— Да ничего бл*дь с ней не случится! Он любит ее, понимаешь? Он ее хочет.

— Что ты несешь? Он так сказал?

— Нет, но это и так понятно. Крышу у мужика сорвало, может рыжая так на всех действует? Хотя мне она вообще никак, не терплю стерв. Как ты попал, братец, смотреть больно. Связался с сукой, считай ты труп. Успокойся. Переболей, — Марс протягивает мне руку.

— Бабло поделим и сваливаем. У нас пара дней. Как раз в этот момент мои люди передадут рыжую в руки отчима.

— Через два дня?

— Ага. Ты же не думаешь, что он оставит нас в покое? Надо валить и быстро. Куда хочешь? Давай двинем на острова, найдем райский уголок. Уверен, рыжую там можно найти, и не одну… Будем пить текилу и валяться на пляже, трахать девок. Отсидимся, а потом займемся новым бизнесом где-нибудь в Европе…

Марс, погруженный в рассуждения и планы идет к машине. Встаю и прихрамывая направляюсь к своей.

Пусть думает так. Пусть плавает в своих радужных мечтах. А я отправляюсь за Крапивой. Немедленно.

Глава 18

POV Анжела

Меня трясет, мысли путаются, дыхание тугим комом застряло в груди. Думала, Макс вернулся, но когда увидела, что в комнату входят двое мужчин, сразу поняла — случилась беда. За все время что нахожусь в плену Макс ни одному мужчине не позволял приближаться к нашей комнате. Нашей… общей. Я привыкла к мысли, что мы вместе. Привыкла к тому, что теперь не одна, что у меня есть мужчина. Горячо и страстно любимый мной… Самый близкий…

— Вставай, — рявкает один из мужчин, а когда не подчиняюсь, больно хватает за плечо, вынуждая выполнить его приказ.

— Что происходит? — спрашиваю дрожащим голосом.

— Кто ты такая, чтобы мы тебе отвечали? Марс приказал. Двигай.

Ну конечно, старший братец, и здесь без него не обошлось! Как же я ненавижу его! Родственников не выбирают, но этот… пес бешеный, которого только пристрелить, иначе не справиться! Меня раздирают эти мысли, когда мужчины волокут меня по дому, вытаскивают на крыльцо. Вижу Макса, который стоит рядом с братом. На секунду вспыхивает надежда, потом страх — что если они заодно? Что если Патов играл со мной, а теперь выбрасывает как вещь… Что они хотят сделать со мной? Вдруг заметают следы? Вдруг убьют и закопают в лесу?

Снова борюсь, вырываюсь изо всех сил, глупое и безотчетное желание бежать, хоть понимаю, что совершенно некуда. И тут Макс бросается на мужчин, что держат меня, затевается потасовка. Сначала стою как истукан, тут же забыв, что хотела бежать. Надо помочь Максу. Он не справится. Его убьют из-за меня!

Ему удается справиться с мужчинами, но ненадолго. Чувствую его прикосновение, но оно длится не дольше секунды, потом снова его отрывают от меня. Касание его ладони к моему запястью… продолжаю ощущать его отпечаток, словно огненное клеймо, поставленное на кожу, чтобы остаться там навсегда.

Меня тащат к какому-то фургону, и теперь я уже не сопротивляюсь, боюсь, что так сделаю хуже Максу. Он в отчаянии, я чувствую даже на расстоянии — ему больно. Брат предал его. Все решил по-своему.

Через минуту в фургон вталкивают Штайн. Она бледная и трясущаяся. Когда-то подобный вид принес бы мне удовлетворение. Но не сейчас. Мне уже все равно. Отворачиваюсь от нее. Закрываю глаза, молясь чтобы пришло беспамятство. Не хочу плакать и умолять, выглядеть такой жалкой, как Элла.

* * *

Долгая дорога в фургоне, невидящий взгляд в окно, не могу ни говорить, ни шевелиться. Штайн не выдерживает молчания и начинает говорить сама с собой. Бормотать о Давиде, о моей матери, о Марсе. Хочется вцепиться ногтями ей в лицо, но я этого не делаю. Все мысли крутятся вокруг Макса. Как он сейчас. Жив ли? Вот что больше всего волнует. Надеюсь Марс не настолько отморожен, чтобы убить собственного брата.

Одна лишь мысль о подобном и сердце пронзает острая боль.

— Выпустите меня, твари! — снова кричит Элла, вскакивает со своего места и тут же получает удар по лицу от одного из мужчин, что сопровождают нас. Штайн падает на колени, закрыв руками лицо и начинает рыдать. Безудержные всхлипы вырываются из груди и сотрясают ее тело, постепенно переходя в стоны.

Крепко зажмуриваюсь, проклиная собственную глупость, что когда-то могла довериться этой жалкой суке. Сейчас она просто разбитая жизнью, жалкая старуха. Почему я не рассмотрела ее гнилое нутро раньше? Потому что была зациклена на себе. И вот судьба лишний раз тыкает носом в грязь, в которой я раньше барахталась. Показывает людей с изнанки. Это противно. Элла сейчас омерзительна. И я снова зажмуриваюсь.

Наше автомобильное путешествие вскоре заканчивается — подъезжаем на взлетную полосу, нас запихивают в вертолет. Еще одна истерика от Эллы, на этот раз она затихает стоит одному из мужчин замахнуться.

