– Не паникуй, – он достал мобильный из кармана джинсов и набрал номер.

Не знаю, на что рассчитывал Богдан, когда под шумок соскользнул с дивана и на карачках пополз прочь.

– Далеко собрался? – Череп преградил ему путь, тогда Островский отказался от попытки бегства. – Идиот.

Те секунды, пока Алексей Владимирович не брал трубку, показались мне целой вечностью. Я тряслась, переживая за Люду как никогда в жизни. Радовало, что она пропала не при помощи Богдана, хоть какая-то приятная новость.

– Здоров… да… нормально… тут Юля спрашивает, где пропала Люда, не может ей дозвониться со вчерашнего вечера.

Тишина длилась нереально долго, я затаила дыхание, Ваня сначала нахмурился, потом кивнул и выдохнул.

– Понял, передам, давай.

– Ну! – поторопила его.

– Расслабься, с ним она. Там не обошлось без приключений, но думаю, ничего страшного. Отоспится и потом перезвонит тебе.

Кажется, с плеч упал тяжелый груз после его слов. Ну, Люда… Прибью гадину, как только объявится, да у меня и так седые волосы раньше времени появятся. Ощущая, как постепенно спадает напряжение, довольно выдохнула. Неужели кошмар закончился? Осталось только решить вопрос с Богданом, Иван будто прочел мои мысли:

– В общем, Юль, если все сказала этому, – кивок на Островского, – езжай с Черепом домой, а я дальше сам разберусь.

– Ладно.

Честно говоря, покидать Ваню – это последнее, что мне сейчас хотелось, но так было необходимо. Уже когда я обувалась, он вышел и кивком головы попросил Степу оставить нас.

– Сможешь освободить для меня сегодняшнюю ночь? Не хочу оставлять недосказанность, хватит с меня. Расскажу как есть, а дальше уже решай сама, надо тебе такое счастье или…

Я заткнула ему рот поцелуем, Ваня был подавлен, в голосе больше не чувствовался энтузиазм, словно мужчина все для себя уже решил.

– Не принимай решение за меня и, да, с удовольствием встречусь с тобой, а если попытаешься соскочить, то…

– Нет, – твердо заверил он. – На этот раз не будет никаких отмазок, обещаю.

На том и разошлись. Череп молчал практически всю дорогу, а я не стала наседать на него. Нечто тревожило мужчину, только у меня не было абсолютно никаких прав требовать объяснения.

В итоге он провел меня до квартиры и на этот раз не стал заходить, сразу сбежал, не оставляя даже возможности пригласить на чай.

***

Как бы мне ни хотелось умолчать, но мама начинала сходить с ума, она не понимала, что происходит, и почему мне снова надо уходить, ночью.

– Боже мой… – родительница схватилась руками за голову, когда я закончила рассказ вчерашних ночных приключений.

Конечно же, я очень постаралась смягчить ситуацию, но все равно, как ни крути – Богдан виноват. У меня не было ни капли жалости, даже если бы ему дали маленький срок или условный, на нем это сильно отразится. Ни о какой Канаде больше не могло идти речь, а уж тем более о престижной работе. Даже у нас с судимостью сложно подобрать денежную вакансию! А Островский карьерист до мозга костей…

– Поверить не могу, – мама тяжело вздохнула и посмотрела на меня со слезами на глазах.

Жека сейчас уже спал богатырским сном – вот за кого у меня душа болела, в последние дни я сильно отдалилась от сына, и он это чувствовал, переживал. Время тянулось, а Ваня до сих пор так и не дал о себе знать, неужели снова решил запрятать голову в песок?!

– А ведь таким воспитанным казался, заботливым, и на тебе, – продолжала сокрушаться родительница. – Что ж тебе так не везет с мужчинами, милая моя…

Как раз на последней фразе у меня пиликнул телефон, я даже подпрыгнула на стуле от неожиданности. Сообщение в «Вайбер» от Вани:

«Я возле твоей двери».

Мгновенно поднялась и побежала открывать ему. Пришел! Даже не верилось до конца. Но, взглянув в глазок, полностью убедилась.

– Что там, кто-то пришел? – удивленно спросила мама, она вышла за мной.

– Это Ваня, – тихо прошептала я, открывая ему.

Мамуля улыбнулась мужчине, сейчас он выглядел так неестественно… официально, что ли: темные джинсы и белая рубашка. Рукава он закатал до локтей, три верхние пуговицы были расстегнуты. Но, что меня поразило больше всего – огромный букет белых роз!

– Иван, да вы проходите, не стойте на пороге.

Да-а… я напрочь потеряла дар речи и держала гостя по ту сторону. Неловко…

– Хм, Анна Петровна, верно?

Мамуля кивнула, а он с широкой улыбкой на лице вручил ей букет роз. Ну, вот… каков хитрец! Уж не знаю, угадал он про белые розы или подсказал кто-то, в любом случае, даже, приди он с ромашками, мама все равно стала бы симпатизировать ему, уж после всего, что я ей рассказала, другого и быть не могло!

– Они изумительные, спасибо. Пойду искать вазу, – прощебетала мама и оставила нас наедине.

– Ну, Ваня… – я тихонько рассмеялась, не зная, что еще сказать.

– Уж тридцать три года как Ваня. Ладно, шутки в сторону, ты собрана, можем идти?

– Да, сейчас, минутку.

Захватила с собой кофту на всякий случай и предупредила маму, что, скорее всего, вернусь уже утром. После царского подарка Вани она готова была меня отпустить без возражений. Даже шепнула, что он очень даже ничего. Знала бы она, какой шок я пережила в первый день знакомства с ним! Что удивительно – он снял с себя все сережки кроме тоннелей, а я ведь уже привыкла к нему прошлому. Как-то непривычно стало видеть мужчину без пирсинга.

