— В самом деле? Расскажите поподробнее.

— Потребовалось бы слишком много времени, чтобы рассказать вам обо всем. Скажу лишь, что Келлз получил прощение за занятие флибустьерством. Получил от самого короля, когда маркиз Солтенхэм от имени Келлза потопил несколько английских кораблей. Позже, по моей просьбе, Келлз пощадил маркиза.

Перехватив недоуменный взгляд собеседника, Каролина поспешила объяснить:

— Видите ли, моя подруга любила этого Солтенхэма, и я не хотела, чтобы ее возлюбленного убили. У ее отца было столько золота, что купить прощение для Солтенхэма ему не составляло труда, но мать Ребы наняла лжесвидетелей, которые под присягой поклялись в том, что маркиз невинен. Келлз же оказался вне закона.

— Печальная история, — заметил дон Диего. — Я вам сочувствую.

— Я не прошу сочувствия, сэр. Мне было бы достаточно вашего понимания.

— В самом деле? Я приложу все усилия к тому, чтобы вы его получили, — сказал дон Диего и занялся ужином.

В качестве первого блюда подали горячее острое рагу из мяса и овощей. Но Каролина, которой еще совсем недавно казалось, что она голодна как волк, ела без всякого аппетита. Ей хотелось узнать о доне Диего побольше…

— Как вы попали сюда? — спросила она неожиданно.

Он пожал плечами:

— Случайно. Все в этой жизни совершается по воле случая, сеньорита. А этот Келлз… Так ли он был хорош, что вы по нему убиваетесь?

К глазам Каролины неожиданно подступили слезы.

— В нем была вся моя жизнь, — пробормотала она сдавленным голосом.

— И я так на него похож?

— Смотреть на вас — все равно что смотреть на него. Вы с ним похожи… как две капли воды.

— И он тоже говорит по-испански?

— Бегло. На кастильском наречии. Он довольно долго прожил в Испании.

Дон Диего нахмурился.

— То, что он там пережил, — продолжала Каролина, — заставило его возненавидеть всех испанцев.

— Да, — со вздохом согласился дон Диего, — так часто бывает в жизни. Если на нас нападает человек в зеленом[5], то в следующий раз зеленую одежду мы станем воспринимать как цвет врага, пусть даже тот, кто надел зеленое, — наш друг.

— Все несколько сложнее, чем вы хотите представить, — заметила Каролина.

— Понимаю. Вы будете защищать его всеми средствами. Что ж, ваша верность делает вам честь. Вы мне все больше нравитесь, сеньорита Лайтфут. Красота не единственное ваше достоинство.

— Почему, едва увидев меня, вы заговорили по-английски? — быстро спросила Каролина.

Дон Диего с улыбкой откинулся на спинку стула.

— Вы хотите поймать меня на слове? Но мне сказали, что вы англичанка, сеньорита. Вы думаете, я должен был обратиться к вам на языке, которого вы не понимаете?

— Но вы же слышали, что я говорила по-испански на аукционе. Я кричала, что мы с Пенни — сестры и нас нельзя разлучать.

— Простите, разве мог я что-то услышать? Там стоял такой шум…

— Но вы слышали! Вы были совсем неподалеку, вы смотрели прямо на меня!

— А… вы меня все же заметили, а я начал было опасаться, что мне показалось, — с усмешкой проговорил дон Диего.

— Конечно! Трудно не заметить всадника среди пеших!

— Я собирался на прогулку в горы, — объяснил он. — Собирался, но передумал, когда увидел толпу и вереницу женщин, гонимых к рынку. Мне стало интересно.

— Уверена, губернатор все вам разъяснил, — с горечью заметила Каролина. — Сказал вам, что это ведут шлюх с Нью-Провиденс!

— Напротив, — чуть наклонившись вперед, возразил дон Диего. — Губернатор отметил ваше изящество. И, — улыбнувшись, добавил дон Диего, — он оказался прав!

— Глядя на вас, — протянула Каролина, — я начинаю думать, что у Келлза был брат, о котором я ничего не знала!

— Возможно, у Келлза действительно есть брат, но только не я. Скажите, этот Келлз к одевался как я?

— Нет, — призналась Каролина. — Келлз любил серый цвет. Впрочем, он придавал мало значения одежде.

— Как и я, сеньорита, — весело проговорил дои Диего. — А сейчас… прошу вас, отдайте должное ужину.

Каролина заставила себя проглотить несколько кусочков. И тут же почувствовала, что еда придала ей сил.

— Хотела бы я знать, — спросила она, — почему губернатор все это делает? Согласитесь, в наше время трудно ожидать от людей подобной широты души.

— Полагаю, — с улыбкой ответил дон Диего, — наш губернатор хитрее, чем хочет казаться. Я думаю, что он хочет заставить меня совершить глупость, безрассудный поступок…

Каролина во все глаза смотрела на собеседника. Он был не так прост, как могло показаться с первого взгляда. Умен и проницателен… как Келлз!

— Каким же образом он может принудить вас совершить глупость?

