— Не знаю, — ответил Вася, — Батя не говорил. Помню только, что с матерью он тогда сильно поскандалил. Я думал, он ее грохнет. Они как раз разводились, а она все с бумагами мудрила.

— Я думала, твоя мама умерла, — честно призналась Груня, поглаживая Ваську по груди ладошкой.

— Для меня да, умерла, давно, — невесело усмехнулся Василий, — Не хочу о ней сейчас говорить. Единственное, что она умудрилась сделать хорошего — это родила мне сестру.

— У Пал Палыча есть дочка? — Груня едва не подпрыгнула на месте от удивления, но Васька заставил ее вернуться обратно в его объятия.

— Не-а, отцы у нас разные, — пояснил Вася, улыбаясь и вспоминая ураганчик, коим была его младшая сводная сестра, — Ивка тебе понравится. Уверен, вы найдете общий язык и будете дружить против меня.

— Дурачок, — ласково пожурила Груня парня, — Против тебя не будем.

— Знаю я вашу женскую солидарность, — хмыкнул Барин, — Дашь слабину и на голову сядете всем семейством.

— Больно нужно, — проворчала Груня.

Молодые люди замолчали, глядя в звездное небо. Шевелиться не хотелось, как и вставать и уходить из беседки, несмотря на поздний час.

— Я теперь понимаю, почему тетушка часто плакала ночами, — проговорила Груня, — И почему не любила город. Она не рассказывала про Пал Палыча. Говорила только, что когда-то давно любила достойного мужчину, но не могла быть с ним. Вот и решила жить в деревне. И меня там воспитала, когда погибли родители. Я ее очень люблю и хочу, чтобы она тоже была счастлива.

— Это понятно, — вздохнул Василий, а потом, помолчав, добавил, — Я даже точно знаю, кто теперь будет основательно работать над ее счастьем.

— Твой отец? — поняла Груня.

— А то! — хмыкнул Васька, — Я его знаю. Теперь, когда нашел, не отпустит. Он мне как-то говорил, что Анюта — его единственная настоящая любовь.

— Романтик он, — улыбнулась Груня, — Ты весь в него.

— Зайчонок, — вздохнул Васька, — Не нужно видеть меня лучше, чем я есть. Правда, не стоит. Ты же видишь, какой я.

— Вижу, — украдкой улыбнулась Груня, но предпочла не переубеждать его. Он, кажется, и сам о себе всего не знает, какой он добрый, чуткий, отзывчивый и романтичный. Да, пусть он собственник, грубиян и хам порядочный. Но он настолько глубоко и тонко чувствовал своего отца, ее саму, так тепло говорил о сестре, что Груня понимала, не может этот человек быть плохим. Никак не может. Что бы ни говорил Тарас Вольных.

Груня замолчала, лежа и греясь в надежных руках Барина. А Васька и сам, успокоенный ровным дыханием и мягким поглаживанием теплых ладошек, понял, что вот-вот уснет.

— Зайчонок, — вздохнул Василий, — Здесь, конечно, круто вот так лежать, но не сезон. Давай-ка двигать в сторону дома.

— Не хочу никуда ехать, — честно призналась Груня, глубже пряча нос в район шеи Барина, и чувствуя, что начинает краснеть от вырвавшегося признания.

— Так я и не отпущу тебя, — нахально заявил Барычинский, — Здесь до нашего с батей дома рукой подать. У меня останешься.

— Вааась… — начала Груня, но Барина прервал девчонку.

— Не хочу тебя отпускать, и потом, уже почти утро, лучше поспим лишний часок, чем потащимся в город, — резонно говорил Василий, — А я, так и быть, честно не стану тебя домогаться.

Грунька насилу смолчала. Вздохнула. Эх, знал бы кто, как сильно ей хочется, чтобы этот сильный и соблазнительно-сексуальный мужчина ее домогался. Но невинными неопытным девушкам не пристало намекать на интим и безобразия, вот и пришлось Груне смолчать, тихо помочь сложить пледы, сесть в машину и пристегнуться. А спустя пятнадцать минут черный Мерседес Барина уже парковался около двухэтажного особняка. Васька выудил из машины немного смущенную Груню, тихо уверил, что в доме нет никого, разве что бати, и потащил в дом.

Когда молодые люди вошли в просторный холл, то их внимание привлек свет, льющийся в коридор из кабинета отца через приоткрытую дверь. Приложив палец к губам, Васька взглянул на Груню. Та все поняла и на цыпочках прокралась вслед за бесшумно передвигающимся Василием. Молодые люди подошли к приоткрытой двери. Картинка, свидетелями которой они стали, заставила их тихо улыбнуться.

Пал Палыч сидел на удобном диване, а в его руках устроилась Анна Михайловна. Они о чем-то тихо шептались, то улыбаясь, то прерываясь на неспешные поцелуи, словно им было лет по шестнадцать, то обнимая друг друга. Они все говорили и говорили, не обращая внимания на окружающий мир, стремясь быть ближе друг к другу и рассказать, как провели почти двадцать лет друг без друга.

Груня, смахнув украдкой набежавшую слезинку радости, вздохнула. Но тут же попала в крепкие объятия Барычинского. Прижав к себе девчонку, Васька понес ее в свою комнату. И оказавшись на втором этаже, выпустил пигалицу из рук.

— Вот, держи, футболка, — протянул Васька Груне сложенный предмет гардероба, который он извлек из шкафа у стены, — Там ванная. Я перекурю на балконе, а то уши пухнут. И вернусь.

