— Вась, расскажи мне все, — тихо попросила Груня.

Васька молчал, только опустил голову к плечу девчонки. Жутко хотелось курить и спрятаться со своей пигалицей от всего мира. Чтобы не достал никто, не потревожил, ни словом, ни поступком.

Да, он не лукавил, сказав, что опасности нет. Но вот на душе было погано и омерзительно, паскудно было.

Груня словно поняла его состояние, за руку утащила в душ. Помогла раздеться, затолкала под теплые струи воды и молчаливо жала, пока Барин закончит купание. Встретив его с сухим полотенцем в руках, Грунька помогла стереть капли воды. И все также, молча, за руку увела в спальню.

С шумным выдохом Васька растянулся на кровати, гадая, с чего начать, чтобы история получилась пригодной для слуха пигалицы. Но на языке вертелась сплошная матерная лексика.

— Я слушаю, Вась, — тихо подтолкнула Груня, сворачиваясь ласковым котенком под боком Барина.

— Как-то погано мне, — признался Василий, поглаживая плечи девчонки.

Груня поглаживала ладошкой грудь Васи, ждала рассказа и понимала, что новости будут непростыми.

— Караськова вытащила моя мать, — горько проговорил Василий Павлович, — Как выяснил Соколов, у них была связь. Шуховской оказалось удобно иметь под боком мальчика на коротком поводке. Он прилежно выполнял поручения, дослужился до любимчика, много знал, как выяснилось, даже слишком много. Когда я раскручивал клуб, именно мать дала денег, я бы не взял, предложи она напрямую. А с Левой был знаком давно, он и вынырнул в нужный момент. Удачно так. Я взял деньги, а потом увидел, что стараниями Левы клуб медленно превращается в притон. Я всех разогнал. Нанял новую команду. Вернул Леве деньги. Шуховская как раз решила податься в мэры. И контроль над Левой ослаб. Тот, по словам Элеоноры, вышел из-под контроля, решил отжать у меня часть бизнеса. Думаю, Шуховская перестала давать ему деньги, вот он и нацелился на другой источник дохода. Но хрен угадал. Короче, его парни передали ментам. Но Элеонора надавила куда нужно, и его выпустили. И все вроде бы хорошо, Лева гуляет, мы в стороне, но есть одно большое «но». Мать решила, что ресторан, который они с отцом открыли вместе и который после развода достался бате, не должен доставаться второй жене отца.

— Ничего не поняла, — ошарашено призналась Груня.

— Да и не важно все, Грунь, — вздохнул Василий, — Уже все прошло. Ты главное не волнуйся.

— Васенька! Когда ты так говоришь, я волнуюсь еще больше! — вскочила Груня с места, но сразу же вернулась в надежные руки Барина.

— Ночью Шуховская послала Леву поджечь ресторан, — продолжил говорить Васька.

— Как?! — подпрыгнула Груня, — Зачем?

— Сказала, чтобы не достался второй жене, — криво усмехнулся Васька, — Вроде как они с отцом вместе его создавали. Хотя от первоначального варианта осталось только название.

— Вась, что с рестораном?! — нетерпеливо требовала ответа Груня, цепляясь за руки Барина.

— Да хорошо все, литром воды затушили. Повезло, что Герыч камеры перевесил. Морда Караськова на них в полный разворот. Лева каким-то боком нашел Сеню, помнишь того админа, до Вовчика? — говорил Васька и, дождавшись кивка Груни. Продолжил, — Так вот, Сеня подсказал уязвимые места в помещении, где пожарный выход, подсобки. А Лева устроил небольшой поджог. По его расчетам ресторан основательно бы обгорел. Мы с батей были бы в минусе. Здание под ремонт. А здесь Герыч со своей неугомонной системой. Сокол с ребятами подскочили. Короче, Леву вычислили, откопали на квартире Шуховской, и посадили, только уже не в обезьянник. А к другим спецам, где он весело и с песней слил всю информацию о матери. Даже киношкой поделился. Каким бы Лева ни был тупым, а себя страховал, снимал свои встречи с Шуховской, разговоры писал. А еще, как оказалось, мать влезла в карман ко многим большим и страшным дядям. Думала, политика спасет. Должность мэра — вроде страховки. Но облом. Лева ее сдал. Поджог не удался. Фактический муж посадил на цепь. Полная жопа, словом.

— А теперь что? — тихо нарушила молчание Груня.

— Теперь… — вздохнул Васька, — Теперь Сокол с Герычем собрали кучу инфы на мать, это помимо того, что слил Лева. Еще и видеозапись и фотки, которые Лева передал и, Грунь, я бы не стал их тебе показывать. Мелкая ты у меня еще.

Васька замолчал, вспоминая картинки, мелькавшие на экране Черепановского ноута. Нет, противно было от осознания того, что в главной роли примитивного порно выступила родная мать. Еще и с замашками садизма. Леву как-то даже стало жаль, чисто по-мужски.

— Мать больше не станет рваться в мэры, потому, что копия всех материалов сейчас находится у ее самого главного конкурента, — продолжил рассказ Василий, — Леву она не стала забирать у нас, прикрыв свой зад. Вроде отдала его на откуп. И теперь сидит в загородном поместье Ивкиного отца под домашним арестом.

— А Иветта знает? — тихо спросила Груня.

— Частично, — честно ответил Вася, — Я в двух словах ей рассказал. Завтра обещала примчаться, как она сказала, пошушукаться. Вроде бы мать теперь не станет ее ограничивать в передвижениях.

