Сомнения во мне поселила, и я почувствовал эту легкую тварь-надежду. Подлую, хрупкую. Она шевелится, оживает, и я раздумываю, раздавить ли ее в зародыше или дать расти, крепнуть. Мне б хотя бы за что-то уцепиться. За какой-то обрывок нити потянуть и начать распутывать клубок, если он есть. И я лихорадочно скрюченными пальцами шарю, но не нахожу ничего.

Вспомнил, как брат с одним айтишником дела вел. Тот все пленки на подлинность проверял. Эту… позорную грязь кроме меня никто не видел. Может, Бакит и рассчитывал на то, что такое не спешат кому угодно показать? Слишком отвратительно и унизительно, чтоб кто-то видел, как тебе, лоху, рога ставят, да так, что блевать хочется. Но я пообещал ей. Даже не так… не ей… а себе. А вдруг. Может быть именно вот здесь оно и есть. Та самая ниточка. Я ее нащупал, но не тяну. Набрал номер парня. Тот ответил не сразу, но меня узнал.

— Дело есть. Только сболтнешь кому — в асфальт закатаю.

— Лишние предупреждения, Максим Савельевич.

— Предупреждения никогда лишними не бывают. Помощь твоя нужна. Файл один пробить на подлинность. Куда скинуть можно, чтоб не засветить?

— Я дам электронку. Там все самоликвидируется после скачивания. Вам, кстати, Андрей Савельевич сбрасывал расшифровку переписки? Я восстановил все.


Я медленно закрыл глаза и под пальцами бокал затрещал. Переписка… мать ее. Выдержу? Сейчас, когда надежда опять появилась и уже скорчилась в страхе смерти. Какая-то часть меня злорадно хохочет, а какая-то начинает снова кровью истекать.

— Не скидывал. Скинь на адрес, с которого файл пришлю.

Через пару минут отправил ему видео, он отзвонился, что получил.

— Сколько времени уйдет на определение подлинности? Меня волнует, есть ли монтаж, один ли и тот же человек снят на пленку на протяжении всего ролика.

— Пару суток займет, Максим Савельевич. Если сильно постараться — полтора дня как минимум.

— Сильно постарайся. Я буду благодарен лично.

— Вам расшифровку кинуть на эту же электронку?

Стиснул зубы.

— Да.

Когда получил файлы, пока скачивал — от напряжения пот градом по спине катился. Удалил электронку, как только закачался последний. И открыть не мог. Рука тряслась. Пару секунд пожить с той жалкой тварью-надеждой, которая уже знала, что умирает…

А потом я хохотал. Как чокнутый. Захлебываясь, запивая дорожки кокса неизменным виски и прокручивая колесико мышки ниже и ниже.

Она писала ему то же самое, что и мне. Словно копипейстом нам слала. Я дочитал до конца. Потом перечитал и снова Глеба набрал, уже не узнавая свой голос:

— Откуда сняли разговоры?

— С ее ноутбука. Ай пи совпадает с вашим домашним. Файл с смсками с ее телефона. Распечатка переписок по мессенджерам. Все принадлежит ей.

— Это можно подделать?

— Теоретически да, но…

— Меня интересует практически. Ты бы, если захотел, смог бы?

— Да. Не так-то легко, но смог бы. При соответствующем доступе к гаджетам.

— Хорошо. Жду отчета по видео.

Отключился и в который раз в стену со всей дури и руки в кровь. Уже привык к этой боли. Даже не чувствовал ее.

Снова взгляд на переписке остановился.

"— С Ахмедом, значит, встречалась, сучка?

— С братом делиться не любишь? Проблема с детства?

— Не дерзи. Язык оторву.

— Да ладно тебе. Перепихнулись пару раз. Делов-то. Он не в моем вкусе.

— Где? К нему ездила? Когда?

— Нет. Забрела к одной общей знакомой вчера. Он там был. Развлеклись на троих.

— С Ксю, что ли?

— С ней самой. В Раю ее побывали.

— Сука ты. Всегда знал, что сука.

— Твоя сука. Остальные так. Развлечение. Соскучился по мне?"


Я откинулся на спинку кресла. Анестезия заглушала приступы агонии, насколько это было вообще возможно. Ксю… В Раю побывали. На ум приходило только одно место. Клуб Парадиз. ВИП-заведение с элитными шлюхами любого калибра и пола. Хозяйку притона знал лично еще с той жизни, когда сам подобным подрабатывал. Земля, сука, круглая-прекруглая. Мне к этой мадам так или иначе надо на поклон идти. Я обойти ее хотел. Не шибко любил ворошить свое прошлое. Поднимать лишний раз грязь со дна собственного болота, из которого выплыл не так чтоб давно. Тахир должен был со мной сделку одну провернуть, и взамен я кое-что у него брал. Для личного пользования. Курьер меня на него вывел. Кроме Тахира оставались Ксю и Ахмед, чудом умудряющиеся не перегрызть друг другу глотки. Посмотрел на дату переписки и застонал. Полгода назад.

Зазвонил сотовый. Тот, что только у Фимы и парней из дома у озера. Личный я вырубил еще неделю назад.

— Да.

— Я все уладил, Зверь. Они думаю, что Тахир свалил после разборки с цыганами.

— Понятно. Молодцы.

— К ночи озеро льдом прихватит. По весне затопит все окончательно. Никаких следов. Шлюх припугнули.

— Хорошо, Фима. Свободен пока.

