Ладно, пора идти заниматься грязным делом. Эх, Василий Васильевич, с ханом воевать — не ложкой щи хлебать… Для твоего же блага придется сунуть тебе ежика в штаны.

Когда после сытного завтрака Шакловитый, выгнав всю прислугу из шатра, тихим голосом рассказал Голицыну о своей задумке, князь аж побелел от гнева. Вскочив и отшвырнув стул, он прошипел, указывая гостю на выход:

— Никогда еще князьям Голицыным не предлагали совершить столь подлый и низкий поступок. Как ты смел, ты, холоп, предложить потомку Гедиминовичей такую подлость! Вон из моего шатра, пока я не кликнул охрану и не приказал тебя арестовать за воровство и измену!

На лице Шакловитого появилось усмешка. Медленно поднявшись и обойдя стол, он спокойно поднял княжеский стул и, поставив его на место, остановился перед разъяренным Голицыным.

— А что ты, князь, шепчешь-то? Если измена, так во все горло кричать надо. А шепчешь потому, что сам хочешь этого, да гордость не позволяет. А ты заткни ее подальше, гордость-то. Сейчас не то время, чтобы Гедимина вспоминать, царство ему небесное! И сделаешь ты все так, как я сказал, иначе на Москве позору не оберешься.

— Ни за что! Вон отсюда! Лучше позор, чем такая подлость!

И тут показное спокойствие его гостя как рукой сняло.

Забыв обо всех чинах и родовых связях, он сгреб Голицына за грудки так, что затрещала ткань, и приблизил его лицо к своему.

— Ты сделаешь так, как я велел, князь. Я за Софью Алексеевну живота своего не пожалею, но ты сегодня же примешь Мазепу с товарищами. Слышишь? Я не позволю, чтобы из-за тебя государыня попала в монастырь. Я не допущу, чтобы ты вернулся в Москву с поджатым хвостом. Ты можешь быть предан, но не побежден. Усвоил, князь?

В голосе Шакловитого было столько силы и ярости, что Голицын мгновенно обмяк и опустился на подставленный стул, закрыв лицо руками. В шатре стояла тишина. Стоявший рядом человек не мешал князю предаваться отчаянию. Наконец, Голицын поднял враз осунувшееся лицо и вымученно спросил:

— И когда ты хочешь, чтобы я это сделал?

— Сегодня же, князь. Мне возвращаться надо. Государыня ждет. Все очи проплакала, о тебе думая. Сам видел.

Они говорили, всячески избегая встречаться взглядами. И тому, и другому претило то, что должно было произойти.

Сговорились на том, что как только дело будет сделано, Шакловитый сразу поскачет в Москву, а Голицын прибудет туда позже для торжественной встречи. Выслушивая приказания наглого выскочки, сломленный тяжестью того, что должно было произойти, боярин только покорно кивал головой, соглашаясь со всем.

Когда Шакловитый, примчавшись во дворец, явился к Софье как есть, в запыленном платье, пропитанном его и конским потом, Верка только руками всплеснула, но побежала доложить хозяйке, что аудиенции просит судья Стрелецкого приказа.

Сердце царевны екнуло, и, перекрестившись, она поспешила в приемную палату, где ее ждал полумертвый от усталости Федор. Перед дверью она остановилась, чтобы унять дрожь в руках и придать лицу «государственное» выражение, и только затем переступила порог комнаты. Но, встретившись с засиявшими при ее появлении глазами Шакловитого, царевна не выдержала и радостно расплылась в улыбке:

— Ну, что скажете, Федор Леонтьевич? Какое настроение в войске? Как здоровье князя? Когда его ждать в Москву?

Сунув руку за пазуху, Шакловитый с поклоном подал ей письмо Голицына, скрепленное княжеской печатью.

— Вот, Василий Васильевич просил передать тебе в собственные руки.

— Благодарю. — Она взяла письмо и, немного поколебавшись, положила его на стоявший в комнате комод весьма затейливой работы. — Я прочту его позже, а пока ты мне расскажи о своих впечатлениях. Садись вот сюда.

С этими словами она указала на стул, стоящий у окна, но мужчина отрицательно покачал головой.

— Не стоит, государыня. Я такой грязный, что потом его придется выкинуть… И, кроме того, боюсь, что если сяду, то сразу засну. Если будет такая твоя милость, позволь все рассказать и пойти отдохнуть с дороги хоть несколько часов.

Софья окинула внимательным взглядом своего гонца, отметив новые морщины на лбу, мешки под глазами и неспокойные пальцы, теребившие шишак, который Шакловитый держал в руках.

— Да, конечно… Расскажи основное, а потом мы продолжим разговор.

— Я застал князя в большой печали из-за итогов похода, а, более того, из-за того, то он скучал по тебе, царевна. Как я и предполагал, все оказалось не совсем так, как писал тебе Василий Васильевич. Нет, все было так, как он отписал тебе в письме: и жара, и нападения врага и все остальное. Но главной причиной его поражения стало предательство Самойловича, приказавшего своим казакам поджечь степь. Мы провели следствие и поймали двух поджигателей, но они оказали сопротивление и были убиты. Тем не менее гетман Самойлович арестован вместе с сыном. Казачий круг решил, что хочет себе в гетманы Ивана Мазепу и покорно просит тебя утвердить его решение. Челобитную казаков поддерживает и Василий Васильевич… Вот, собственно, и все.