— А раньше ограничивала? — не поверила своим ушам Груня.

— Пыталась. Я влезал постоянно, вытягивал ее, скандалил, — вздохнул Василий.

Барин вновь замолчал, прокручивая последний разговор с матерью. Нет, ему не было жаль эту женщину, тем более, он ее никогда не считал своей матерью. Ему было удобнее думать, что мать умерла много лет назад.

А еще Васька не рискнул рассказать Груне о поручении матери, которое она отдала Караськову. Появление братков в ресторане было предлогом. Основной целью должна была стать Груня. Караськов сам рассказал, что Шуховская велела изнасиловать пигалицу, чтобы, грубо говоря, открыть глаза Василию на истинную натуру девчонки. Васька сам не понял, как сдержался и не убил привязанного к стулу прихвостня матери прям там, на месте. Наверное, парни сдержали. Все было как-то размыто, туманно.

Зато при разговоре с матерью не сдержался. Четко и недвусмысленно описал свои действия, если мать подойдет к Груне ближе, чем на сотню метров. Васька не знал, что именно Шуховская разобрала в его глазах, но, молча, кивнула.

И Васька вышел из ее кабинета, бросив напоследок долгий взгляд.

— Лучше не лезь к моей семье! — с угрозой произнес Василий Павлович вместо прощания.

А Барычинский-старший остался в кабинете. Голоса стихли, но через открытую дверь доносились обрывки фраз. Высокий голос Шуховской и глубокий — отца.

— Ты слышала и, думаю, все поняла, — спокойно говорил батя, — Не трогай нас больше. Не лезь.

— Она хочет отобрать у меня сына! — Шуховская бросила обвинение в лицо отцу, — И твоей подстилке не хватает тебя одного, ей Васю моего подавай!

— Что ты несешь, Элеонора?! — устало проговорил батя, — Ты почти тридцать лет не вспоминала о сыне. Ты оставила его еще в роддоме. Вспомни, что ты мне сказала после родов? «Забирай своего щенка!». Я честно дал тебе шанс. Пять лет терпел твои выкрутасы. Но ты даже не предприняла попыток сблизиться с сыном.

Васька понял, что стоит у стенки кабинета Шуховской и слушает разговор родителей. Нет, новости он не услышал. Но все равно оказалось неуютно от понимания, что матери он никогда не был нужен.

— Я была молода! — оправдалась Шуховская.

— Я не виню тебя, — устало проговорил отец, — Я благодарен тебе за сына. Очень благодарен. Но не перегибай, Эля. Не приплетай к нашим разборкам ни Васю, ни его семью, и тем более, не трогай мою. Ты поняла?

— Урод, ты, Паша! — злобно прошипела Шуховская, — Думаешь, она лучше меня? Думаешь, забудешь все, что было между нами?

Отец тихо рассмеялся. Васька даже решил, что у него началась истерика. Думал, вернуться в кабинет и утащить отца домой. Но понимал, что точки в отношениях с матерью нужно расставить именно сегодня, по горячим следам. Иначе эта гадина вывернется, ускользнет, и ни черта они потом не докажут.

— Опомнись, Элеонора, — посмеивался отец, — Что было между нами? Свадьба по залету? Месяц ада взамен семейной жизни? Ты ушла, Эля. Ты! Тебе нужна была свобода, клубы, тусовки, мужики. А я растил сына, без претензий на тебя. Я никогда не любил тебя, если ты еще не поняла.

— А ее любишь? — воинственно спросила мать.

— Безумно, всегда любил, — отец уже не смеялся, — И скажи Анне «спасибо» за то, что я не грохнул тебя, когда узнал о настоящей причине ее побега. Видит Бог, я готов был тебя размазать по стене за то, что ты сделала двадцать лет назад.

Васька услышал, как отец вздохнул, шагнул к приоткрытой двери.

— Это она во всем виновата! — все еще оправдываясь, бормотала мать.

— Эля, ты никогда дурой не была, — хмыкнул отец, — Ты сама все разрушила. А Анна стала настоящей матерью нашему сыну. А еще, Элеонора Эдуардовна, — Васька слышал, как голос отца приобрел стальные оттенки, — я повторяю в последний раз: Если ты приблизишься к нам ближе, чем на метр, я тебя раздавлю. Уяснила?

— Да, — зло выплюнула Шуховская.

Отец уже выходил из кабинета и в дверях вдруг обернулся.

— Твоя дочь зовет мою жену мама Нюра, — бросил батя, — Делай выводы.

— Я всего лишь пыталась помочь сыну! — крикнула Шуховская в спину отцу.

— От такой помощи можно и загнуться в два счета, — возразил батя, замирая, — Лучше не помогай больше.

Отец, судя по звуку приближающихся шагов, уже готов был выйти из кабинета, но тихий вопрос, больше похожий на упрек, заставил Ваську пропустить удар сердца.

— Почему ты не бросил его? Зачем оставил? Ты ведь мужик! Я отказалась от него, и ты должен был! Так нет же, — зло шептала мать, — Ты оставил мальчишку! А теперь на моем прошлом создаешь свою собственную семью! Думаешь, она сделает тебя счастливым? Думаешь, эта баба потянет? У Васьки характер! Он не поддается контролю! Вспомни, каково тебе было с ним в школе! Как его по ментам таскали! Как едва не посадили по малолетке!