Я, напротив, полна хладнокровия и равнодушия. Мне страшно, но эмоций не осталось. Только апатия и горечь. Мне уже все равно, что будет дальше.

Весь полет думаю про Патова. Вспоминаю каждый день, проведенный с ним. И каждую встречу, когда работали вместе. Взгляды… желание. Невозможность, казавшуюся тогда пропастью между нами. Притяжение.

И понимаю, что именно в этот период была счастлива как никогда в этой жизни.

Тем временем, вертолет идет на посадку. От усталости и нервного истощения чувствую, что нахожусь на грани обморока. В боковое окно удается смутно разглядеть местность, куда садимся. Снова заброшенная взлетная полоса, вокруг лес…

И знакомая машина… Давида. Снова и снова моргаю, тру глаза, не в состоянии поверить, что это реальность. Что мне не привиделось. Я была уверена, что меня везут убивать. Иначе какой смысл в этом всем? Зачем Марсу ругаться с братом? Забирать меня у него? Или отчим просчитал их? Выяснил куда везут… Спас меня в последний момент? У меня кружится голова, путаются мысли. Я истощена морально и физически, но не знаю откуда берутся силы, выскакиваю из вертолета и бегу к машине. Странно что мои стражи ничего не делают, чтобы остановить. Но мне сейчас не до анализа их поведения.

Ничего не соображая, просто тянусь к единственному близкому существу, которому пусть не верю… но я хотя-бы его знаю. В отличии от окружающих меня вот уже несколько часов абсолютно незнакомых, хмурых и немногословных мужчин…

Давид выскакивает из машины мне навстречу, и я едва с ног его не сбиваю. Захлебываясь слезами, прячу лицо на его груди. А он гладит меня по голове ласково, прижимает к себе. За спиной раздаются выстрелы, пытаюсь обернуться, но отчим все крепче прижимает мою голову к себе. Не дает отстраниться.

Когда все стихает наступает буквально звенящая тишина. Зловещая.

Я все же вырываюсь из объятий и оборачиваюсь. Люди, которые привезли меня сюда — мертвы. Мужчины с автоматами хотят от тела к телу, рассматривая, добивая короткими выстрелами в голову, пиная носками ботинок.

— Ни одного брата среди них, — отчитывается самый крупный автоматчик, подходя к Давиду.

— Жаль, — пожимает плечами отчим. — Но ничего, достанем их ночью.

Понимаю, что он говорит про Макса и его брата и сердце сжимается от ледяного ужаса.

— Вы же договорились? — вырывается у меня. — Так зачем убивать? Они сказали… что если вернут меня… все улажено.

— Я заставил их поверить в это, да. Но ничего не улажено, — лицо Давида бледнеет от ярости. — Никто не смеет нагибать меня, угрожать мне и похищать мое… мою девочку, — поспешно поправляется он, но у меня в голове застревает это «мое», прямо иглой колет.

— Не нужно никого убивать, — повторяю настойчиво. — Они меня не обижали… все хорошо. Ты можешь простить их? Можешь это сделать, ради меня?

— Не могу милая, — улыбается Давид и гладит меня по щеке, а потом его большой палец скользит на мои губы, слегка надавливает. Интимный жест вызывает во мне отвращение, и я отшатываюсь. Хочу отойти прочь, но отчим не позволяет.

— Что ты делаешь? — спрашиваю ошеломленно.

— А ты все еще не догадалась? Почему так важна для меня… Почему так трясусь над тобой…

— Ты мой отец! То на что ты сейчас намекаешь… отвратительно!

— Не-а. Никакой я тебе не отец, и ты отлично это знаешь. Ты тоже чувствуешь тягу. Всегда ее ощущала. Только запрещала себе…

— Нет! Я никогда в жизни ни единой секунды не думала о подобном! Это омерзительно…

На несколько секунд меня охватывает полный ступор, голова снова кружится, теперь еще и тошнит… То, на что намекает Давид настолько отвратительно и ужасно… И моя бедная мама… Неужели она пострадала из-за этого?

— Значит это правда? — кричу ему в лицо, бросаясь на отчима, толкая его в грудь изо всех сил. — Ты убил мою мать?

— Разумеется нет, — отвечает он предельно спокойно.

— Я тебе не верю!

— Зачем, подумай? Зачем убивать то, что и так почти мертво. Я жалел ее. Но никогда не любил. Только тебя… Я не садист, Анжела. Наоборот, стараюсь быть справедливым, всем воздавать по заслугам.

— А что заслуживаешь ты? — спрашиваю и мой голос дрожит от ненависти.

— Тебя. Я так долго этого ждал… Наверное, с момента твоего четырнадцатилетия. Ты хоть представляешь, что такое ждать так долго? Я не педофил и не маньяк. Не хотел ранить твою психику, и ждал, ждал… бесконечно долго, даже когда ты выросла.

— Ты маньяк! Я всегда чувствовала, что мама заболела неспроста. Что ты спровоцировал это… Закрыл ее в клинике.

— Тут ты права. Но ради ее же блага. Она реально помешалась на мне, душила любовью. А я любил тебя, только тебя. Мое рыжее совершенство, — Давид протягивает ко мне руки.

— Ты убил моего парня!

— Одного… может двух. И Патова убью. Не сомневайся. И, наконец, больше их не будет. Я устал ждать. Я теперь вдовец. Ты выйдешь за меня и будешь счастлива. Очень. Даже не представляешь, я осыплю тебя золотом.