– Во-первых, привет. Во-вторых, я бы хотел узнать, что ты собираешься делать. Так не пойдёт, Тина. Мне надоело глядеть, как ты транжиришь деньги и портишь себе жизнь…


– Привет я десять раз успею тебе сказать! И потом… ничего я не порчу. – Брэндон был готов с мылом снять кожу, чтобы доказать это. В тёмных глазах заплясали отсветы… – Там знаешь, как здорово? Я начал настоящую жизнь… ничего похожего с этим дерьмом. Клянусь, Лонни!


– Где здорово, в Фоллз-сити здорово?.. – паренёк прищемил себе ногу под неуклонно растущим давлением, и братец полностью открыл створку, наваливаясь телом на починенный косяк. – Ты совсем обалдела? Испокон веков там на голубых охотились. Выкусите, страшный мистер Франкенштейн!

Брэндон схватил кипу фотографий – лучшие из того, что он когда-нибудь делал – и начал совать в сжатые кулаки собеседника. Как ни старался Лонни казаться спокойным, он всё же притворялся… а незваный гость был исполнен желания бороться до последнего. Отступать было некуда. Охотятся на педиков, да… только успокойся.

– Я же был там, и ничего! Посмотри, живой, здоровый… пара ушибов только. Глянь – вот это Лана… красивая, правда?

– Симпатичная. Если тебе нравятся отбросы… – презрительно фыркнул он. Брэндон покраснел. Он не хотел ссориться… Почему девчонки обрывают мой телефон и спрашивают Билли? Почему ты якшаешься со всяким мусором и чувствуешь себя счастливой? Какая радость – копаться в грязи и выдавать себя за парня? Прямо не отвечаешь… живёшь, как приблудный щенок… Дурость, одна дурость и ветер в голове! Бабка моя звала меня педерастом, но я стоял на обеих ногах, и сносил оскорбления. Знаю, что ты хочешь жить по-своему! Но кому это надо… и кому нужна ты, лишённая умения жить, маленькая глупая дурочка? Легенды не помогают тем, кто упал в глубокую яму…

– Я собираюсь попросить её стать моей женой. – Брэндон был сумасшедше влюблён в девушку… с которой только что познакомился.

– До или после операции по смене пола? – Лонни устал… и хотел есть. Шикарный ужин – макароны с сыром – стыл на столе. В обычную жизнь на полной скорости врубилась чужая искромётная история… Он не был спасательной жилеткой. И хотел знать правду… – Когда ты скажешь ей, что ты девчонка?

– Закрой рот!.. – на его лице мешались разочарование, обида, непонимание и отрицание сказанного. Брэндон не хотел сочинять истории в единственном месте, где про него знали всё . Противный страх начал вытягивать душу… – Это совсем другое дело! Понимаешь? Совсем отличается от того, что было раньше… Я не хочу врать. Но будет лучше, если… знаешь ведь, для всех это травма, а для меня тем более… Я же говорил тебя, что у меня денег нет, чтобы ходить ко врачу! Диагноз – транссексуализм – у меня есть. Я успею всё сделать… и как-нибудь всё устрою. А пока… У меня с ней всё получается, Лана… она самая чудесная, самая замечательная. Я верю, что всё будет O’K. На этот раз я ничего не налажаю… – он поцеловал фалангу пальца в знак удачи. Лонни покачал головой, хмурясь.


– Что я думаю… Так это то, что тебя скоро поймают и навсегда упекут в тюрьму. Ты – как беспокойная мошка, которая всем въелась по печёнку… За решётку, на замок тебя посадят. И ты будешь счастлива…

… Чтобы засыпать девушек подарками, Брэндону нужны были деньги. Он не видел ничего плохого в том, что возьмёт из кошелька, набитого баксами, небольшую сумму… потому что всё это шло к тем, кого он любил. Красивые личики, милые мордашки… Он был неподражаемым ухажёром.

«Март 1991 – обвинение в краже на сумму 500 $ США на рабочем месте. Июль 1991 – обвинение в мошенничестве второй степени. Подделано 7 чеков на сумму 450 $ США. Пострадавшие неизвестны. Возможно, использована кредитная карта Дорис Брэндон.

Апрель 1991 – обвинение в мошенничестве второй степени.»

Чёрт… тюрьма – это позор. Да ещё в таком затхлом местечке, как Линкольн, где крикнуть можно на одной улице, и отзовётся у другой… Чтобы приобрести милые сердцу безделушки для бросившей его девчонки, он воровал у всех: даже у бабушки Дорис, которая уплатила залог, и у подруги Сары, с которой жил и воспитывал её ребёнка… он был в отчаянии. Те девочки, которые успевали узнать про это (мать не гнушалась ходить по всем его пассиям со свидетельством о рождении и фотографиями, доказывая, что «это моя дочь, я её родила и знаю всё про пол!»)… обращались с ним, как с кретином. Сев на 18 месяцев – никакого телевизора, наркотиков и оттопыривающегося гульфика! – он пробовал покончить с собой… клиника… А потом кольцо сомкнулось опять; уплата счёта… уколы гормонов и триумфальный выход из страшной камеры. Чтобы убежать, Брэндон не наносил визитов домой и жил в трейлере у новой подружки, Реанны. Она звала его «Мистер Правильный»… Что не мешало проявлять глупое любопытство – найдя искусственный пенис в паре носков, она засыпала его вопросами. Много было разговоров – истерики, плач, драки. Вмешались родственники… бывшие девчонки, изводя Реанну, пытались втолковать ей нелицеприятную правду. «Чёрт, ты всем нравишься! Они тебя до сих пор хотят!!» И она от него ушла… «Я всё думаю… а что, если отпущу тебя, и ты на самом деле чокнешься…» Реанна тяжело переживала разрыв. Он не хотел страданий, и поначалу занимал деньги у Аллена, умершего с песней о "другой комнате в другом мотеле" на губах. Трансгендеры – притесняемый класс. Откуда может быть хренова куча денег на мужскую одежду, счета от психиатров, компакт-диски, карточки и цветы?

