Свою картину Дарина, впрочем, ему тоже не показала.

Времени было хоть отбавляй, и ей не хотелось терять ни секунды. Ее задумка требовала скорости и мастерства, и если со вторым все было более-менее нормально, то первого ей не хватало.

Да и помимо картины нужно было еще многое сделать, прежде чем ставить Марка в известность. Но Дарина все равно полагала, что ее план, возможно, и далек от идеального, но вполне может сработать. Главное, чтобы Марк не раскусил ее раньше времени.

За эти дни она умудрилась наложить краску в несколько слоев и теперь старательно выводила нечеткие плавные линии, суетливо складывающиеся в общую картину.

Наблюдавший за ее движениями Игорь изредка прерывался и уходил вглубь дома, как только раздавался очередной телефонный звонок. Дарина не сомневалась, что звонил Марк – проверял, все ли в порядке. Тихим голосом Игорь рапортовал, что на территории все тихо, и возвращался. В такие моменты Дарина поневоле вспоминала свое заточение в больнице и конвоира Максима, с которым резалась в «дурака».

Надо будет сделать перерыв и попробовать сыграть с Игорем. Наверняка эта игра будет интереснее.

Когда руки уже начали трястись от усталости, а клевавший носом майор притулился к стенке, Дарина отложила кисть, вытерла руки и ушла в ванную, где долго оттирала краску. Под розовыми ногтями теперь красовались мелкие разноцветные точки, напоминая ей студенческие времена и то, как далеко она продвинулась с тех пор. Известная галеристка, искусствовед и реставратор, а сейчас еще и начинающая художница.

Только одно не давало ей покоя. Предложение Гриши о работе. Как бы она старалась об этом не думать, мысли то и дело возвращались к выставочному залу, и она не могла решить, что будет правильно.

Из ванной она поднялась к себе, где достала спрятанный под подушкой блокнот, взяла в руки карандаш и спустилась в кухню, где устроилась на диване. Дождь за окном навевал сон, и Дарина боролась с ним из последних сил, вслушиваясь в барабанную дробь по крыше. От безумно жаркого лета остались только воспоминания и выгоревшая трава.

Она раскрыла блокнот и по старой привычке поделила чистую страницу на две части, плюсы и минусы. Почти как в школе, когда ей предлагали поучаствовать в творческом конкурсе, а она жутко боялась.

В левую колонку со знаком «плюс» она первым делом вписала карьеру. Профессиональный рост – самое главное, что ей мог принести этот проект. Если все пройдет удачно, у нее появится возможность поработать с известными иностранными коллекционерами, о чем другие галеристы могут только мечтать. А если она сможет показать себя еще и как талантливый реставратор, от предложений о сотрудничестве не будет отбоя.

Еще одним плюсом стал успех тех молодых художников, которых она частенько представляла в своей галерее. Все они были очень талантливы, но не так известны и популярны, как хотели бы, и Дарина активно помогала им, сводила с нужными людьми и охотно делилась контактами. Для тех из них, кто сможет попасть в этот проект, это станет прекрасной возможностью проявить себя.

Не стоило забывать и о собственном бизнесе. Если ее имя станет известным за рубежом, можно будет легко расширить свою деятельность, даже открыть еще несколько помещений и привлечь новых инвесторов и партнеров. Одной Ксюшей дело уже не ограничится, нужен будет целый штат помощников и секретарей.

Кроме того, у нее появится шанс поработать и с самыми известными музеями Англии. Один аукционный дом «Сотбис» чего стоит! Наверняка владельцам картин потребуется профессиональная оценка и даже реставрация. Нельзя упускать такой шанс.

И все это вдобавок к новому городу, знакомствам, перспективам и всему, что вообще связано с жизнью творческого человека.

А все, что связано с жизнью нормальных людей, можно смело записывать в колонку минусов, потому что все это придется оставить.

Задумчиво глядя на листок перед собой, Дарина вытащила мобильник и набрала Гелку. Подруга ответила только со второго раза, заставив Дарину изрядно поволноваться. Геля, однако, восприняла звонок не менее взволнованно.

– У тебя все в порядке? – забыв поздороваться, заговорила Геля. Дарина поторопилась ее успокоить. – Что ж ты так пугаешь! Ты же говорила, что из подполья звонить будешь в крайних случаях!

– Это самый что ни на есть крайний, – твердо ответила Дарина. – Мне нужен совет.

– Насчет чего?

– Помнишь, Андрей звал тебя с собой в Сиэтл? Ты ведь собиралась поехать. А как же привычная жизнь? Твоя мама, твой салон, друзья? Как ты решилась все это оставить?

Геля долго молчала, а когда заговорила, из ее голоса ушла тревога – вместо нее зазвучала печаль.

– Ты ведь спрашиваешь из-за работы, да? Из-за Лондона? – не дождавшись ответа, она продолжила: – Знаешь, когда Андрей предложил поехать с ним, мне становилось страшно от одной мысли об этом. Я не представляла, как можно уехать в другую страну на несколько лет, бросив все самое дорогое. А потом мама слегка вправила мне мозги.

– И что она сказала? – усмехнувшись, спросила Дарина.

