Глава 16

Добро пожаловать в Нассау!


Весь день плыли они под безоблачно-синим небом по лазурно-синему морю. И за все это время не было сделано ни единого выстрела. В самом деле, к чему стрелять, если «Божий суд» приспустил флаг еще до того, как это потребовали?

Каролина стояла на палубе вместе с мрачными моряками. Корабль шел между коралловыми рифами, на поверхности которых сверкал ослепительно чистый песок. В морской глубине, подсвеченной солнцем, сновали рыбки-попугаи и морские щуки. Теперь уже к конвою присоединились и другие суда, и вся флотилия в торжественной тишине направлялась к острову Нью-Провиденс.

Никто на борту не понимал до конца, что же происходит, почему французские и испанские корабли вместе шли к Нассау, но у Каролины возникло ощущение, что ловушка вот-вот захлопнется.

На море быстро опускалась тропическая ночь, и только сейчас впереди показались голубоватые в наступавших сумерках прибрежные утесы. Корабль приближался к острову Нью-Провиденс. Уже видны были огни города, состоящего из множества бараков и хижин, того города, каким в то время был Нассау. В гавани же, в удобной прибрежной бухте, порой стояли на якоре несколько сотен пиратских кораблей — грозная стража и непробиваемый щит.

Природа также покровительствовала жителям Нассау. Длинный песчаный мыс Хог-Айленда с немногими исковерканными ветром деревьями представлял собой естественную преграду на пути чужаков. Сейчас, в свете заходящего солнца, белые паруса множества небольших шхун окрасились розовым.

В этот момент где-то у берега заговорила пушка, и капитан Симмонс в панике дал приказ ложиться на другой галс.

Маневр оказался не из самых удачных. Содрогнувшись, судно внезапно остановилось — село на мель.

Каролина так никогда и не смогла понять, что именно происходило на берегу той ночью. Беспорядочная стрельба, вспышки огня, крики, доносившиеся с проходивших мимо кораблей. Апофеозом же стал взрыв оружейного склада, расположенного у самой воды, — искореженные куски металла взметнулись вверх и разлетелись, словно стрелы, в черные воды бухты. Луна освещала песчаный мыс, ровный и прямой, словно шпага. Каролина слышала, что в гавань Нассау имелось два входа, однако не сомневалась, что флотилия, столь умело отрезавшая «Божьему суду» путь к спасению, перекрыла оба входа.

Наступление утра было отмечено новыми залпами пушек. Пираты на своих быстроходных плоскодонных судах пытались пробить блокаду. Некоторые из пиратских шхун были затоплены; команды же затонувших судов взяли в плен — с тем чтобы с помощью живого щита войти в Нассау. Каким-то чудом «Божий суд» не получил ни единой царапины. Глубоко сидевший в песке корабль упрямо сопротивлялся всем попыткам снять его с мели.

По мере того как поднималось солнце, картина становилась все более отчетливой. Каролина попросила у одного из моряков подзорную трубу и с любопытством взглянула на берег. Город, больше похожий на палаточный лагерь, протянулся узкой полосой вдоль берега. Далее начинались джунгли, а за ними возвышались коралловые утесы, на которых, без сомнения, стояли дозорные. Каролина подумала о том, что если бы пираты не были накануне мертвецки пьяны, то они наверняка заметили бы приближение столь внушительной эскадры и заблаговременно приняли бы меры.

Теперь бой шел на берегу. Испано-французская флотилия уже заставила умолкнуть пушки форта, но некоторые орудия продолжали огрызаться. Каролина видела бегущих мужчин, а иногда и женщин — босых, простоволосых, в ярких развевающихся юбках.

Джилли когда-то была одной из них. Так легко было представить эту рыжеволосую бестию, бегущую по песчаному берегу пиратского порта… Одна из женщин, тоже рыжая, как и Джилли, повернулась и погрозила Кому-то кулаком. Можно представить, что она сейчас кричала, какие употребляла выражения… На ее месте могла бы быть Джилли… Но Джилли лежала на дне моря.

Каролина стиснула зубы. Не время сейчас скорбеть о прошлом, не время гадать о том, что могло и чего не могло бы случиться.

С одного из испанских галионов к ним направлялась шлюпка. И вот уже мрачного вида испанский офицер поднимается на борт.

Так случилось, что на борту только Каролина понимала по-испански, и ей пришлось стать переводчицей.

Капитан Жозе Авилла потребовал формальной сдачи корабля за вторжение в суверенные испанские воды. Он также потребовал, чтобы капитан Симмонс снял и отдал ему шпагу, но, поскольку таковой у капитана не оказалось, пришлось ограничиться отстранением капитана от командования кораблем.

— Спросите их, куда они нас отведут, — просипел капитан Симмонс, лишившись от страха голоса.

— Он сказал, что нам будет отведено надлежащее место, — с невозмутимым видом ответила Каролина.

— Скажите ему, что я настаиваю на другом переводчике! — завизжал капитан Симмонс.