«В середине 1993 года предъявлено обвинение в восемнадцати преступлениях. По большей части – мошенничество, обман и неявка в суд.»

Брэндон натянул капюшон на голову, ему очень хотелось уйти. Появилось давление в области мочевого пузыря. Скамейка была отполированной тысячью, наверное, свидетельских штанов… и сидеть на ней было неудобно. Мантия судьи колыхалась от исторгаемого густого баса.

– За преступление, которое вы совершили, будучи в нетрезвом состоянии… а именно – хищение государственного имущества, вы приговариваетесь…


– Законом штата! Прошу внимания!..


– Кеннет Пирс, вы приговариваетесь к двум годам лишения свободы в юношеской исправительной колонии…


– За угон автомобилей, с регистрацией семи случаев, вы приговариваетесь к…


– Ада Джексон!..

«Билли Бринсон, Брэндон Тина, Тенна Брэндон, Брэндон Уэйл, Тин Брэймори, Чарльз Брэйман…»

– Тина Рэне Брэндон… Дело № 72391! Прошу внимания! Угон автомобиля…

О Джон Мария Иисус! В этом-то всё дело?! У того пекаря с красной фуражкой? Чёртов «джип», который на металлолом надо было везти? Да я ему услугу оказал! Что вы… вы натворили! Депрессия из-за такой мелочи!.. Тьфу, дьявол…

Фотоаппарат. Профиль на фоне разлинованной стены, анфас. Угрюмое выражение лица, запавшие щёки… короткая стрижка… недоумевающие детективы с чашкой кофе в руках. «Эй, пацан! Ой, простите, барышня… курточка у вас ничего, модерновая. Повернитесь-ка…» Поворот с нарочитой медлительностью. «А с машиной что случилось?» «С Полом Заггерманом свалили её в кювет… на 15 шоссе, он же всё и устроил… Извините, сэр. Я могу идти?» Глянцевое фото – длинные волосы, приоткрытый в изумлении рот. Тина. Тина-сорванец. Уродка паршивая!

Как здорово пахнет навозом посреди этих ровных кукурузных рядов… засохшие обломанные стебли, твёрдая земля… корочка инея хрустит под каблуком… мотылёк летит дальше, на безлюдное шоссе… А он стоит, прижавшись к столбу… на котором, наверное, сотни объявлений налеплено – с тех пор, как в здешнем кинотеатре Лорен Бэколл стала звездой… и открывает дверь машины. Стекло посыпалось, ну и плевать… ключи под сиденьем. Никто не будет в обиде. Жизнь без риска – вообще не жизнь… Кто бы рассказал об этом копам?

Прямоугольная печать оставила тяжёлый оттиск с красной каймой.

Не явилась.

Не явилась.

Не явилась…

… Да уж, что ему было делать в четырёх стенах? Если рассвет он встречал за рулём потрёпанного «седана», то в сгустившуюся темноту лихо въехал на мопеде. Лонни всё сделал, чтобы избавиться от нерадивого кузена. Вот и получился из него провинциальный «бунтовщик без причины», который предпочитает не Сан-Франциско и свободу слова, а захолустный Фоллз-сити с его барами и симпатичными девушками… Ему нравилось, как свистит ветер в ушах. Хотя в пределах города нельзя было превышать скорость, но в тот день он плевал на ограничения, с рёвом проносясь по засыпающим улицам. Лана снова работала в вечернюю смену. Здание фабрики на берегу реки Немахи… Не доехав до моста, он остановился и стал разглядывать его. Панорама – как для ночных открыток – курившийся над трубами дым, разноцветные огни, ровный ряд окон, бросающий голубоватые отсветы на асфальт, чёрный силуэт монолита. Сюрреалистический вид беспокоил его. А может быть, это свидание так раздразнило аппетит голодного до любви парнишки… Нет, как он бегал по знакомым в Линкольне, сбиваясь с ног – в районе была плохая телефонная связь, как искал хоть одного индивидуума со свободной трубкой, как потом сжимал эту трубку в побелевшем кулаке и, разглаживая смятые записки, звонил Тисдейлам… Набор – и не туда. Женский усталый голос, эмоции через край, он чуть не прыгал на месте! Зудящая боль от минутного страха – всё, его бросили и не хотят видеть там, где всё так хорошо шло! На предварительное слушание об его деле по краже автомобилей он так и не явился. Зато теперь, продрогший и хмурящийся, разглядывал здание фабрики… Он не был неистовым соблазнителем, он уважал девушек, хотя чисто по-мужски пользовался их неопытностью и своими очаровательными манерами. И теперь поджилки у него дрожали, как от дозы алкоголя – это чувство знакомо всем, будь парень капитаном школьной футбольной команды, атлетом и забиякой, или тихим очкариком, проводящим время за микроскопом. Желудок пуст, глаза трогательно доверчивы. Он хотел Лану… он хотел показать ей, чего стоит. Без спешки. Так редко ему удавалось побыть в обществе видной девушки, в которой так причудливо переплеталась хрупкость и неведение относительно того, что есть лучшее, чем пьянки в баре…