– Что я должна делать то, что принесет мне счастье. Даже если окружающим будет от этого больно, они будут знать, что я счастлива. Да и расстаемся мы не навсегда.

– И тебе не было тяжело?

– Было, но в глубине души я понимала, что сама этого хочу. – Геля помолчала. – Дариш, если ты согласишься, мы поймем. Это твоя жизнь, делай так, как для тебя будет лучше. За нас с Яной не волнуйся, да и ты ведь не в ссылку отправляешься.

– А такое чувство, что именно туда, – вздохнула Дарина.

– Не переживай, все наладится. Ты только до свадьбы не уезжай, ладно? Мне ведь тебе еще букет кидать…

– Мне это вряд ли поможет.

Они проговорили еще почти час, но легче Дарине ни на йоту не стало. Колонка минусов все еще не была заполнена, и она взяла карандаш в здоровую руку, про себя тихо радуясь, что в детстве долгое время писала левой рукой. Помедлила чуть-чуть и аккуратно вывела слово «жизнь».

Ей придется начать все с самого начала. Ни прошлого, ни привычек, ни близких – только чистый холст, который можно расписать новыми, ранее недоступными красками.

Она добавила еще слово, и еще, снова и снова прокручивая в голове слова подруги. В отличие от Гелки, ей не у кого было просить совета, кроме девчонок. А Яна наверняка скажет то же самое.

Тогда почему, черт возьми, ей так хочется услышать, что лучше ей будет ни где-то за тридевять земель, а здесь?..

Марк приехал далеко за полночь. Внеочередная планерка затянулась, напряжение в штабе нарастало с каждой секундой, а найденные ниточки обрывались, так никуда и не приведя. След остыл.

Вспомнить одного-единственного пассажира у водителя такси, на которого они с таким трудом вышли, получилось едва ли. Удалось проследить лишь конечную остановку, откуда их подрывник ушел уже пешком, а дальше его след терялся в лабиринте улиц и гуще дорожных камер. А Илья заканчивал просматривать все видео, которые удалось собрать с ближайших к больнице дворов.

Он безумно устал. Спать пару часов в несколько дней уже давно вошло у него в привычку, но эти теракты рано или поздно его доконают. К тому же, его несколько часов отдыха были три дня назад.

Пройдя в кухню, он налил себе воды, прикидывая, сколько времени у него есть до утренних разбирательств с Никитой, когда услышал слабое дыхание. Дарина спала, свернувшись на диване и укрывшись своей кофтой. Рядом с подушкой валялся карандаш, на полу рядом с диваном покоилась тонкая книжица в черной обложке. Бросив на дремавшую девушку быстрый взгляд, Марк подошел ближе и поднял ее, раскрыв на последних страницах.

Лучше бы не открывал, честное слово.

Написанный список он закрыл почти сразу, перелистнув несколько страниц. На остальных листах обнаружились наброски растений, улиц, его собственной дачи и леса, даже портреты Игоря, Максима и ее подруг. На второй странице была изображена уже знакомая ему физиономия их подрывника, и Марк без зазрения совести перелистнул и ее. И замер, глядя на последний рисунок.

Она воспроизвела все до последней мелочи, даже тот шрам над бровью, который он заработал во время взрыва. Морщинки у глаз, хмурую складку между бровями, даже тяжелый пронзительный взгляд. Он вдруг понял, что затаил дыхание, и тихо выдохнул.

Неудивительно, что она не хотела показывать свои наброски – в них отражалось намного больше чувств, чем в словах.

Закрыв блокнот, Марк сунул его себе в карман, туда же спрятал карандаш и медленно взял Дарину на руки, стараясь не потревожить заживающие кости. Она только неслышно застонала ему в плечо, уткнулась ледяным носом в ворот его рубашки, так что он вздрогнул, и задышала глубже и ровнее, словно вдруг успокоилась.

В комнате он так же аккуратно опустил ее на кровать, укрыл одеялом и встал у окна, глядя на спящую девушку. Жутко хотелось хоть что-то сделать, сказать, последовать совету брата и уговорить ее остаться, и он проклинал себя за то, что не мог на это решиться. Господи, он, Марк Горский, боевой офицер и спецназовец, боится какой-то слабой надежды! Он никогда не предавался слабости и не показывал ее, все прятал в себе и носил за семью печатями, а теперь эти замки сломались, и он оказался совершенно к этому не готов.

Зазвучавший в тишине комнаты писк телефона заставил его чертыхнуться. Дарина дернулась в своем коконе из одеяла и приоткрыла глаза.

– Что случилось?.. – невнятно пробормотала она. Марк открыл присланное сообщение.

– Илья. Камеры во дворах ничего не дали. Либо наш умник оставил вещи в слепой зоне, откуда их давно забрали дворники, либо у него был сообщник. Как говорится, картина Репина «Приплыли».

Дарина сонно улыбнулась в подушку, темные волосы взметнулись от ее вздоха.

– Соловьева.

– Что? – не понял Марк. Девушка еще сильнее спряталась в одеяло.

– У Репина нет такой картины…

И она уснула еще крепче, чем раньше. А Марк стоял у окна и смотрел на нее во все глаза, поражаясь тому, как сильно можно любить свое дело и говорить о нем даже во сне.