– У меня не такой большой выбор.

Она ничего не сказала, лишь поманила его рукой и вышла, свернув в коридоре в сторону гаража. Заинтригованный, Марк пошел следом.

В гараже он почти тут же налетел на какую-то бутыль, не разлив ее только чудом. В глаза даже в полумраке комнаты бросился мольберт с накрытым белой тканью холстом. Подождав, пока он подойдет ближе, Дарина аккуратно откинула простыню и отошла на пару шагов.

С поверхности холста на них смотрел человек. Его лицо почти полностью скрывалось в тени, пыли и пепле, ясными и четкими оставались только освещенные тусклым светом фонарика глаза – сосредоточенные серо-голубые глаза, пронизывающие будто насквозь. За спиной человека была темнота и невесомые контуры каких-то конструкций, а свет фонаря выхватывал из тьмы легкие песчинки и серо-сизые хлопья.

Картина казалась такой живой, такой детальной и реалистичной, что Марк на миг остолбенел. Мыслями он мгновенно вернулся в тот день. Он никогда не думал, как выглядит в такие моменты – при спасении заложников, обрушении здания или захвате преступников. Не задумывался, каким суровым может быть, как могут гореть его глаза – облегчением и хладнокровием одновременно, даже не замечал, как напряженно сжимает челюсти, что аж желваки ходят и сводит скулы.

Слов, чтобы описать свои чувства, он не находил. А Дарина просто улыбалась, искоса наблюдая за его реакцией.

– Это самое яркое воспоминание из того дня, – пояснила она. – Секунда, когда я поняла, что для меня еще не все потеряно.

– Я не знаю, что сказать… – все-таки вымолвил Марк.

– Мне показалось, это будет правильно, – продолжила Дарина. – Слабая благодарность, наверно, но все же… Я задумала три картины, одна твоя, вторая Сашина, – она указала на еще один чуть прикрытый холст, где среди редких штрихов уже угадывался такой же смазанный силуэт врача. – А третью отдам для аукциона.

Отведя взгляд от картины, Марк посмотрел на девушку. По его лицу пробежала тень, складка между бровей стала глубже.

– Думаю, в Лондоне ее хорошо оценят.

Дарина нахмурилась.

– Вообще-то я говорила о благотворительном вечере.

– А что потом, Дарина?

На короткий миг она растерялась.

Потом ей придется делать выбор. Потом, если не раньше. А, может, она уже давно этот выбор сделала, только еще этого не поняла?..

– Так что будет после? – Марк сделал шаг к ней, и еще один. – Я непростой человек, ты это знаешь. Вспыльчивый, резкий, чересчур опекающий, требовательный. Самодур, как меня дед в школе называл, – он заглянул ей в глаза, и у Дарины перехватило дыхание. – А еще я привык жить одним днем, потому что он может в любой момент стать последним. И к одиночеству я тоже привык, потому что жить так, как живу я, не каждый сможет. Нужен тебе такой человек рядом? Жизнь такая тебе нужна?

– Ты просишь не уезжать или, наоборот, прогоняешь? – недоуменно переспросила Дарина. Марк вздохнул, отвернулся, запустил руку в волосы.

– Я и сам не знаю, о чем прошу.

– А если я уже все решила? – быстро сказала она, словно боясь передумать. Мужчина встретился с ней глазами и невесело улыбнулся, как если бы тоже наконец все для себя решил.

А Дарина вдруг подумала, что, пожалуй, именно так выглядят смирение и обреченность.

– Тогда кто я такой, чтобы о чем-то просить или тебя уговаривать?


В штаб-квартиру он пришел с утра пораньше. Полупустые коридоры встретили Марка тихими голосами дежурных и редких сотрудников, задержавшихся на работе или так и не ушедших домой.

Поднявшись на третий этаж, он вошел в кабинет и тут же наткнулся на уставшего Дениса, встретившего его мутными сонными глазами. Узнав вошедшего, Дэн протер глаза и, потягиваясь, тяжело поднялся.

– Тебя Никита порадовал вчера? – мрачно спросил он. Марк кивнул. – Трофимов как узнал, рвал и метал просто.

– Ты поэтому тут заночевал? – усмехнулся Марк. Денис состроил ему гримасу.

– Да если бы… Мы как узнали об этих новостях, полковник велел операцию готовить. Что ее дернуло высунуться-то, я не понимаю?

– Да помочь она хотела, – поморщился майор. – Ее же тоже можно понять: сидит дома, ждет, что мы что-то сделаем, а мы и с места толком не сдвинулись.

– Она же не думала ловить его на живца?

В ответ Марк так на него посмотрел, что у Дениса вырвался нервный смешок.

– А нормального свидетеля у нас нет?..

– Лучше рассказывай, что удалось придумать.

– Ну что… Боря поднял дела сотрудников галереи Дубцовой, там всего несколько человек. И подослать кого-то нового, чтобы никто ничего не заподозрил, будет трудно.

– Конкретнее, сколько человек?

– Пятеро. Помощница Дубцовой, два продавца-искусствоведа и два охранника. Охрана и продавцы работают посменно, а помощница в галерее каждый день.

– Про помощницу я знаю, она сейчас Дарину как раз подменяет. – Марк вытащил из своего рюкзака сложенные чертежи, которые нарисовала ему Дарина, развернул их на столе и вместе с Денисом уткнулся в них. – Планировка внутри просто ужасная, но у нас есть небольшое преимущество в виде панорамных окон.

