Тихий стук в дверь прервал ее размышления. В открывшуюся дверь заглянул Александр, увидел ее на кровати перед горящим без звука телевизором и улыбнулся.

– Дарина, как самочувствие?

– Неплохо, – с вымученной улыбкой ответила Дарина, пряча блокнот под подушку. Александр недоверчиво прищурился. – Ладно, в груди немного ноет.

– А голова? – тут же спросил хирург, снимая с шеи фонендоскоп и подходя к кровати. Дарина помотала головой.

– Нет, но… я все еще не могу вспомнить, – она погрустнела, уткнувшись взглядом в стену, пока врач вслушивался в ее дыхание.

– Хрипов нет, с легкими все в порядке, – заключил Александр. – А что касается памяти… Тут нужно терпение. Амнезия очень неприятная штука. Обычно воспоминания блокируются на фоне травмы головы или стресса и в благоприятных условиях возвращаются. Но без времени тут не обойтись.

– Александр Николаевич, но…

– Наедине можно просто Саша и на «ты», – вдруг мягко прервал ее мужчина. – Раз уж я зову тебя по имени.

На короткий миг Дарина оторопела, мгновенно вспомнив подобный разговор с Марком. Насколько братья были похожи между собой внешне, настолько же они были различны в общении.

– Согласна? – продолжал Саша. Дарина кивнула. – Вот и отлично. Главное не волнуйся. Память невозможно контролировать, и предсказать, когда она вернется… Это может произойти и завтра, и через неделю. Возможно, даже, что какие-то пробелы так и останутся.

– И нет никаких шансов? Никак нельзя… стимулировать? Может, какие-то упражнения?

– Иногда помогает резкое потрясение, схожее с тем, при котором была потеряна память. – Саша пожал плечами. – Но я сомневаюсь, что ты захочешь еще раз пережить такое событие. И я бы не советовал напрягаться и пытаться вспомнить. Все придет.

– Все придет… – бездумно повторила Дарина. – Просто я устала сидеть тут без дела. А воспоминания – единственное, чем я могла бы помочь. Не хочу быть просто несчастной, которую спас твой брат.

Саша сел рядом с ней, расправив подол медицинского халата. Она почувствовала тонкий запах мыла и медикаментов – этакий естественный парфюм хирурга, впитавшийся в кожу за долгие годы работы.

– Не слушай Марка, – неожиданно для нее произнес Саша. Дарина удивленно на него посмотрела, заставив его с улыбкой качнуть головой. – Да ладно, я знаю, как он влияет на людей. Он может легко заставить почувствовать себя никчемным, толком ничего и не сказав. У него это с детства.

– Почему? – с неподдельным любопытством тут же спросила Дарина. В глядевших на нее серо-голубых глазах мелькнула тень печали и давней боли.

– У нас было тяжелое детство, – помедлив, все-таки ответил он. – Марк старше, он всегда чувствовал ответственность за меня. А наша семья… не из простых. Несколько поколений военных, которые не привыкли показывать слабость перед другими, и Марк… он такой же. Ему легче броситься под пулю, чем признать свою неправоту или сказать, что человек для него что-то значит, даже если это очевидно всем вокруг.

– Я не понимаю…

Саша задумчиво посмотрел в окно, на пробегающие облака и ярко-голубое небо. Еще во время учебы в школе он спрашивал себя, готов ли он отказаться от привычной жизни, от друзей и простых ежедневных радостей ради службы своей стране. И пришел к выводу, что служить можно по-разному. Пусть не в центре событий, пусть даже не в тылу, но все равно спасать чужие жизни. И дед, и отец приняли его выбор без колебаний. Может быть, даже потому, что Марк к тому времени как раз учился в военном училище, и отец, хлебнувший сполна на собственной службе, был в ужасе от решения старшего сына.

Сейчас, чувствуя рядом тепло чужого плеча, Саша нисколько не жалел.

– Наш дед говорил, чтобы мы всегда встречали проблемы с гордо поднятой головой, никогда не отступали и защищали тех, кто сам за себя постоять не может. Главное правило жизни мужчин Горских. – Саша с усмешкой покачал головой. – Удел одиноких, как потом добавил дед. С такой жизнью не остается времени на близких. И Марк с этим смирился. Я это к тому, что он может быть резким, даже грубым, но не принимай это на свой счет. Он просто не умеет быть другим.

– Издержки профессии?

– Можно сказать и так. – Саша легонько коснулся ее руки, ощутив, как от его теплой ладони девушка вздрогнула, и встал. – У меня сейчас обход, но потом можем посидеть, выпить чаю и просто поговорить. Если хочешь, конечно.

Дарина невольно улыбнулась, в очередной раз подметив различия между братьями. Она вдруг поняла, что даже глазами они были не так похожи, как ей показалось вначале – у Саши они были ясными и чистыми, а у Марка походили на небо перед бурей.

Да почему же она их постоянно сравнивает-то?..

– Буду только рада.

Саша ответил искренней улыбкой.

Когда он вернулся спустя час, Дарина успела разложить два пасьянса, найти среди вещей пару конфет, сунутых туда подругами, отдать их Максиму в попытке помириться – лейтенант, слегка надувшись и сверкнув смеющимися глазами, их принял – и окончательно заскучать.