— С помощью дамы, — лаская Каролину взглядом, продолжал дон Диего. — Той самой, что пылает, как свеча.

Сама того не желая, Каролина покраснела.

— И зачем губернатору это нужно? — поинтересовалась она.

— Кто знает? Быть может, ему внезапно пришло в голову, что у него есть дочь, которая может влюбиться в человека много старше ее.

— Его дочери уже пятнадцать лет, что, согласитесь, не так уж мало для южанки! К тому же она, что называется, в теле! Все, как говорится, при ней — и бедра, и грудь. На мой взгляд, ей давно пора замуж. Иначе она растолстеет, будет больше походить на матрону, чем на юную девушку. Вот тогда губернатор действительно призадумается!

— О, да вы довольно жестоки в суждениях, — строго проговорил дон Диего, но глаза его при этом смеялись.

— Если честно, я ее не видела, но на мне сейчас ее рубашка, — с улыбкой призналась Каролина. — И она мне коротка и широка одновременно.

Дон Диего рассмеялся.

— И еще мне рассказали, что она в гневе бьет посуду и вообще все, что ей попадается под руку.

— Это верно, — вздохнув, согласился дон Диего. — Слуги на нее постоянно жалуются.

— И губернатор ее не ругает?

— Редко. Он весьма снисходительный папаша.

— Тогда он позволит ей выйти замуж за любого, кто вскружит ей голову.

— Не обязательно. Он может потакать ей во всем, но в этом вопросе может и заупрямиться. Наш губернатор способен временами проявлять недюжинную настойчивость. Дон Коррубедо хочет для дочери достойную партию.

— Но вы — чем не партия? — вскочив, воскликнула Каролина; устыдившись своей несдержанности, она покраснела и опустилась на стул.

— Как мило с вашей стороны, — с улыбкой заметил дон Диего. — Но стоит ли об этом говорить.

— Конечно, нет, — поспешно согласилась Каролина, пожалуй, слишком поспешно.

Возникла короткая пауза. Первой заговорила Каролина.

— Мне сказали, что дочь губернатора очень ревнует вас к донне Химене Менендес.

— В самом деле? С чего бы ей ревновать?

— Думаю, вы это знаете лучше меня.

Только сейчас Каролина поняла, что говорит так, словно ревнует дона Диего. В этот момент подали десерт — заварной крем, залитый винным соусом.

— Думаю, мне нужно попросить у вас прощения, — проговорила Каролина, без всякой охоты пробуя изысканное угощение. — Я знаю, что мне не следовало этого говорить.

— Вы прощены, — с улыбкой ответил дон Диего. — В самом деле, довольно интересно узнать, что говорят за твоей спиной.

— Кухонные сплетни. И в то же время не все в них неправда.

— И не все правда.

Между тем тропический вечер сменился тропической ночью. Фонтан серебрился в лунном свете. Вуаль, покрывавшая серебристые волосы молодой женщины, играла, словно пламя костра. Легкий ветерок шелестел в пальмовых листьях.

— Тропики по-своему прелестны, но мне нравится более прохладный климат, — заметил дон Диего, поправляя жабо.

— Климат Эссекса? — быстро спросила Каролина.

Дон Диего покачал головой.

— Климат Кастилии, — уточнил он, сверкнув белозубой улыбкой.

Как все это напоминало их с Келлзом ужины на Тортуге, думала Каролина. Не надо иметь богатое воображение, чтобы представить, что этот незнакомец напротив — Келлз, вернувшийся из морского похода, и что вскоре зайдет Кэти, чтобы пожелать им спокойной ночи.

— Сеньорита Лайтфут, — сказал дон Диего, вставая. — Не хотите ли прогуляться со мной перед сном?

Каролина поймала себя на мысли о том, что именно так поступил бы сейчас Келлз. Она встала из-за стола.

Они вышли в патио, и тут дон Диего неожиданно остановился возле пальмы. Он оставался в тени, в то время как Каролина словно купалась в лунном свете. Воздух был напоен ароматом бугенвиллей и роз. Глухо закричала какая-то ночная птица.

Каролина ждала, не смея дышать.

И вот это случилось — прикосновение его губ к ее губам, сначала легкое, потом все более настойчивое. Она чувствовала крепкое кольцо его рук, и в этом кольце, точно птице в гнезде, ей стало хорошо и уютно.

В ее поцелуе была тоска, было томление, желание.

«Я лишь представлю, что он — это Келлз, я только представлю себе это…»

Язык его обжигал ее нёбо, даруя чудесное возбуждение. Его руки заставляли ее трепетать от желания, и Каролина крепко прижалась к нему. Он же, внимая призыву гибкого юного тела, все смелее ласкал ее.

Потом он принялся целовать ее стройную белую шею, ее полную, чуть приподнятую тесным лифом грудь. Каролина тихонько застонала, не в силах сдерживать переполнявшие ее чувства.

— О, Келлз, — простонала она. — Келлз…

Мужчина замер.

И вдруг все кончилось. Он внезапно отстранился, и Каролина, подавшись ему навстречу, едва не упала. Он взял ее за плечи и легонько встряхнул.