Софья задумчиво побарабанила пальцами по лежащему на комоде письму, пытаясь понять выражение лица Шакловитого, который стоял, опустив голову.

— Значит, виноват Самойлович? — раздельно произнесла царевна, в голосе которой слышалось недоверие. — И князь из-за него потерял стольких людей?

— Да, государыня.

— Посмотри мне в глаза, Федор Леонтьевич.

— Государыня!

— Велю, посмотри!

С тихим вздохом дьяк поднял на царевну зеленые глаза и тут же снова отвел. В палате опять повисла тишина. Унизанные перстнями женские пальцы продолжали выбивать нескончаемую дробь.

— Мне всегда нравился Иван Самойлович, хотя он часто осуждал действия князя Василия, — задумчиво проговорила Софья. — И мне больно узнать о его предательстве… Мы устроим князю Василию торжественную встречу, и все пойдет так, как было… Благодарю тебя, Федор Леонтьевич, ты сделал все, что мог. Можешь отдохнуть…

Закусив нижнюю губу, Шакловитый молча поклонился и беззвучно исчез за дверью, а Софья медленно взяла письмо князя, но не распечатала, а долго держала в руке. Затем, решившись, взломала печать и углубилась в чтение. Перевернув последнюю страницу, она еще раз перечитала его начало, где князь живописал свои мучения, и покачала головой.

— Эх, Иван Самойлович, Иван Самойлович… Как же все нехорошо получилось! Богом клянусь, я не хотела тебе зла… И бедный Вася… Хотела бы я посмотреть, как его на такое дело подбил Федор Леонтьевич.

Она неспешно сложила письмо и, перейдя в соседнюю комнату, подошла к резному кабинету, затейливо украшенному тонкой резьбой. Повернув одну из резных фигурок, она нажала на потайную пружину.

Раздался щелчок, и откинувшаяся дощечка открыла секретный ящичек, где уже лежало несколько бумаг. Письмо последовало туда же. Одно легкое движение рукой, щелчок — и даже очень зоркий человек вряд ли смог бы найти место расположения тайника. Что ж, ничего не остается, как по просьбе Василия Васильевича сослать Самойловича с сыном в Тобольск и устроить князю торжественную встречу. Пожалование земель и денег смягчит разочарование воевод, полковников и атаманов, а мнением простого люда можно пренебречь. Не впервой.

Так закончился первый Крымский поход, не принесший Московскому государству ни почета, ни богатства, ни новых земель.

Думским людям было объявлено, что князь Василий возвращается домой после удачно проведенной кампании. Бояре переглянулись между собой, пожали плечами и приговорили торжественно встретить победителя.

Встрепенувшаяся партия Нарышкиных снова затаилась до поры до времени, но, как гиена чует издали запах падали, так и в Преображенском почувствовали, что трон под Софьей дрогнул, и приободрились. Наступила пора шаткого равновесия. И Софья Алексеевна, и Наталья Кирилловна, и все приближенные ко двору люди понимали, что следующая ошибка царевны станет для нее роковой. Даже придворный поэт Карион Истомин прекратил строчить одну за другой оды в честь государыни, а это был уже совсем дурной знак.



ГЛАВА 7

Амант бывший и амант будущий

В хлопотах и ожиданиях незаметно подкралась осень.

В дворцовом саду кусты снова стояли, раскрашенные в разные цвета, словно скоморохи. Софья теперь часто здесь гуляла вместе с сестрой. В его тихих закоулках она могла поплакаться Марфе о своих печалях, не боясь, что ее откровения станут достоянием чужих ушей.

А поплакаться было о чем. Князь Василий вернулся из похода чернее тучи и заперся в своем тереме, прикинувшись больным. Только грозное приказание государыни явиться пред ее очи заставило неудачливого полководца вернуться к своим обязанностям «Царственныя большия печати и государственных великих посольских дел сберегателя». Теперь в их отношениях постоянно присутствовало ощущение неловкости, словно, сговорившись, убили кого-то и спрятали под кровать. А ежели Васечка все-таки оставался в ее опочивальне до утра, то даже не скрывал, что спит с ней по обязанности. Впрочем, в остальных делах он, как всегда, был выше всех похвал, и она уважала князя не меньше, чем раньше, продолжая принимать уважение за любовь.

О Федоре Шакловитом царевна почти не вспоминала.

С той поры как он ввалился к ней с вестями о Голицыне, начальника Стрелецкого приказа словно подменили, и вместо частых визитов по поводу и без он теперь появлялся во дворце только по служебным делам и старался подгадать так, чтобы не остаться с царевной наедине. Это и радовало ее, и огорчало. С одной стороны, не хотелось видеть человека, ставшего причиной ссылки в Тобольск гетмана Самойловича, с другой — ей так не хватало его силы, дерзости… Любви…