Юлия Еленина - Паутина Фрейда

А потом я почувствовала, как его рука поднимает подол платья.

— Не смей повторять вчерашнюю выходку, — выдавила из себя.

— Вчерашнюю? — усмехнулся он. — Будет гораздо лучше… или хуже.

Платье на пояснице, я под весом постороннего мужика — что может быть хуже? Через секунду поняла… Господи, нет! Он не сделает. Но после я услышала звук расстегиваемого замка. Короткий, молниеносный.

Ширинка.

Нет, это просто очередной его ход. Очередной раунд, который он пытается выиграть.

Я так себя успокаивала или просто позитивно мыслила? Да черт его знает!

Но не верила, что он это сделает.

А зря…

Я просто резко почувствовала проникновение. Сразу резкое, глубокое и даже немного болезненное. Еще и ткань трусиков, который он просто отодвинул в сторону, немного впивалась в кожу.

Нет, нет, нет! Я, черт возьми, не могла еще осознать, что во мне член, мать его, Ратомского. Толчок…

И я резко начала вырываться.

— Думаешь, сильнее меня. Тогда сейчас будет больно.

Он придавил мою спину к столу своим торсом, сжав коленями мои ноги. Одна его рука перехватила запястья, зафиксировав их над моей головой, а вторая — вскользь прошла по ноге, а потом перехватила бедра.

Все так, как он и хотел — больно. Каждое его движение отдавалось болью внизу живота. И он не дал мне ни шанса, чтобы принять более удобное положение.

Я чувствовала его тело сверху, его толчки во мне, которые в таком положении, кажется, просто выворачивали все внутри. Но в тоже время… О нет, это просто физиология. Или я мазохистка. Но, расслабившись, ожидая, чтобы все это скорее закончилось, я даже начала чувствовать какую-то отдачу.

И вдруг от неожиданно нахлынувших ощущений я привстала на носочки, тем самым неосознанно подавшись к Ратомскому. Он хмыкнул, слишком удовлетворенно и снова победно.

Теплая жидкость потекла по моим ногам, и я в тот момент отрезвела. Что это только что было? Он меня поимел как последнюю шлюху — вот ответ.

Меня трясло. И я просто сползла на пол, когда перестала чувствовать тяжесть тела, что придавливало меня к столу.

Ненавижу!

Я так и хотела крикнуть, но Ратомский просто натянул штаны и, достав ключ из кармана, покинул кабинет.

Ошибка.

Теперь козыри у меня на руках. И он мне это показал.

Он хочет меня. Даже получив, все еще хочет. Иначе бы не ушел. Нет, он просто сбежал.

Отлично, Ярослав Владимирович, на этом и сыграем. Такое не прощается. И мстить я буду со вкусом. Пусть мы и так уже слишком сильно запутались. Только в этот раз я стану пауком, а ты — мухой.

Я не хотел…

Нет, вру. Хотел, но не так.

Уже неделю я просто схожу с ума, не думая ни о чем и ни о ком, кроме нее.

Я искал оправдание себе, искал ее вину в случившемся. Может, я и не белый и пушистый, но с женщинами никогда жестоким не был.

А тут просто крышу сорвало.

Никогда не думал, что баба может так бесить и возбуждать одновременно. И именно от этого непонимания, неспособности разобраться в себе я просто слинял после всего, что случилось. Интересно, а что бы было, если бы остался?

Что же, этого уже не узнать.

Блядь, может, поговорить с ней?

Ага, очень мило получится! Я не хотел тебя трахнуть, но хотел тебя трахнуть. Полное дерьмо!

Черт знает какая по счету за эту неделю ручка треснула у меня в руках, и тут же в дверь раздался стук.

— Да?

— Ярослав Владимирович, — вошла в кабинет Ирина. — Тут документы принесли.

— Давайте, — сказал я.

Она положила документы передо мной на стол и спросила осторожно:

— Может, кофе?

Я отрицательно покачал головой. И так уже наполовину состою из кофеина и никотина, хотя курить бросил лет десять назад.

— Ярослав Владимирович, — обернулась Ирина уже в дверях, — скажите… — она замялась. — Впрочем, нет… Ничего.

— Вернитесь!

Секретарша вздрогнула и, опустив голову, вернулась к столу. Я поднялся и подошел к ней, глядя, как она нервно теребит пуговицу на блузке.

— Как вы думаете, — подняла она наконец-то глаза на меня, — могла Алиса не сама?.. Ну, то есть мог ли ее кто-то?..

Ирина не произнесла это слово, но я понял. Только вот откуда такие мысли? Спустя почти три месяца. Или она их все это время носила в себе и только теперь решила поделиться?

— Откуда выводы? — спросил я, нахмурившись.

— Где-то неделю назад я разговаривала с ее психологом… — неуверенно начала Ирина, а я сжал пальцами край стола, всерьез подумав, что деревянный краешек отколется под моей рукой.

— И?..