Груня послушно кивнула. Скрылась в ванной и принялась за вечерние процедуры. Чтобы принять душ, умыться и почистить зубы новой щеткой, которую она отыскала в тумбочке, Груне хватила пятнадцати минут. Надев футболку, девчонка взглянула на свое отражение.

— Даа, — вздохнула Груня, — И как этим парня-то соблазнять?

Решив, что соблазнение нужно отложить на завтра, Груня вышла из ванной. Волосы влажные после душа были завернуты в полотенце. Босые ноги мягко утопали в высоком ворсе ковра.

— Зайчонок, а тебе завтра куда-нибудь… — начал Барин, стоя к ней спиной и оборачиваясь. В руках он держал телефон, очевидно, собираясь выставить будильник. Да так и не смог закончить фразу.

— Нет, завтра у меня выходной, — несмело улыбнулась Груня.

— Отлично, — Васька как-то шумно сглотнул, выдохнул, и криво улыбнулся, — Выспимся. Я в душ. А ты ложись.

Постель уже была разобрана, и Груня послушно скользнула под одеяло. Васька торопливо исчез в ванной, а спустя секунду до слуха Груни донесся шум льющейся воды.

Лежа в полумраке комнаты, Груня поняла, что вот-вот провалится в сон. Подушка приятно пахла хозяином комнаты, одеяло согревало, как и вся комната. Уже засыпая, Груня услышала, как из ванной вышел Барин. Выключив ночник, сел на постель, отчего матрас прогнулся. А потом Васька тихонько забрался под одеяло, безошибочно отыскивая хрупкое тело пигалицы и прижимая к себе.

— Господи, Васенька, ты весь ледяной! — тихо воскликнула Груня и принялась растирать ладошками руки и спину Барычинского.

— Грунь, лежи, пожалуйста, смирно, — хрипло прошептал Василий, прижимая руки девчонки к бокам, — Давай спать.

— Спокойной ночи, — шепнула Груня в ответ, послушно закрывая глаза.

— Приятных снов, — шепнул в ответ Бася.

* * *

Просыпаться не хотелось. Теплая живая и мирно сопящая батарея согревала и, спеленав по рукам и ногам, не позволяла шевелиться. Да Груня и не собиралась куда-то бежать, прятаться и скрываться. Но открыв глаза, девчонка сонно осмотрелась по сторонам.

Внимание зацепилось за ближайшую стену, на которой висел огромный, точно такого же размера, как и фото Барина в ее комнате, плакат. Ночью, оказавшись в комнате Василия, Груне было не до любования стенами. А теперь вот, рассмотрела. В первое мгновение Груня не поняла, что изображено на плакате. А когда догадалась — широко заулыбалась.

На стене висело фото девушки, черно-белое, с разметавшимися по плечам волосами. Стройная фигурка затянута в короткое черное платье. Голова девушки чуть склонена вбок. А сам вид открывался на хрупкие плечи и спину. Лица видно не было, но Груня себя узнала.

— Вот так и просыпаюсь, гляжу на стену, — услышала Груня хриплый голос Барина на ухо, — С дурацкой улыбкой и стояком. Каждое утро. Задолбался, если честно.

Груня заливисто рассмеялась, пряча лицо на обнаженной груди ворчащего парня. Но долго радоваться не вышло. Их уединение было нарушено открывающейся дверью.

— Васька, спишь? — спросил Пал Палыч, после того, как вошел в спальню к сыну.

С тихим «Ой!» Груня спряталась под одеяло, а Василий хмуро уставился на улыбающегося отца.

— Стучать нужно, — проворчал Барычинский — младший.

— Закрываться нужно, — парировал поучительным голосом отец семейства, — Раз уж вы оба здесь, то у нас с Анютой к вам приятные новости. Так что, спускайтесь к завтраку. И, Вась, без этих твоих…

Пал Палыч махнул в воздухе рукой, словно поясняя сыну, о чем конкретно он просил отпрыска.

— Я ж не дебил, — проворчал Васька, — Постараюсь фильтровать базар.

Пал Палыч удовлетворенно кивнул и, уже выходя из комнаты, весело добавил:

— Грунечка, доброе утро!

— Доброе, Пал Палыч, — донеслось из-под одеяла.

Барычинский — старший вышел, закрыв за собой дверь. А Васька, посмеиваясь, принялся стягивать одеяло со смущенной девчонки.

— Зайчонок, выползай, — позвал Василий.

— Не хочу, — ответила Груня, — Мне стыдно.

— Да брось, — фыркнул Васька.

Груня, веселя Барина пунцово-красными щеками и виноватым взглядом, показалась из-под одеяла, и вмиг была прижата к матрасу Васькой, со сверкающим хищным блеском глаз. Парень уже успел опереться руками в постель по обе стороны от лица девчонки и отвел рассыпавшиеся рыжие волосы в сторону.

— Чего смущаешься? — улыбался Васька, — Испугалась?

— Нет, просто я никогда… ну, не ночевала с парнями…, - сбивчиво пробормотала Груня, старательно отводя взгляд, — А теперь вот, уже которую ночь дома не ночую.

Васька заулыбался еще шире. Словами не передать, как ему понравилась фраза «не ночевала с парнями». Но поскольку Барин твердо решил, что девчонка должна привыкнуть к нему прежде, чем все у них закрутится основательно и окончательно, то заставил себя встать с кровати. Правда, не удержался и, втянув носом воздух, прошелся губами по щеке, виску девчонки, и задержался около ушка: