— Ты…

— ХВАТИТ! — слезы брызнули из глаз.

Я ощутила какое-то тотальное беспросветное отчаяние, толкая Воинова в грудь.

— ТЫ САМ ВСЕ ПОРТИШЬ!!!

Не замечая ничего из-за слез, хлынувших ручьем, я понеслась вперед, подальше от этого ужасного гаража с затхлым воздухом.

Глава 45

Поверить не могла, что Митя мог так поступить со мной.

— Воин? Мститель?! Нет! Слабак и трус! — крутилось на языке.

Вытирая слезы тыльной стороной ладони, я продолжала бежать по плохо освещенной улице. Вдруг нога запнулись — я упала на промёрзший асфальт, разрыдавшись еще сильнее. Душу охватило тяжелое, страшное чувство.

Все кончено. Ничего не получится. Мы старались зря.

Вздрогнула, услышав быстрые легкие шаги в тишине. Машинально заправив за ухо прядь волос, почувствовала, что голова отяжелела. Только тут дошло, что я нахожусь одна посреди пустынной темной улицы, а маньяк, напавший на Лиду и Аделину все еще не пойман…

По спине пробежал холодок, поясница моментально покрылась испариной. Сердце, застрявшее посреди горла, не давало нормально дышать. Задыхаясь от страха, я положила голову на колени, обняв себя за плечи.

— Вот тебе и дочь мента… — пулей пронеслось в голове, когда надо мной нависла длинная мрачная тень.

— Роза…

Хоть изображение смазалось из-за пелены слез, его голос с самой первой встречи занозой застрял в сердце. Воинов уселся рядом со мной на холодный асфальт. Какое-то время мы сидели, молча, тяжело и судорожно дыша. Сделав огромное усилие воли, я прошептала.

— Зачем ты пришел?!

Вместо ответа Дима прижал меня к себе, но этого было недостаточно.

— А я, дура, поверила, что ты изменился и, больше никаких гулянок и драк. Возвращайся в гараж. В этом нет никакого смысла.

Несмотря на его стальные объятия, тело продрогло. А еще стало холодно где-то очень глубоко внутри, как после смерти отца. Даже десятки пледов не помогли бы сейчас согреться. Так бывает, когда отмирает частичка души. Когда чаша боли превышает все светлое и доброе, заменив позитивные эмоции ледяным отчаянием.

Там, где еще недавно распускались бутоны и цвели сады, наступили заморозки.

— Пойдем, я провожу тебя до дома… — сухо бросил Воинов.

Парень поднялся, протягивая мне руку, но силы покинули. Я продолжала сидеть на асфальте, глотая одинокие капли, струящиеся из глаз.

— Уходи.

— Роз, я провожу тебя.

— Ты слабак, — бросила язвительно.

— Слушай, не начинай…

— Ты мне противен. Никита все правильно сказал.

— Р-о-з… — Воинов шумно сцедил слюну.

— Я больше не могу. Делай, что хочешь. Живи своей жизнью, если чувства близких для тебя ничего не значат!

— Хватит сидеть! Заработаешь цистит или воспаление легких! Пойдем, провожу тебя… — Дима потянул меня за запястья.

— Не трогай! — прошипела не своим голосом. — Ты трус и слабак! Видеть тебя не хочу!

— Роза, пожалуйста… Ты просто не понимаешь, — голос Димы сорвался на рваный низкий хрип.

В этот миг он напомнил одинокое затравленное животное.

— Ты никому ничего не докажешь, бухая по гаражам, — пробормотала, медленно поднимаясь.

— Ты никому ничего не докажешь, бухая по гаражам, — пробормотала, медленно поднимаясь.

Для того чтобы не потерять равновесие, мне пришлось вцепиться в его плечо. Наши взгляды столкнулись. В сердце еще глубже угодил нож, заточенный несбывшимися мечтами. Фантомные боли вернулись: второй раз в жизни у меня возникло ощущение, будто я теряю близкого человека. Даже находясь на расстоянии вытянутой руки, Дима ускользал от меня…

От осознания этого становилось жутко.

— Дети не должны отвечать за грехи родителей, — сделав глубокий вдох, я поправила шапку, направляясь в сторону дома.

Дима больше ничего не сказал, но я знала — он шел следом. Впервые за долгое время меня это не радовало. Тяжело готовиться к какому-то там ЕГЭ, когда у тебя в груди зияет пробоина размером с метеорит.

— Дело не в матери. Наверное, где-то свыше все уже предрешено. У меня другой путь. Не лучше. Не хуже. Просто он другой. Я не капли не жалею, что встретил тебя, Роз. Ты, правда, лучшее, что со мной случилось. Ты мой цветочек. Пожалуйста, не уходи вот так…

Но я не остановилась.

Зачем?! Кому теперь это нужно? У него другой путь, другая жизнь, в которой мне, очевидно, нет места, а лимит нервных клеток за последние сутки, итак, был исчерпан.

Открыв дверь своим ключом, бросила усталый взгляд на часы, обнаружив, что уже перевалила за полночь.

— О, систер пожаловала! Какие люди и без охраны! А мать в курсе, что ты шарахаешься по ночам?! — Лешка выглянул из зала, смерив меня едким взглядом.

— Можешь порадоваться, мы с Димой расстались, — бросила, развешивая свои вещи в прихожей.

От перепада температур озноб усилился. Вытерев испарину со лба, я прошла на кухню согреть чайник. До сих пор зуб на зуб не попадал.

— Роз, что случилось? У тебя такой болезненный вид… — Лешка зашел следом.

Впервые за долгие недели в голосе брата послышалась искренняя забота, но, увы, я не испытала особых эмоций по этому поводу. Покачав головой, заварила чай эрл грей, устало опустившись на стул.

— Систер, ты это…не обижайся…ну, я немного перегнул палку. Не знаю, что на меня нашло. Наверное, устал от вечной экономии и маминых слез по ночам в подушку. А Артак Ашотович надежный мужик. Да и нам с тобой поможет устроиться в жизни. Понимаешь?! — брат коснулся моей руки, но я резко её одернула, словно меня ужалило ядовитое насекомое.

— Помнишь, отец говорил: «Над вами тушат пожар, значит надо устроить пенную вечеринку». Знаешь, Леш, я устала барахтаться в пене… — так и не выпив чай, пошла в свою комнату, и, не раздеваясь, залезла под одеяло.

Меня знобило. И даже под толстым слоем пуха не получалось согреться.

— Роз, да ты вся горишь… — услышала голос Лешки сквозь густую пелену.

Глава 46

POV Воин

Я вернулся домой, накормил пса и, забив на душ, завалился в кровать. Богдан прислал смс, что сегодня останется ночевать у Бодровых. Вот и славно. Бодровы наши вечные благодетели. Тетка вновь оплатила матери лечение в клинике, а Ник, похоже, возглавил операцию по моему поднятию со дна.

При воспоминании о детстве в моей памяти всплывали образы пьяных маминых собутыльников, которые постоянно не давали спать. Никто из них не относился ко мне как к ребенку. Скорее, как к обузе, мешающей веселью.

Своего отца я не знал. Мать не любила говорить на эту тему. Случались, конечно, периоды, когда мама находилась в завязке и бралась за голову. Это было самое счастливое время. Тогда мы с братом еще искренне верили, что она справится и сойдет со скользкого пути…

Но потом розовые очки разбились. Не знаю, как у Бо, но у меня точно. Алкоголь для нее важнее, чем родные дети. Теперь уже сомнений не осталось.

Иногда я жалел, что не родился сиротой. Звучит кощунственно, но, когда ты постоянно испытываешь стыд за родную мать, чаша терпения переполняется. Тетка использовала свои связи, и всегда отбивала нас от органов опеки. Хотя периодами я мечтал, чтобы нас забрали из семьи.

Может хоть тогда бы она одумалась?!

Со временем я научился скрывать, что мать пьет. Сам себя обслуживал: убирал, стирал, готовил, да и Богдан никогда не оставался в стороне. Под влиянием тетки старались хорошо учиться. По крайней мере, именно она настояла, чтобы я доучился до одиннадцатого класса.

А потом такое предательство — напиться и приползти в школу в полубессознательном состоянии.

В первую секунду, как только я увидел ее на полу, хотелось развернуться и убежать на край света. Такого стыда я не испытывал даже когда в шестом классе нашел мать спящей на лавочке возле дома.

Да, мне просто хотелось исчезнуть, раствориться, убежать, чтобы больше никогда не смотреть в ее пустые беспомощные глаза. Через месяц мне исполнится восемнадцать. Скорее бы. Мечтал уже самостоятельно управлять своей жизнью.

Единственное, что меня здесь держало — Роза. Раньше, кроме брата у меня не было по-настоящему близких людей. Старался ни к кому не привязываться, а теперь появился маленький нежный цветочек. Мой цветочек.

Впервые в жизни не мог даже подняться с постели и сходить в душ, а еще рыдать хотелось от собственного бессилия.

Щенок забежал в комнату, свернувшись на полу у изголовья моей кровати. Я почесал черноухого за макушку, ломая голову, как бы все это разрулить…

— Мить, а, Мить?!

???

Приоткрыл левый глаз, пытаясь сфокусироваться на объекте назойливого шума. Наконец, расплывающееся лицо Богдана собралось в цельную картину.

— Что тебе надо?! — выдал осипшим от сна голосом.

— Сколько можно спать?

— Ну… э-э-э…

— Уже пять часов вечера! И школу снова прогуля, — брат вздохнул, усаживаясь на край кровати.

— Я не собираюсь туда больше ходить, — приподнялся на локтях, смерив его взглядом медведя, разбуженного во время спячки.

— Роза заболела. — Богдан хмуро улыбнулся. — Температура под сорок. Со вчерашнего вечера лежит пластом.

— Черт…

— А знаешь почему?! Потому что вчера вместе с нами несла вахту под окнами у Корсаковых. Ради твоего светлого будущего застудила себе почки! И все коту под хвост! — процедил сквозь зубы.

— Слушай, я…

— Молчи. Молчи, Дим!

Брат называл меня так в исключительных случаях, когда был очень зол.

— Эй, Бо?!

— Я думал, у вас все серьезно, а ты поматросил девчонку и слил отношения в унитаз! — Богдан поднялся и уже собирался покинуть комнату, когда я тихо сказал.

— Я люблю Розу. Ты даже не представляешь как сильно…

— Тогда почему постоянно делаешь ей больно? Неужели так трудно обуздать свою чертову гордость и вернуться к занятиям?! Мы ведь все уладили.