Мэрилин повела их в задний коридор, поднялась на три ступеньки на площадку, еще на три — на другую площадку, прошла в квадратный коридор с пятью дверями — три двери в спальни, одна в ванную, пятая в башню.

— На сегодня вы единственные постояльцы, поэтому не придется делить ванную комнату.

Одна из бровей «мистера Смита» взлетела вверх. До него не доходило, что возможно ему придется делить ванную комнату с низами. Пайпер же предпочла бы для компании еще каких — нибудь гостей.

В комнатах было по — домашнему: кровати с деревянными спинками, стеганые одеяла, старомодные лампы со стеклянными абажурами, много тюлевых занавесок. На стенах — черно — белые фотографии барж с рудой.

Хозяйка, которая в двух словах рассказала им историю маяка, показала фонари в каждой комнате для тех, кто хотел исследовать башню.

— На башне водится привидение, но большинство гостей его не видят. — Она вышла в коридор. — Если не возражаете, я закрою на замок входную дверь, когда буду уходить.

Уходить? Пайпер не могла понять, почему это ее обеспокоило. Ладно, вообще — то она понимала, но… Даже с городом на расстоянии нескольких кварталов маяк казался изолированным, как пустынный остров. И ни одного взрослого в качестве дуэньи.

— Вернусь утром, — предупредила Мэрилин. — Завтрак в восемь тридцать.

И исчезла внизу лестницы, несколько мгновений спустя послышалось, как за ней захлопнулась входная дверь.

«Мамочка! Разве ты не знаешь, что нельзя оставлять деток одних?»

Купер бросил сумку, и это простое действие словно сожгло весь кислород в спальне. После взбешенной реакции Пайпер на то, что он заявил в машине, ей настоятельно требовалось выйти отсюда прямо сейчас.

— Не капризничайте, — сказал он, когда она повернулась к двери.

Пайпер резко обернулась.

— Я не капризничаю. Просто проголодалась.

Он полуприкрыл веки.

— Не ждите, что я что — нибудь предприму в этом смысле. Я уже сказал, что мне неинтересно.

— Да ради бога! Я просто хочу съесть тот шоколадный пирог, что она нам оставила. Черт, да что с вами такое?

Пайпер презрительно ощетинилась, хотя с трудом сдерживалась, чтобы не стянуть через голову футболку, скинуть бюстгальтер и посмотреть, как он при этом будет не заинтересован.

Она направилась вниз по лестнице угоститься пирогом на кухне. И пока ела, прошла через столовую в гостиную, у которой был такой вид, словно она принадлежала чьей — то милой прабабушке. На спинках кресла с крыльями и дивана с камчатой тканью лежали белые салфеточки. Стереопроектор, горшок с африканской фиалкой стояли наверху шкафа со стеклянными дверцами. С окна свешивался паучник. Пайпер представила хранителя маяка с женой, которые сиживали здесь по вечерам до времени изобретения электронных устройств. Они читали, может, шили, рассуждая о погоде на грядущий день. Потом поднимались по лестнице в спальню…

Пайпер сгребла судовой журнал с кофейного столика и пролистала. Журнал приглашал постояльцев принять на себя обязанности хранителя маяка, пока они здесь жили, поднимая и опуская флаг утром и вечером, записывать названия кораблей, приходящих в гавань, и дважды в день проверять сигнальный огонь.

Кусок торта для Купера все еще лежал нетронутым на стойке. Пайпер поставила пустую тарелку в раковину и пошла наверх в свою комнату. Натянула пижамные штаны в черную клетку и футболку с «Чикагскими медведями», но спать ей еще не хотелось. Раз уж она здесь, почему бы не проникнуться духом этого местечка? Пайпер прихватила фонарик с комода, сунула ноги в шлепанцы и пересекла коридор, играя в хранителя маяка.

Внутри башни было зверски холодно и темно, ни проблеска света не проникало сквозь кромешную тьму от огромных линз наверху. Пайпер включила фонарик, посылая зловещие тени бродить по оштукатуренным стенам. Узкая лесенка со ступеньками, выкрашенными в темно — бордовый цвет, вела в прожекторную будку высоко над головой. Маленькое окошко на площадке выходило на гавань, но с тех пор, как они приехали, наполз туман, и Пайпер могла различить лишь тусклые очертания грузовых причалов.

Она стала подниматься по лестнице. Холод проник под пижаму и футболку. Пайпер поджала пальцы, чтобы шлепанцы не хлопали по деревянным ступенькам. Страшные окна, темнота и уединение… Восхитительно зловеще. Она ощутила, словно угодила в одну из детективных историй, которые с жадностью глотала в детстве. «Пайпер Дав и Тайна убийств в маяке».

Пайпер достигла еще одной крошечной площадки с круглым иллюминатором. С больших линз наверху все еще не видно света. Она выключила фонарик, чтобы посмотреть в иллюминатор на озеро, но туман был слишком густым, чтобы что — то увидеть.

Внизу послышался шорох.

Скрипнула, открывшись, дверь. На нижних ступенях звук крадущихся шагов.

Убийца с маяка пришел за ней.

Она узнала, кто это. Он знал, что она его узнала. Он не мог себе позволить оставить ее в живых.

Помощи ждать неоткуда.