Две керамические кружки Александр принес прямо в палату, оставил на столе и куда-то ушел, к вящему недоумению Дарины, а возвратился с двумя тарелками. На одной лежала горка печенья, другая была отведена маленькому кусочку торта. При виде ее загоревшихся глаз Саша засмеялся.

– У одной из медсестер сегодня день рождения. Твою диету, конечно, никто не отменял, но для поднятия настроения, так и быть, сделаю исключение.

Дарина чуть не кинулась ему на шею – больничная еда ей уже стояла поперек горла, хотя в этой клинике питание было немного лучше, чем в городской больнице. Полина пояснила это тем, что так пациенты быстрее приспосабливаются к привычной жизни.

– Так, про нашу с братом жизнь я рассказал, жду твоих откровений, – прихлебывая чай, проговорил Саша. – Я слышал, ты галеристка. Почему именно искусство?

Дарина едва не поперхнулась. Последний раз подобный вопрос ей задавали еще в институте.

– Если честно, сама толком не знаю, – призналась она. – Мне всегда нравились картины, я обожала скульптуру и архитектуру. Даже хотела художником быть, представляешь? – Саша тепло улыбнулся. – Рисовала какие-то наброски, хотя профессионального образования не было, пыталась что-то придумать…

– Почему не стала?

– Не сложилось. – Дарина грустно вздохнула. – Помню, как-то показала свои рисунки одному преподавателю, он посмотрел-посмотрел и сказал, что мне недостает фантазии. Что бывают люди, которые с детства могут нарисовать что угодно, а бывают такие, которым не поможет даже наработанное мастерство.

– Предрасположенность.

– Да, она. Я расстроилась, конечно, но девчонки быстро убедили, что даже без холста и красок можно сделать свой вклад в искусство. Вот я и стала искусствоведом.

– А твои подруги, они тоже?

– Нет. У Яны свой гостиничный бизнес, а Гелка держит салон красоты. Мы учились в одном институте, даже на одном факультете, только специальности разные, они менеджменту, Геля потом еще на гримера пошла, а я в искусство подалась.

– А к галерее как пришла? – снова поинтересовался Саша, его глаза светились любопытством, и Дарина с каждой секундой все больше чувствовала, как щеки заливает румянец.

– Это давняя задумка. Всегда хотела, чтобы было место, где можно было бы выставлять свои работы. Но, раз у меня не сложилось, решила, что попробую помочь другим. Я же вначале реставратором работала, так и клиенты появились, и разговоры пошли. А к тому моменту, как дела наладились, и я открыла свой зал, меня уже неплохо знали в этом обществе. Можно сказать, повезло, обычно многие прогорают в первые же полгода.

– Да уж… в каком-то смысле мне тоже повезло, что я оказался именно здесь, – протянул Саша. – Мой бывший преподаватель поспособствовал, я у него практику проходил. Очень суровый мужик, со своим подходом к пациентам, но хирург просто великолепный.

Тихий писк пейджера заставил его прерваться. Быстро посмотрев сигнал, мужчина встал, прихватил свою кружку и виновато взглянул на Дарину.

– Потом закончим, идет?

– Конечно, иди.

Он тут же исчез за дверью.

Оставшись одна, Дарина вдруг поняла, что улыбается. Последнее время именно такого внимания ей не хватало. У нее не ладилась личная жизнь, и она никогда этого не скрывала. Да, ей было обидно, ведь хотелось найти кого-то особенного, с кем можно прожить жизнь раз и навсегда, а судьба упорно подкидывала ей на пути именно тех, кого эта цель не интересовала. Когда последний раз ее вот так просто расспрашивали о прошлом? О студенчестве, об интересах?

Устроившись в кровати, она вытащила свой блокнот и взялась за ручку. Она давненько не рисовала для себя, а ведь когда-то ее набросками были усеяны все возможные клочки бумаги. Но раз в ближайшее время ей все равно нечем заняться…

Кончик ручки коснулся белой поверхности, оставив тонкий синий след штриховки. Она почти не задумывалась над тем, что и как рисует, продолжая покрывать лист ей одной понятными штрихами, пока не обнаружила, что на бумаге появились очертания человека. Внушительный силуэт, со сложенными на груди руками, короткой стрижкой и уставшим взглядом. С минуту Дарина разглядывала получившийся портрет, а потом убрала блокнот и закрыла глаза.

Должно быть, это все недостаток общения. Да, наверняка все можно этим объяснить. Проведя большую часть времени с Сашей, она неосознанно нарисовала именно его, вот и все.

Или это был Марк?..


Работы было навалом. Пролистывая медицинские карты, Саша упрямо пытался скорректировать график операций. Вызывать из отпуска еще одного хирурга не хотелось: все в их коллективе тщательно придерживались расписания отдыха, которого и так было не очень много. Конечно, с их профессией построить какие-то планы на отпуск было невозможно, но выбраться на дачу на пару дней считалось ежегодным ритуалом, и Саша старался никого не лишать этой возможности – без самой крайней необходимости. Сейчас он тоже надеялся обойтись силами тех специалистов, что находились на дежурстве, но шансы на это были катастрофически малы.