Груня увидела через стеклянную стену, как по эскалатору поднимаются Васька и Пал Палыч, и как от лавки с мороженым идет охранник, неся в руках три стаканчика с их заказом.

Иветта оказавшись свободной от захвата матери, терла руку, на которой проступили красные пятна, грозившие перерасти в синяки. А Анна, не замечая никого вокруг, склонилась к уху женщины и, не ослабляя хватки, произнесла:

— Не смей трогать девочек! — Анна сильнее сдавила шею Элеоноры пальцами, заставляя ту зашипеть от боли, — И чтоб ты знала, Эля, — Нюра повторила интонацию, с которой Шуховская обращалась к ней ранее, — Паша скоро станет еще раз отцом. Даже дважды.

— Сучка! Я доберусь до тебя! — взвыла Элеонора, пытаясь вырваться из захвата, и у нее получилось.

Обернувшись, женщина, словно кошка, собралась кинуться на Анну. Иветта, прекрасно зная характер матери, поспешила преградить той путь, но Груня только схватила подругу за руку.

— Но она же…! — опешила Ива.

Груня прекрасно зала, что делала, предоставляя маме Нюре разобраться с неугомонной женщиной. К тому же, Васька, увидев сквозь стекло потасовку, мчался на всех парах к их столику. Как и охранник, бросив мороженое прямо на пол. Следом, побледнев и плотно сжав губы, торопился Пал Палыч.

Анна Михайловна, словно ждала нападения, с размаху отвесила звонкую пощечину Шуховской, а когда женщина вновь кинулась на нее, в последний моменту вернулась и шагнула в сторону, заставив ее налететь на столик.

— Я убью тебя! И твоего ублюдка! — угрожала Шуховская, захлебываясь от злости и ярости.

— Надорвешься! — победно улыбалась Анна Михайловна.

Ей до зуда в ладонях хотелось отвесить Шуховской еще одну пощечину, а желательно и расквасить нос, вспомнив уроки самообороны от приятного и молчаливого старичка — лесника Кузьмича, с которым они вот уже много лет соседствуют и который твердо полагает, что каждая девочка должна уметь постоять за себя, раз уж мужик затерялся где-то на горизонте.

Вполне возможно, что Нюра влепила бы Шуховской очередной магический удар исключительно в воспитательных целях, если бы не Василий, подлетевший к ним и схвативший мать за руки.

— Вася, Васенька, не надо! — зашептала Груня, понимая, что Барин находится в состоянии жуткой, неконтролируемой ярости.

Шуховская взвыла, но вырываться не перестала, отчаянно вопя и пытаясь добраться скрюченными пальцами до Анны.

— Пусти ее, Вася, пусти, — приговаривала Анна Михайловна, сжимая руки в кулаки и, сквозь прищур глаз, обещая ведьме расправу.

— Ты труп, сучка! Я убью тебя и всех твоих ублюдков! — не унималась Элеонора, а Василий крепко держал мать, не позволяя той вырваться из стального захвата.

Парень выволок женщину из кафе, отмахиваясь от охранников и работников заведения, а потом и сунул упирающееся тело Виталию, сотруднику «Сокола», в руки.

— Убери от греха! — рявкнул Барин, — Иначе придушу!

Виталий хмуро кивнул, уволок безумную тетку из торгового центра, усадил ее в машину и запер. Оставшись на улице, нервно закурил. Мдааа, косяк за ним, однако.

— Я ее задушу, — повторял Пал Палыч, крепко прижимая жену к себе. Перед глазами все еще стояла картинка, как Элеонора пытается напасть на Анютку. И плотная пелена ярости затуманила взгляд.

— Паша, все хорошо! — шептала Анна, обхватывая ладонями лицо мужа, — Все в порядке. Я могу постоять за себя и за девчонок. Не переживай.

— Анютка, — напряженно говорил Пал Палыч, — Ты не представляешь, на что она способна. А если бы ударила тебя? Если в живот? Ты не понимаешь!

— Не ударила ведь, — улыбалась Анна, — Я бы не позволила. Не подпустила бы.

— Господи, Анюта… — вздохнул Пал Палыч.

— Ты присядь, Паш, присядь, — ласково говорила Анна Михайловна, насильно усаживая мужа на диван, — Не переживай. Не нервничай. Вот, смотри, а мы в клинике были. Там приятельница моя работает. Она хороший специалист.

Женщина сунула мужу в руки черно-белые снимки, размытые и абсолютно для него непонятные.

— Вот, Павлуша, — ворковала Анна, — Ты не поверишь! Я сама до сих пор не верю!

Анна Михайловна суетилась вокруг мужа, Васька все еще трясясь от ярости и гнева, звонил Соколу, просил подмогу и машину сопровождения. Груня пыталась успокоить любимого, прижимаясь к его боку, и стараясь рассмотреть следы на руках Иветты, прикидывая, нужно ли приложить лед или сразу отвезти девчонку в больницу.

Ива только отмахивалась, уверяя подругу, что все в порядке.

— Не в первой, — грустно улыбнулась Ива, и вроде бы сказала тихо, чтобы брат не расслышал.

Но Васька как раз сбросил вызов, и четко разобрал слова сестры.

— Чего?! — прорычал Барин, глядя на сестренку, — В каком смысле «не в первой»?! Какого хрена молчала?! С хера ли она тебя колотить решила?!

