– Ты до сих пор под влиянием водки?

– Нет. Сейчас у меня только стучит в висках.

Кэп с Ройсом смеются и начинают доставать посуду и прочее к ужину.

Мы садимся за стол, как любым другим вечером с тех пор, как они притащили меня в свой маленький мир.

Маленький мир…

Я смотрю на Кэптена, и он, подняв на меня глаза, печально мне улыбается.

Я, тоже улыбнувшись, опускаю голову.

– Ее зовут Зоуи.

Я резко вскидываю голову, двое других замирают. Повисает мертвая тишина, никто даже не осмеливается жевать.

– Ей два года, – продолжает Кэп. – В июне будет три.

У меня начинает болеть под ребрами.

– Какого цвета у нее глаза?

Вопрос срывается с моего языка быстрее, чем мне бы того хотелось.

Уголки его рта чуть приподнимаются.

– Иногда зеленые, иногда голубые.

– Совсем как у тебя.

Весело рассмеявшись, он кивает и опускает глаза в тарелку.

– Совсем как у меня.

– Кэптен… – выдыхаю я, переводя взгляд с Ройса на Мэддока, которые пристально наблюдают за мной.

Я не хочу спрашивать, но хочу узнать все. Поэтому жду.

– Она живет в приемной семье.

Я хмурюсь, откидываясь на спинку стула.

– Мать Зоуи скрывала от меня свою беременность. Я понятия не имел, что буду отцом, пока не стал им.

– Что за хрень?

– Она пришла в школу, все было хорошо, а потом ее вызвал к себе Перкинс.

Че-е-ерт. Теперь понятно, почему они так взбесились из-за моей встречи с ним.

Он запудрил ей мозги.

– После этого она ушла. Уехала, спряталась и вернулась только летом. Когда начались занятия в школе, вдруг выяснилось, что она перевелась в Грейвен, – продолжает Кэптен.

– Но мне было все равно. Когда она вернулась, я больше не хотел иметь с ней ничего общего, полностью вычеркнул ее из своей жизни. Но кто-то очень хотел, чтобы я все узнал. – Он смотрит на своих братьев, которые кивают ему в знак поддержки. – Через две недели, в школе, я нашел в своей спортивной сумке ее обменную карту. Потребовал от нее объяснений и в конце концов выяснил всю правду. Потом узнал, что она отказалась от прав на ребенка и отдала мою малышку.

– Она не могла так поступить. Как она… сделала это?

– Соврала нужным людям. Сказала, что не знает, кто отец, и никто не стал особо разбираться.

– Кэптен…

Он откидывается на стуле.

– Я сразу пошел к Мейбл. Она сделала все для того, чтобы я мог привезти ее домой, но в ночь перед слушанием заявился Перкинс.

– Он пришел сюда?

– Да, сюда. Он собрал на нас компромат, нарыл кое-что. Сказал, что если попытаюсь забрать ее себе, то потеряю навсегда. Что ни один суд не отпустит ее к нам: ведь мы живем без присмотра взрослых и с нами вечно тусуются проблемные отморозки. С юридической точки зрения мы не можем жить так, как живем, но Мейбл позаботилась об этом. Это было слишком рискованно. Поэтому я согласился со всеми условиями, которые предложили мне в суде, хотя должен был бороться. Мне разрешили видеться с ней дважды в месяц, но под гребаным наблюдением. Так будет продолжаться до тех пор, пока они не решат, что я могу воспитывать ее сам. – Он смеется пустым смехом, и мне хочется заплакать. – Моя дочь даже еще не виделась со своими дядями.