— Я не знаю, как так вышло, но именно при встрече с Диной Анатольевной у меня и возникла эта мысль.

— И о чем вы говорили?

Ирина нахмурилась, а потом вроде как сама удивилась:

— Да ни о чем. И что-то новое она вряд ли бы от меня услышала. Уже знала все.

— Что она знала?

— Я думаю, она разговаривала с кем-то из института, где мы с Алисой раньше работали.

Ну, сука! И не боялась же, продолжала копаться в нашем прошлом. Снова появилось желание свернуть ее тонкую шею, услышать хруст позвонков.

— Ирина, поверьте, — как можно спокойнее сказал я, — следствие пришло к выводу, что это самоубийство, как бы мне самому не хотелось в это верить.

— Конечно, — кивнула она. — Я пойду?

— Идите.

Интересно, она продолжает удовлетворять свое любопытство или успокоилась? И, в принципе, ей не обязательно было устраивать допросы в институте. Одного человека для рассказа всей истории хватило бы.

Я набрал номер Калинина, стараясь не сломать очередную ручку, и, услышав ответ, сказал:

— Добрый вечер, Андрей Григорьевич.

— Ярослав Владимирович? — удивился он. — Чем обязан?

— Скажите, что вы рассказали Дине Сивцовой обо мне, об Алисе?

Повисла небольшая пауза. Не поверю, что Калинина можно выбить чем-то из колеи, а время на расшаркивания и раскланивания терять не хочу.

— Вы знаете, — все тем же ровным тоном продолжил он, — в работе консультирующего психолога есть такое понятие — конфиденциальность называется, так что от меня Дина Анатольевна о вас и вашем прошлом точно не могла узнать. А что касается Алисы, то я за десять лет виделся с ней два раза, а ворошить прошлое, тем более рассказывать о нем не в моих правилах.

И как заливает. Прямо заслушаться можно. Да и придраться не к чему.

— Андрей Григорьевич, вы с ней спите? — вырвалось у меня, причем даже как-то резко.

Калинин усмехнулся в трубку и все так же спокойно продолжил, сразу догадавшись, о ком я говорю:

— Ярослав Владимирович, я не тот человек, который поставит на кон свою репутацию и карьеру из-за красивых глаз и обалденного отсоса. А Дина Анатольевна, насколько мне известно, счастлива в браке. Поэтому мне и не понятно, почему в вашем голосе проскользнуло такое раздражение вкупе с ревностью.

Как меня задолбали эти чертовы психологи, которые считают, что знают все и обо всех.

— Вам показалось, Андрей Григорьевич. Спасибо за содержательную беседу, — теперь сарказм я даже не пытался скрыть.

— До свидания, — попрощался Калинин и повесил трубку.

Слова о карьере заставили поверить ему. Значит, не он. Значит, она довольно-таки напряглась, чтобы собрать информацию. Просто интерес или что-то большее?

Думать я больше не мог, катастрофически начала раскалываться голова. Подписав документы, взял пиджак и вышел из кабинета.

— До свидания, Ирина, — кивнул я секретарше.

— До завтра, — ответила она, выключая компьютер.

Не знаю, как доехал до дома. Виски сдавило тугим обручем, затылок просто ломало, а перед глазами периодически появлялись темные пятна. Надо было бросить машину возле офиса и ехать на такси… Много чего надо было сделать по-другому, но уже не переделаешь.

Свернув на свою улицу, я почувствовал, как голову атаковал новый приступ уже пульсирующей боли. Поэтому и едва не въехал в перекрывший заезд в гараж автомобиль. Бля, какого черта? Сейчас еще искать какого-то придурка, купившего права.

Только искать никого не пришлось.

Одновременно с моей открылась и дверь мешавшей попасть в гараж машины.

Я даже не удивился. Я просто охренел, уже приписав себе галлюцинации.

В меня уперся медовый взгляд, такой равнодушный, что даже не по себе стало. Хотя взглядов я повидал разных, даже таких, которые могли заставить колени подкашиваться. Но в этом не было ничего, что я ожидал увидеть: ни злости, ни ненависти, ни обиды.

А у меня, наверное, был совсем охуевший вид. Мы с минуту смотрели друг на друга, а потом она сделала шаг ко мне, еще один, еще… Пока не оказалась почти вплотную ко мне.

Она так близко, что нарушает все мыслимые дистанции. Уже знакомый пряный запах ударил в ноздри, и я как наркоман вдохнул глубже, продолжая смотреть в ее равнодушные глаза.

— Ты долго на меня пялиться будешь или скажешь что-нибудь? — спросила она ровным голосом.

Она не имитировала свое спокойствие. Взгляд, голос, движения — ничего не намекало даже на хоть какую-нибудь эмоцию.

— Дар речи потерял, что ли? — легкая усмешка коснулась ее губ, но глаза остались все такими же бесстрастными.

— Есть немного, — ответил я.

Признаться, даже не немного, а основательно.

— Будем здесь стоять или пригласишь?