– И что скажете?

– Ничего не скажу. Я просто не обращаю на это внимания, – сообщила ему свое новое кредо Олеся.

– Нет, подождите, это не дело, – почему-то разволновался Павел. – Этак только хуже сделаете. Мало не обращать внимания, надо направить все это громадье слухов в какое-то выгодное нам русло.

– Вы кто? – в упор спросила его Олеся, приподнимаясь со стула. Павел не нравился ей до такой степени, что хотелось, как в детстве, убежать с криком и забиться в угол.

– Ну, я консультирую Женю по его связям с общественностью, – туманно сообщил Павел.

– А если я позвоню ему и спрошу?

– Ну, если это вам так необходимо, – с презрительным недоумением воззрился на нее мужчина, потом достал из кармана пиджака и протянул ей свой мобильный телефон. – Вот, я уже набрал Женькин номер, посылайте вызов. Вообще-то он даже в курсе, что я тут сейчас сижу.

Олеся заколебалась, отмахнулась от протянутого телефона и кивнула Павлу:

– Так в чем суть вопроса?

– Да в том, что надо бы на волне интереса подсунуть журналистам историю вашего знакомства в лучшем виде, – с готовностью отвечал Павел. – Я не знаю подробностей, но знаю, что вы вроде бы учились с Женей в одной школе, да? И он конечно же был в вас без памяти влюблен. Красивая история, черт меня побери.

– Нет-нет, – поспешила сказать Олеся. – Я не согласна. Это только наша история. Больше никого не касается.

При этих словах Павел рывком поднял голову, смерил женщину внимательным взглядом, в котором Олеся вновь отчетливо прочитала раздраженное презрение.

– Господи, да чего же вы так боитесь, деточка? Конечно, вы к этому не привыкли. Да, у нас тут свои законы, в которых, поверьте, нет ничего дурного или противоестественного. Просто в вашем мирке они не в ходу и априори рассматриваются как некое вселенское зло. Хотите, озвучу вам один из законов нашего мира? Говорить и молчать надо со смыслом, а не потому, что или говорить нет настроения, или молчать нет мочи. Если некая звезда уверяет, что ни за что не пустит журналистов в свою личную жизнь, значит, в этой жизни нет ровным счетом ничего достойного интереса, одна гадость и серость. Приходится компенсировать это завесой тайны. А вот если есть что сказать, то надо понимать, в какой момент это необходимо сказать, чтобы было красиво, но не пошло и не избито. У вас в пассиве как раз есть подходящая история. За чем же дело стало?

– Я не могу принять такое решение одна, – пробормотала Олеся, желая поскорее отделаться от визитера.

– Но я же сказал вам – позвоните Евгению! – крикнул, хлопая себя по ляжкам, незваный гость. – Вот же, я даю вам телефон. Обсудите этот вопрос с ним. Ну что же вы, в самом деле…

Слова «такая тупая» Павел благоразумно опустил, лишь рывком выпростал вперед руку с зажатым телефоном. Повинуясь этому звериному напору, Олеся взяла телефон и вышла с ним в соседнюю комнату. Тупо глянула на табло с набранным номером и едва не нажала кнопку вызова, но опомнилась и отшвырнула телефон на диван.

«Что ты делаешь, безумная? Как только подобная статья увидит свет, найдутся десятки людей, готовых доказать, что Олеся Тарасова никогда не училась в городе Воронеже и ее отец никогда не был военным. А ведь где-то живет дочь бывшего кадрового военного Олеся Марченко, и об этом тоже знают сотни людей».

Она бегом вернулась в гостиную, сунула в руку гостя телефон и произнесла с напором:

– Пожалуйста, уходите, я не желаю, чтобы моя личная жизнь становилась достоянием гласности.

Человек удалился, насмешливо скаля зубы и поглядывая на Олесю как на придурочную. После его ухода она все же позвонила Жене. Заговорила сначала о чем-то другом, но зуб не попадал на зуб, слова комкались, и скоро Женя сам догадался спросить:

– Что случилось, Лесенька?

– Тут приходил один человек, – понизив голос, начала рассказывать Олеся. – Сказал, что он у тебя вроде как пресс-аташе, но соврал, конечно. Ведь ты бы мне обязательно позвонил, если б направил его ко мне. Он хотел напечатать в газетах статью о наших с тобой отношениях начиная с детства, то есть со школы, с Воронежа. Я его прогнала. Это ведь какой-то самозванец, верно?

Женя рассмеялся мягко, необидно, но Олеся все равно обиделась.

– Ну что ты смеешься?! – воскликнула она, едва справляясь с подступившими слезами.

– Бедная ты моя, – уже без смеха произнес Дорохов. – Замучилась с этими акулами пера. Ну как мне тебя убедить, чтобы ты перестала обращать на них внимание?

– Но этот же человек не работает на тебя, правда? – гнула свое Олеся.

– Конечно, нет у меня никакого пресс-аташе. Но человека этого я знаю. Он журналист, и в общем-то неплохой мужик. Немного надоедливый, конечно, но ведь и ему надо как-то зарабатывать.

«Ну не на нашей же с тобой жизни ему зарабатывать!» – едва не заорала Олеся.