Отключился и несколько секунд смотрел на сотовый. Номер Ксении я помнил наизусть. Память у меня чрезвычайно интересная, избирательная: я либо помню наизусть тридцатизначные номера, либо одну цифру не могу вспомнить.

Какое-то время она была моей любовницей. Мы расстались красиво. Хотя, кто его знает, я так считал, а как считает брошенная любовница, одному черту известно. Придется напомнить ей о себе и заодно проверить, кого она видела полгода назад.

Кокс я, в принципе, мог у нее и так брать, через барыг. А мне нужна она лично. Чтоб разговорилась… И еще — я хотел чужое тело. Хотел окунуться в грязь. Мне это было нужно сейчас.

* * *

— Изменился. Возмужал. Сукин ты сын. Как был красивым подонком, так и остался. С чем пожаловал, мальчик? Только не говори, что скучал по мне.

Она всегда называла меня "мальчиком". Не знаю, меня ли одного. Но мне было плевать по большому счету. Я смотрел, как Ксю разливает в бокалы вино и думал о том, что мне не нравится эта официальность. Так принимают именно бывших. На дистанции. Сейчас мне эта дистанция с ней не была нужна. Она тоже изменилась. Как-никак далеко за сорок, но шикарна.

Выглядит на все сто. В сексуальном черном платье до колен, туфлях на высокой шпильке и блестящими каштановыми локонами, вьющимися по плечам. Грудь из декольте вываливается, ноги от ушей. Бывшая модель. Следы былой красоты. Она мне напоминала породистую суку. Но как была шлюхой, так и осталась. Правда, очень дорогой шлюхой. Такие по карману не многим, и их цена измеряется далеко не по часам, и далеко не одними лишь плотскими удовольствиями. Ксю могла продать и добыть информацию, могла помочь, могла зад прикрыть или подставить свой для любых извращений. Таких в свое время под врага подкладывали.

— Как можно не скучать по такой женщине, как ты, Ксения?

Усмехнулась уголком ярко накрашенных губ и протянула мне бокал. В зеленых глазах сверкает похоть и недоверие. Не знает, зачем пришел. Опасается. Потому что мальчик уже давно не просто дорогой девайс из ее притона, которому она подкидывала клиенток. Она знает обо мне предостаточно, чтобы понимать, кто есть кто. На сегодняшний день.

— Очень просто. Как это делал ты в течение последних лет после того, как вылез из моей постели и решил, что тебя порочит связь со мной.

— Как можно? Наоборот. Я не хотел порочить тебя связью с таким ублюдком, как я.

— Не морочь мне голову, мальчик. Я всегда знала, что у тебя прекрасно подвешен язык, и иногда мне нравилось слушать, как красиво ты поешь или как грязно материшься.

— Или как искусно использую язык и по другому назначению, пока ты дергаешься, связанная и политая воском, — я схватил ее за руку и потянул к себе, но она смотрела на меня сверху вниз и не торопилась упасть в мои объятия.

Запищал сотовый, и я, бросив взгляд на дисплей, ответил.

— Да.

— Пару тачек засекли, Зверь. В периметре.

— Ведите. Пробейте номера. Отзвонитесь потом.

В этот момент она сжала мои волосы:

— Ты по делу?

— По делу.

Резко встал с кресла, забыв отключить телефон, развернул ее спиной к себе и плашмя уложил на стол, выкручивая руки за спиной и затыкая ей рот ее же трусами, которые стянул, пока она виляла задом и пыталась освободиться.

Через минуту пела уже она. В иных тональностях, с визгами и надсадными стонами, заливаясь слезами, когда я порол ее упругую задницу ремнем, пока долбился в нее, думая о том, что мне до безумия хочется затянуть им ее шею и дернуть до характерного хруста.

— Так кто я? Мальчик? Забыла, как меня называла?

Мычит и вертит головой.

— Забыла, чьи сапоги вылизывала и умоляла кончить тебе в рот?

Судорожно сжимает меня изнутри, а я смотрю на стену и долблюсь в нее в одном ритме, впиваясь в волосы и раздумывая о том, не останутся ли они у меня в руках, если дерну посильнее, или не лопнет ли силикон, придави я ее сильнее к столешнице. А еще о том, как моя женщина вот так же выла под гребаным Бакитом, пока тот ее драл, как последнюю… Как писала ему сообщения, как рассказывала о других мужиках, как врала мне, тварь, изо дня в день, ложилась со мной в постель, смотрела мне в глаза, а сама воняла всеми ими, а я боготворил ее. Молился на каждый ее вздох. Боялся боль причинить. Сломать. Только это она меня ломала все время. Все долбаное время она делала из меня последнего лоха, из меня и из брата моего. Семью нашу в пепел превращала. Смотри, малыш, как я других… Ты бы выла, если бы увидела? Ты бы почувствовала, как это гореть живьем? Ты бы, тварь, подыхала, как я сейчас?

Я бы заставил тебя смотреть, если бы знал, что тебе хотя бы на четверть так же больно, как мне.

Мычание Ксю иногда возвращали в реальность, но мне было плевать на нее. Я знал, что ей нравится, чувствовал, как она кончает, и полосовал ее зад сильнее и сильнее. Сам так и не кончил. От кокса стоит, а разрядка — она в мозгах… и они не здесь. Они там. В доме у озера, где надежда раздавленная у ЕЕ ног валяется, уже окоченела.