– Можно попробовать удаленно подключиться к камерам, будет дополнительный обзор, – предложил Денис. Марк задумчиво закусил губу.

– Можно. Еще неплохо бы кого-нибудь под Дарину загримировать, пусть пару раз появится в галерее, на случай, если наш подрывник за ней наблюдает. Вдруг как-нибудь себя выдаст. И к помощнице надо приставить наружку, пусть подстрахуют.

– Сделаем. – Денис мрачно замолчал, что-то анализируя. Марк терпеливо ждал. – А если он не поведется? Идея-то хорошая, но любой дурак заподозрит подлог, а этот гад уже много раз доказал, что он далеко не дурак…

– Ему нужна Дарина, и если у него будет хотя бы малейшая возможность от нее избавиться, он придет за ней. Но действовать наобум он уже не станет, и, что самое главное, мы его вряд ли заметим. Так что передай всем, кто будет вовлечен, чтобы были начеку.

Дверь позади них неожиданно с громким стуком открылась, мужчины оглянулись. Роман Алексеевич, тяжело шагая, вошел в кабинет, поманил к себе Марка и отошел к окну. Денис бросил на него скорбный взгляд и быстро ретировался, прихватив с собой планы.

Повисшая тишина казалась какой-то наэлектризованной – еще секунда, и грянет гром, разве что озоном не пахло. Роман Алексеевич выглядел еще более уставшим, чем обычно, словно за несколько дней постарел лет на десять. И без того темные глаза стали еще темнее, под ними залегли глубокие тени. В волосах заметно прибавилось седых прядей, которых за это лето и так стало много.

На мгновение Марку стало его жалко. За последние десять лет, что он работал в отделе по борьбе с терроризмом, Трофимов стал ему вторым отцом.

Выдержав паузу, Роман Алексеевич отвлекся от созерцания просыпающегося города, повернулся к окну спиной и уставился на Марка. Тот непроизвольно выпрямился.

– Ну? – мрачно сказал Трофимов. Марк качнул головой. – Рассказывай.

– О чем, Роман Алексеевич?

– Какого черта у тебя происходит?! – недовольно проворчал полковник. – Почему я узнаю от Никиты, что твоя свидетельница за нашей спиной очередной фортель выкинула?

Марк вздохнул.

– Все не так плохо, Роман Алексеевич. Она подала неплохую идею…

Пока он рассказывал, полковник с каждой секундой мрачнел все сильнее. Он слушал молча, вникая в каждую деталь, изредка задавая вопросы или комментируя недостатки операции, и под конец вынужденно признал, что план и впрямь не так уж плох.

– Вот только ты уверен, что он появится? – напоследок уточнил Трофимов. Марк напряженно сжал челюсти.

– Думаю, да.

– Думаешь?

– Процентов на семьдесят.

Роман Алексеевич лукаво хмыкнул.

– За оставшиеся тридцать директор нас по головке не погладит…

– Он рискнул прийти за ней в больницу, – напомнил Марк. – Хотя должен был понимать, что там будет охрана, еще до того выпуска новостей. И все же он пришел.

– В этот раз он не будет так беспечен, – заметил полковник. – Он будет выжидать, наблюдать и наверняка сделает все, чтобы мы его не заметили. Этот парень будто призрак, никто его не видел, но все знают, что он натворил. Будь внимателен, Марк. Он так легко не отступит, а если заметит слежку, пойдет до конца. Глаз не своди ни с Дарины, ни с ее помощницы.

– Не спущу, товарищ полковник, – подтвердил Марк.

Но сосущее чувство беспокойства и неясной тревоги где-то под ложечкой не покинуло его ни после ухода начальства, ни через еще пару дней, когда он вместе с Борисом сидел в машине возле галереи и наблюдал за посетителями.

Что-то намечалось, он точно это знал. Их подрывник не сидел, сложа руки, он готовился. И, скорее всего, был где-то неподалеку и точно так же изучал местность, размышлял над планом действий и продумывал пути отхода.

Марк не подозревал, насколько был прав.

А спустя еще день грянула буря.


Он знал, что это ловушка.

Это выглядело слишком легко, даже легче, чем было в больнице. Он чувствовал подвох, но пока не понимал, откуда ждать опасность.

Вряд ли защитники правопорядка ожидают его внутри с автоматами наперевес – а если он простой покупатель? Скорее они просто наблюдают снаружи. Вопрос в том, сможет ли он проскользнуть туда незамеченным?

Он наблюдал за галереей с тех пор, как в новостях сообщили о благотворительном вечере. Цель ни разу не появилась. Стоило сходить туда и самому все проверить – ради этого он снял комнату у доверчивой бабушки-пенсионерки, которая, будучи воспитанной в сталинские годы, не заходила к нему даже ради уборки. Но что-то его останавливало.

Чересчур просто. Ни один фсбшник после истории с больницей не допустит, чтобы их свидетельница вот так открыто пришла в то место, о котором недавно раструбили во всех новостях, где ее будут искать в первую очередь. А у него самого не было выбора.

Пусть даже это будет его последнее дело, он обязан довести его до конца. Его наверняка повяжут, как только он появится в дверях, если не раньше – вдруг в галерее и впрямь есть подставное лицо? К тому же, даже если он никого не увидел из окна, это не значит, что охраны нет вообще.