Мы снова приехали к нему домой, вот только пошли не в квартиру. Когда лифт доехал до девятого этажа, я удивленно посмотрела на Ивана и выгнула бровь. Он молчал всю дорогу, может, собирался с мыслями, кто знает.

– На крышу, серьезно? – с сомнением проговорила, когда он забрался по лестнице вверх и открыл железную дверь.

– А что, есть проблемы? Высоты боишься?

И вроде говорил он с усмешкой, бросая мне вызов, но в словах отразилось так много боли, что у меня моментально сдавило сердце. Разве могла отказать ему и попросить вернуться в квартиру? Нет… Казалось, для него это символично, поэтому без колебаний поднялась следом.

Не то, чтобы я сильно боялась высоты, но… От открывшегося вида я почувствовала, как голова пошла кругом. Мне срочно нужно было прижаться к Ване, ощутить его поддержу!

– М-да, видимо, идея была так себе, – констатировал он. – Можем уйти, если хочешь.

– Нет-нет! – поспешно ответила, прерывая его мысли. – Я просто раньше никогда так высоко не забиралась, чуть-чуть не по себе.

Он, удерживая меня за талию, повел прямиком к толстому покрывалу, на котором уже лежал термос и бумажный пакет с выпечкой или чем-то похожим на то. Сразу видно – Ваня готовился, поэтому уйти сейчас – все равно, что плюнуть ему в душу.

Мы уселись, Ваня обнял меня со спины, подозреваю, что специально, лишь бы не смотреть в глаза при разговоре. Я радовалась уже тому, что он решился. Пока любовалась видом города с высоты птичьего полета, мужчина собирался с духом. Не стала его торопить, даже молча сидеть с ним вот так – уже достижение! Мне хотелось просто зажмурить глаза от удовольствия и нежиться до утра в жарких объятиях.

– В общем, ты все правильно поняла, я детдомовец. Не могу сказать, что прямо вырос там, поскольку большую часть жизни меня воспитывала улица. Где-то с девяти лет намеренно сбегал оттуда, сначала хотел найти родителей, тупо посмотреть мамке или отцу в глаза, спросить, почему они меня оставили, за что? По мере взросления стал понимать, насколько глупа моя затея с поисками, но сбегать стало традицией, как ни крути, что там, что в детдоме, тебе надо воевать за кусок хлеба, так в чем же разница? Порой приходилось спать в совершенно немыслимых местах: в люках или теплотрассах, воровать, лишь бы прокормить себя, попрошайничать. По-всякому было, много раз меня ловили, возвращали обратно и так много лет. В один период мне пришлось надолго зависнуть в детдоме, как раз тогда к нам привезли новенького – Черепа. Такой же поехавший на всю голову, как и я – затевал драки, хамил всем, постоянно нарывался на неприятности. Но, к моему удивлению, он не пытался сбежать, вроде как по приколу оказалось жить в тепле, с сытым желудком. Мы не ладили от слова совсем, часто дрались до потери сознания и сотрясения мозга. А потом…

Ваня шумно вдохнул, крепко сжал мою ладонь, ища поддержки. Я стала гладить его по руке, надеясь, что это поможет. Уже от той малой части информации у меня волосы на затылке встали дыбом. В девять лет искать самому себе ночлег и заботиться о том, чтобы не умереть от голода… Я в этом возрасте даже плохо помню себя, но у меня была мама, которая заботилась обо всем, любила меня, оберегала, а у него не было никого!

– Потом к нам определили девочку, у нее отец попал в ДТП, а мать не выдержала горя и умерла от сердечного приступа. Бабка уже была старая совсем, и ей опеку не дали. Ты даже не представляешь, насколько Кира была домашней и пугливой, надо было только видеть ее огромные глаза, в которых стояли слезы. Девочка не понимала, куда попала, и как круто теперь изменится ее жизнь.

Кира… Боже, та нежность, с которой Ваня говорил о ней, ранила до глубины души. Из-за ревности у меня встал горький ком в горле, но я попыталась никак не подавать вида, насколько меня задело упоминание о ней. Хотя… Он же не из тех, кто пытается добиться расположения ревностью, значит, та девочка играла или еще играет важную роль в прошлом Ивана.

Словно безошибочно угадывая мою нервозность, он крепче обнял и поцеловал в макушку, немного разряжая обстановку. Как бы там ни было, сейчас он со мной, а не с ней!

– К тому времени я снова надумал бежать, достало все до чертиков, но из-за нее мне пришлось изменить решение. Ей требовалась помощь и защита буквально от всего и всех, проклятый Череп и тут конкурировал со мной, хотел быть круче, прыгнуть выше головы. Время шло, Кира окрепла в суровой реальности, а мы с Черепом все продолжали конкурировать между собой, но теперь уже за ее сердце. Мы же были, по сути, детьми, но тогда казалось, что море по колено, все дороги открыты, если захотеть, то реально можно добиться многого. Она долго металась между нами, симпатизировала каждому, а в итоге выбрала меня. Череп вроде и смирился, перестал добиваться ее расположения, но мне постоянно казалось, что стоит отвернуться, и все… уведет, гад. Потом мне стукнуло восемнадцать, и следовало бы валить во взрослую, свободную жизнь, но разве я мог оставить Киру Черепу? Не-а. Не буду лгать тебе, я любил ее до одури, Кира была моей, и никто не имел права трогать то, что принадлежало мне. А она уже принадлежала мне целиком и полностью, если понимаешь, о чем я…