– А я знал, что он к тебе заявится, – несколько виноватым голосом продолжал Женя. – Да-а, он и у меня в палате сегодня утром побывал и все порывался съездить в Воронеж, разузнать подробности. Я отшучивался, как мог. Я не стал предупреждать тебя о его приходе, чтобы не давить на тебя, понимаешь. Подумал, ты сама решишь, говорить с ним или нет. Или нужно было все-таки позвонить? – вдруг заволновался он. – Ты прости меня, Лесенька, если я поставил тебя в трудное положение. Я ведь говорил, что для меня все эти публикации уже давно совершенно ничего не значат.

– Все нормально, – сдавленно произнесла Олеся. На самом деле все было совсем не нормально. Впервые за все знакомство Олеся не понимала своего любимого и была на него обижена.

– Ты только учти, что статья эта, скорее всего, все равно появится, – вдруг окончательно добил ее Женя. – Завтра или послезавтра. Ну, додумают они сами, чего не удалось вытянуть из нас. Пообещай, что ты не станешь из-за этого переживать.

– Обещаю, – похолодевшими губами прошелестела Олеся. – А тебя когда выписывают?

– А меня – точно завтра, прямо с утра.

Этих слов оказалось достаточно, чтобы хоть на остаток дня Олеся забыла обо всех своих неприятностях и отдалась радостному предвкушению встречи.


Назавтра обе женщины вскочили на рассвете и снова стали жарить и парить. Олеся все думала о статье в газете, терзалась тем, что в очередной раз ее ложь будет растиражирована на всю страну. К чему это приведет? Страшно даже подумать…

Вера Ильинична то и дело бегала к телефону, звонила куда-то, а потом вдруг огорошила Олесю сообщением:

– Олеся, я должна уйти на пару часов. Мне нужно помочь одной моей приятельнице.

– Что, прямо сейчас? – поразилась Олеся. – И сына из больницы не встретите?

– Думаю, ты это сделаешь не хуже меня, – с таинственной улыбкой ответила ей женщина. – Праздничный стол готов, Иван привезет Женю на своей машине. А я вернусь к обеду.

Олеся проводила Веру Ильиничну до порога, едва не плача от благодарности. А через полчаса приехал Женя. В квартиру он поднялся один, без сопровождения, своим ключом открыл дверь. Олеся, увлеченно моющая на кухне сковородку, прозевала его приход. Выскочила на звук его голоса распаренная, с мокрыми красными руками и застыла в конце коридора в полной растерянности.

– Ну? – спросил ее Евгений.

– Что – ну?

– Где же дружеские объятия?

– А не знаю, как тебя обнимать. Боюсь задеть какое-нибудь травмированное место.

– Ты его не заденешь. Потому что после ударной работы врачей травмированной остается только душа.

– Почему? – заволновалась Олеся. – Что с ней?

– Потому что все эти дни в больнице я изводил себя вопросом: дождешься ли ты моего возвращения, или столь быстрый переход от романтики к грязной посуде – кивок на ее руки – остудит твой пыл и заставит сбежать в Питер?

– Зачем ты так говоришь, Женя? – обиженно произнесла Олеся и тут же захлюпала носом.

– Эй, ты обиделась, что ли? – Дорохов подобрался поближе, тревожно заглянул ей в лицо.

– Ну да, обиделась, – честно призналась Олеся. – Пойми, ты такими словами словно хочешь подчеркнуть мою значительность, что ли. Но так нарочито, что даже обидно. Ведь на самом деле совершенно понятно, что никуда я деться не могу и все зависит только от тебя.

– Серьезно? Буду знать, – расцвел в улыбке Женя.

И Олесина обида испарилась без следа.

– Пойдем в столовую, мы там столько для тебя приготовили, – широким жестом пригласила она.

Но Женя не сдвинулся с места.

– Подожди, Леська, я уже съел с утра свою кашку. Сперва я хотел тебе кое-что сказать.

– Что? – испугалась и, кажется, даже побледнела Олеся.

«Он узнал о моем обмане! Боже!»

– Я тут посчитал на больничной койке, что мы с тобой знакомы уже больше половины жизни.

У Олеси слегка отлегло от сердца. Она зажмурилась, затрясла головой:

– Ужасно, даже не говори!

– Так вот, я подумал, может, пора нам узаконить наши отношения?

– Что? – вздрогнула Олеся. – Ты мне делаешь предложение? Здесь, в прихожей?

– Ой, прости, не учел, – смутился Женя. – Сейчас повторю все то же самое в гостиной.

– Господи, да не в этом дело!

Душа Олеси просто рвалась на части. Не сумев справиться с натиском мыслей и эмоций, она зажмурилась и разрыдалась.

Горячие ладони нежно сжали ее плечи. Олеся открыла один глаз и увидала совсем близко смущенное и испуганное Женино лицо.

– Разве я предложил что-нибудь ужасное?

– Нет! – Она так отчаянно замотала головой, что во все стороны полетели слезинки. – Просто когда ты сказал это, мне вдруг стало так страшно. Я всякий раз смотрела на тебя и думала: с этим мужчиной я никогда не смогла бы поссориться. И вдруг мне представилось, что все это будет: и ссоры, и обиды, и сведение счетов. Но это ерунда, конечно, просто блажь какая-то.

Женя отпустил ее плечи, помрачнел, опустил голову и отступил в глубь коридора. Но через пару секунд снова поднял голову и посмотрел на Олесю с ласковой, но какой-то уже отстраненной улыбкой.