Все зависит только от нее.

Одна на пустынном маяке с сумасшедшим головорезом, который убивал… и собирался убить снова.

Жизнь еще никогда не была столь прекрасной!

Пайпер бесшумно распласталась за углом, на боку ее свисал смертоносный фонарик. Убийца крался с хитростью леопарда. Так и должно быть.

Шаги раздались ближе. Ближе. Еще ближе.

Он ступил на площадку.

Она выпрыгнула. Пронзительно завизжала.

— Ииииииииииииииииии!

Он вскрикнул. Выронил фонарик. И врезался спиной в стену.

И схватился за грудь. Включая свой фонарик, Пайпер поняла, что возможно маленько перестаралась.

— Э… Привет, как дела?

— Что, на хрен, вы вытворяете? — вскричал Купер.

— Просто… да так, немного забавляюсь. Может, чуточку увлеклась.

Из горла у него вырвался низкий рык. Купер рванулся к ней. Схватил за плечи. И начал сильно трясти. А потом поцеловал. Ну вот. Опять.

Она ощутила его гнев по силе поцелуя, по напряжению, скрутившему его тело пружиной. Купер дернул Пайпер ближе, и она себе показалась маленькой и беззащитной, хотя ничего такого в помине не было.

«У меня нет к вам сексуального интереса. Никакого. Ноль».

Ага, оно и видно.

Пайпер уронила свой фонарик и прижалась к Куперу.

Который уже был готов.

Не он один любил вызов, и Пайпер, вместо того чтобы оттолкнуть, закинула руки ему на шею.

«Купер Грэхем, ты полон дерьма».

Она подняла голову. Разжала губы. Купер думал, что он такой стойкий. Властелин и хозяин над всеми женщинами. Нет, только не над этой женщиной.

Пайпер скинула шлепанец и встала на его стопу, чтобы быть повыше, и углубила поцелуй. Дала ясно понять свои намерения.

И Купер понял. Его губы стали мягче, раскрылись. Языки встретились. Пайпер запустила пальцы ему в волосы. Большие ладони обхватили ее ягодицы. Она обвила ногой его. Тепло широких ладоней проникало через тонкий хлопок пижамы.

Ну что, скажешь и сейчас, что тебе не нравлюсь?

С виду весьма. Их языки столкнулись. И…

Пайпер растаяла внутри. Таяла и сгорала. Колени превращались в кашу, спина выгибалась, а внутри звонил будильник «здесь и сейчас». Гудели, звенели, вспыхивали тревожные сигналы настойчивого желания.

Внутренний жар вырывался наружу. Купер большими мускулистыми руками поднял Пайпер с пола. Прижал к стене, словно она совсем ничего не весила. Их поцелуй превратился во что — то дикое, существовавшее само по себе. Пайпер ладонями забралась Куперу под футболку, пальцами впилась в твердые мышцы спины.

Он резко отпрянул. Схватил ее за плечо и подтолкнул вперед себя вниз по лестнице. Они вышли на свет в коридор. Пайпер быстро обернулась. Открыла было рот, чтобы заговорить.

— Заткнись, — приказал Купер, прежде чем она произнесла хоть слово. — Мне это нравится не больше, чем тебе.

Лучшее из того, что он мог сказать. Они больше не были Купером и Пайпер. Просто два тела, нуждающиеся в разрядке. Лишенные индивидуальности. Самый что ни на есть примитивный секс.

Они очутились в спальне Купера. Он рванул к сумке. Судорожно стал копаться. Пайпер могла бы поклясться, что у него тряслись руки, но, стягивая через голову футболку, загородила себе обзор. И вот она стояла с голой грудью в одних пижамных штанах, пока Купер сдирал свою одежду, являя, о, взору великолепный вид. Сплошные твердые мускулы и гибкие сухожилия, загорелая кожа и бледные шрамы. Хотелось укусить каждый из них, однако Пайпер желала ощутить себя безымянной и потому выключила верхний свет, погрузив их в темноту.

Она услышала шорох одежды, от которой освобождался Купер, и в следующее мгновение, все еще в пижаме, очутилась распластанной на постели, прижатая мощным телом. Он зажал ее ноги своими и сосредоточился на одной цели — на ее груди.

Пайпер билась под его пальцами, под движениями языка. Она изо всей силы отпихнула Купера в грудь и опрокинула на бок, вывернулась, чтобы самой взобраться сверху. Его твердый, как стиральная доска, пресс позволил ему легко согнуться в поясе, ртом поймать ее грудь и продолжить вершить свою черную магию. Пайпер откинула назад голову и оседлала Купера. Он застонал, и она снова очутилась на спине, а большие ладони сдернули с нее пижамные штаны.

Снова Купер принялся терзать ее губы, и она выгнулась ему навстречу. В кромешной тьме, где ни зги не видать, он мог действовать лишь на ощупь, чем и занимался.

Когда он раскрыл ее пальцами, стало немного больно, но только мгновение, а потом боль совсем исчезла… И Пайпер уже двигалась под рукой Купера, отключив разум, сходя с ума, и только тело — плывущее, пульсирующее, задыхающееся, — распадающееся на части.

Купер на секунду ее оставил. Снова к ней потянулся. Стал мучить. Она еще его не касалась. Не так, как хотелось.