Каролина, болезненно поморщившись, взглянула на своего соотечественника. Но перевела его просьбу — слово в слово. Испанский капитан в изумлении приподнял бровь и что-то прошептал своему адъютанту по-испански. Авилла потребовал, чтобы Каролина зачитала ему список команды и манифест[3].

К тому времени, когда она закончила, у них уже был новый переводчик, молодой человек с меланхоличным и бледным лицом. Он напряженно вслушивался в каждое слово, и было очевидно, что это — его первое профессиональное задание, быть может, он совсем недавно закончил обучение. Молодой человек ужасно нервничал под пронзительным взглядом своего командира.

— Скажите своему капитану, что этот корабль не нарушал суверенитета Испании, — проговорил Симмонс, обращаясь к переводчику. — Мы везем в Англию важный груз, и этот груз мы готовы передать испанскому послу для дальнейшей перевозки в Испанию.

— И что собой представляет этот груз? — осведомился испанец.

— Мы везем Серебряную Русалку, ту самую, о которой вы, должно быть, слышали. Это женщина капитана Келлза, который любит ее настолько, что ради ее освобождения сдался испанским властям.

В толпе моряков послышался ропот, но Каролина держалась так, будто речь шла не о ней. Скорее всего ей просто не верилось, что человек способен на такое вероломство. Найдя в себе силы посмотреть на отчаянно потевшего молодого капитана, Каролина решила вмешаться.

— Все верно, я действительно Серебряная Русалка, — сказала она Авилле на прекрасном кастильском. — Как верно и то, что я навеки останусь женщиной капитана Келлза! Но…

— Как случилось, что вы так превосходно говорите по-испански, сеньорита? — прищурившись, спросил испанский капитан.

— Однажды на побережье в Виргинии, откуда я родом, мы нашли испанскую девушку — жертву кораблекрушения. Она оказалась единственной оставшейся в живых из всех, кто плыл на галионе. Мой отец связался с испанским послом, и ее отправили в Испанию. Но те несколько месяцев, что потребовались для улаживания формальностей, она оставалась у нас. Тогда я и выучила ее язык. Позже, на Тортуге, я подружилась с испанскими пленниками, приносила им фрукты, беседовала с ними и передавала вести от друзей.

Испанский капитан, не лишенный, как и всякий испанец, известной галантности, смотрел на красавицу со все большим восхищением. Неожиданно он отвесил ей глубокий поклон.

— Здесь, сеньорита, вы в безопасности, — сказал он. — Мои люди не тронут вас.

Повернувшись с хмурым видом к английскому капитану, которого поклон испанца, несомненно, насторожил, он приказал переводчику:

— Скажи этому мозгляку, что мы конфискуем его корабль для транспортировки пленников с пиратского форпоста, который мы только что взяли.

— Но у нас есть Серебряная Русалка! Мы предлагаем вам ее в обмен на нашу свободу! — чуть не плача воскликнул капитан Симмонс.

— Скажите молодому капитану, что у него слишком длинный язык. Если он и дальше будет распространяться на эту тему, я велю укоротить его немного.

Капитан Симмонс в страхе метнулся к своим людям, и Каролина не без удовлетворения смотрела, как они расступились, тяготясь таким соседством. Повернувшись к Авилле, Каролина присела в низком реверансе и, одарив испанца ослепительной улыбкой, сказала:

— Вы настоящий испанский кабальеро, капитан.

— А вы опасная девица, — вполголоса проговорил тот, и взгляд его, казалось, добавил: и при этом весьма привлекательная.

Между тем к кораблю прибывали шлюпки с пленницами. Каролина поискала глазами другие лодки, которых, несомненно, должно было быть больше — шлюпки с сотнями мужчин, оборонявших город. Но других лодок она не заметила.

На вопрос Каролины испанец лаконично ответил:

— Убиты.

— Как, вы не берете пленных? — удивилась Каролина.

— Только женщин, — ответил капитан. — Не будете ли вы любезны, сеньорита, взять на себя обязанности переводчицы? Ни одна из них не говорит по-испански.

— Хорошо, — глухо пробормотала Каролина.

«Все мертвы», — думала она, не в силах поверить в то, что это правда. Келлз никогда не делал подобных вещей и когда захватил Картахену[4], и когда брал испанские суда. Он брал их в плен для получения выкупа, но убивать — никогда.

Каролина вынуждена была отвлечься от своих мыслей при появлении первой женщины — неряшливой и толстой, со щербатым ртом и с красной повязкой на непомерно большой голове.

Одна за другой женщины поднимались на борт, некоторые плакали, некоторые смеялись, а иные строили глазки и покачивали бедрами. Но самое большое впечатление произвела на Каролину последняя из доставленных на корабль пленниц.

Она взошла на борт с грацией дикой кошки, залепив пощечину молодому офицеру, обхватившему ее за талию, как ей показалось, слишком фамильярно, хотя молодой человек всего лишь хотел помочь ей.