— Вась, да не кричи ты, — поморщилась Иветта, натягивая рукава свитера до самых пальцев, — Она же мать. Вроде бы…

— Ты собираешь шмотье и живешь у меня! Чтобы ноги твоей там не было! — кричал Васька на весь зал кафе, и если в «Барине» народ был уже привыкшим к реву раненого бизона, то здесь посетители и администрация, собравшаяся по случаю драки, изрядно напряглись.

— Васенька, спокойно, — уговаривала Груня, — Мы как раз уже решили, Ива перебирается к нам. Так ведь, Ивушка?

— Да? — опешила Иветта, но наткнувшись на красноречивый взгляд подруги, закивала, — Да, да, конечно!

Васька капельку угомонился, но злиться не перестал.

— Я ее запру! — бормотал Васька, листая в телефоне список контактов, — Я ее предупредил. Не послушала. Сама виновата.

Иветта и Агриппина предпочли не вмешиваться. Что ж, Элеонора Эдуардовна, действительно, виновата во всем сама.

* * *

Васька с отцом заперлись в кабинете, стоило им оказаться в доме. Изначально, мужчины собирались лично увезти Шуховскую в заведение, выбранное для нее по личной просьбе Пал Палыча. Но не рискнули. Потому, как были твердо уверены, что женщину они не довезут. Грохнут по пути. А так, люди Сокола на двух машинах в данный момент везли клиентку в соседний город, где располагалась тихая клиника с решетками на окнах, жестким распорядком дня, неудобными рубашками и мягкими стенами в комнатах.

За несколько часов Барычинские с помощью верных друзей собрали все необходимые сведения с камер видеонаблюдения, заручились письменным согласием родни обезумевшей женщины. Вернее, Иветта с радостью подписала согласие на размещение матери на принудительное лечение, а на мужа, Марка Ивановича Шуховского, который обещал держать жену под замком, но нарушил данное слово, пришлось надавить. Как выяснилось, Шуховской крайне трепетно относился к своему слуху, особенно, когда на него воздействует рев раненого бизона, а также мужчина не смог устоять против давления влиятельных людей при поддержке Давида Суворова, весьма опасного и известного предпринимателя города.

Как только люди Сокола добрались до места назначения и Шуховская, успокоенная волшебным лекарством, была помещена на ближайшие десять лет в одноместном «люксе» с решетками на окнах и крепкими санитарами, Барычинские получили звонок от директора клиники и контрольный — от «Соколов». Заметно расслабившись, сын с отцом выпили по рюмке горячительного напитка и облегченно выдохнули.

— Вот и все, — хмуро проговорил Пал Палыч, а Васька согласно кивнул.

Минуту мужчины молчали.

— Ты прикинь, а у меня будет двойня, — словно все еще не веря, улыбнулся Пал Палыч.

— Жесть, батя, — Васька улыбнулся в ответ, — Я херею с твоей производительности.

— А в лоб?! — пригрозил отец, но чувствовал, как в эту самую минуту его отпускает напряжение. Словно только сейчас он начал дышать полной грудью.

Нет, мысленно поправил сам себя, дышать он начал, когда Анютка вернулась в его жизнь. Да, точно, так и есть.

Поставив пустой стакан на стол, Пал Палыч поднялся на ноги. До жути захотелось к жене, просто обнять, в который раз убедиться, что все хорошо, все в порядке. С ней. С ребенком. С детьми.

Васька, прекрасно разделяя желание отца, тоже встал со своего места. Их девчонки, закрывшись в спальне Барычинских-старших, ворошили приобретенные покупки, тихо переговаривались и пили горячее какао.

Тихо войдя в спальню, мужчины замерли в дверях. Их женщины сидели спинами к ним прямо на полу, близко друг к другу, и не было ясно, где начинались рыжие волосы Груни и заканчивались такого же оттенка — Анны Михайловны.

— Глянь, чего удумали, — ворчливо проговорил Пал Палыч, — На полу сидят, красотки!

Васька хмуро кивнул, но взгляд замер на рыжеволосой неугомонной пигалице, и хмуриться не хотелось вовсе. Да и на полу было очень даже тепло, несмотря на крепчающий за окном декабрьский мороз.

Но все равно Барин решил проявить характер и поманил девчонку пальцем к себе. Груня закатила глаза, словно говоря: «Ну, вот, сейчас начнется!». Но послушно встала с мягкого ковра.

— Как-то жра… есть хочется, — вздохнул Василий, обнимая девчонку и уводя ее из отцовской спальни.

— Пойдем, покормлю тебя, — согласилась Груня, шутливо щелкая парня по носу, отчего тот шумно клацнул зубами, словно пытаясь укусить указательный пальчик.

Мама Нюра и Пал Палыч остались в комнате. Как только за детьми закрылась дверь, мужчина потер шею ладонью и подошел ближе к жене.

— И где ты драться научилась? — наконец, спросил он, садясь рядом, прямо на пол и упираясь затылком в резную спинку кровати.

— Так Кузьмич научил, лесник наш, — пояснила Анна, пытливо рассматривая лицо мужа. Анютка ждала новостей, но не торопила Павла. Сам расскажет, если сочтет нужным.

— Хочется познакомиться с вашим лесником, — улыбнулся Павел и протянул руку к щеке жены.

Прикосновение к теплой нежной коже дарило чувство покоя и счастья, тихого и уютного.