— Учебная часть? Будьте добры, Марину! Да, да. Спасибо. Жду, — проорал Суржик в трубку, преодолевая шум и треск. — Мариночка? Это я. Опять полный завал. Последний раз, честное слово. Сегодня никак не смогу, хоть тресни. Да плевать мне на него, он сам бездельник, каких мало. Бумажки только умеет перекладывать. Скажи моим пай-девочкам, что… мол, черт ее знает! Скажи что-нибудь, придумай сама. У меня фантазия иссякла. Да! Даже так? Это которая самая активная? Да, да, помню. Все вопросы задает. Один глупее другого. Ну и Бог с ней! Скажи, что у меня рак или инфаркт. Что меня увезли в Склифосовского, наконец. Я никак не могу. Я наверстаю. Все всё сдадут. Моя группа всегда впереди. На белом коне. Так и передай им. Целую. Естественно, естественно.

За четыре безумных дня он как-то мгновенно привык: всегда рядом Надя. Привык! Теперь, особенно в последние дни, чувствовал себя за рулем крайне некомфортно. Бесконечно одинокий, и уже совсем немолодой человек.

Все четыре дня они не расставались ни на минуту. По магазинам, в кафе, в Дом литераторов Суржик везде брал с собой Надю. Даже в издательство «Крот», где планировался выпуск его новой книги, потащил ее с собой. И повсюду они держались за руки. Как школьники. В машине, в издательстве, в кафе. Суржик видел удивленные взгляды друзей, особенно знакомых женщин, чувствовал за спиной насмешливые взгляды, но не придавал этому значения.

Привык! С некоторым удивлением Валера осознал, даже к сумасшедшей любви можно мгновенно привыкнуть. Как ни дико это звучит!

«Какие бы я ни получил известия в течение дня, научи меня принять их со спокойной душой и твердым убеждением, что на все Святая воля Твоя!».

«Форд», оставляя за собой ленту бело-голубого дыма, с недовольным ревом глотал километр за километром. Суржик, не мигая, смотрел прямо перед собой в одну точку.


В эти минуты события в квартире его друга Леонида Чуприна на Кронштадтском бульваре обретали драматический характер. Черноволосая Татьяна, (во всем белом!), сидела на тахте и, закрыв лицо руками, громко и безудержно плакала. Челкаш пристраивался к ее ногам, так и эдак, всячески пытался успокоить гостью. Как и каждый представитель сильного пола, он терпеть не мог женских слез. Сам хозяин расхаживал на костылях по «кабинету» взад-вперед, как молодожен перед дверьми роддома, в ожидании рождения первенца. Взволнованность его была такого же градуса. Никак не меньше. Только костыли под мышками были в этой ситуации явно лишними.

— Нет, это уже совсем, ни в какие ворота! — пробормотал Леонид Чуприн. — Уронила в речку мячик!

Татьяна на тахте пододвинула к себе сумку, достала из нее платок, шумно высморкалась. Потом начала вытирать слезы, осторожно, стараясь не размазать тушь на ресницах. При этом продолжала судорожно всхлипывать.

— Застрелюсь… к чертовой матери! — негромко выговорила она. — Лучше вообще… не жить, чем так…

Чуприн остановился посреди комнаты, как вкопанный.

— Что не так!? — заорал он, не сдержавшись. — Что тебе… не так!?

— Все только оскорбляют… унижают… обманывают…

— Я-то здесь при чем!?

— Все вы одинаковые!

На подобное глобальное обвинение Леонид не нашелся, что ответить. Любой бы на его месте не нашелся. В самом деле, не станешь же аргументировано возражать: нет, я вовсе не такой как все! Я — особенная, яркая, неповторимая личность, индивидуальность и все такое. Он только с силой стукнул костылями по полу и еще пару раз прошелся взад-вперед. Челкаш в растерянности вертел головой. Глазел то на хозяина, то на плачущую гостью. Наконец, Чуприн не выдержал.

— Прекрати реветь!!! — рявкнул он, остановившись напротив Татьяны. — Терпеть не могу бабских слез!!!

— Сейчас, сейчас… — поспешно кивнула головой Татьяна. Она попыталась взять себя в руки, но не выдержала и всхлипывания продолжились с новой силой. Судорожно глотая слезы, она сморкалась и вытирала платочком слезы.

Леонид проковылял на кухню, взял самый чистый из всех граненых стаканов, налил в него воды из-под крана и вернулся в «кабинет», протянул Татьяне. Она благодарно кивнула, начала пить мелкими глотками. Зубы ее выбивали чечетку о края граненого стакана. Чуприн поморщился и отвернулся.

— Если бы вы хлебанули хоть сотую долю тех унижений, через которые приходится продираться мне… — глотая воду, бормотала Татьяна. — Если б на вас обрушилась хоть малая толика тех преследований, которым ежедневно подвергаюсь я.… Если бы.… А-а… Что говорить! — безнадежно махнула рукой она, — Не поймете! Вы из другой сферы!

— Ладно, ладно! — примирительно сказал Чуприн. — Беру свои слова обратно! Все!!!

Татьяна допила воду, поднялась с тахты, поставила стакан на край стола и несколько раз глубоко вдохнула, — выдохнула. Потом, одернув кофту, не глядя на Леонида, опустив глаза в пол, направилась в коридор, к входной двери.

Леонид Чуприн ее не удерживал. Молча стоял и смотрел ей в спину. Уже приоткрыв дверь на лестничную площадку, Татьяна замерла. Потом медленно прикрыла дверь и повернулась. Долго-долго смотрела на Леонида Чуприна каким-то странным взглядом. Решительным и испуганным одновременно.

— Я должна… сказать вам… — с усилием выговорила она. — Нечто… очень важное!

Леонид поморщился, помотал головой.

— Знаешь что… красотка! — усталым голосом сказал Чуприн, — Уходя, — уходи! Честное слово! Ты меня до печенок достала!

Татьяна переступила с ноги на ногу, отпустила ручку двери, глубоко вздохнула.

— Ваш «черный человек»… — по складам, выдавила она из себя, — …критик Марк Кречетов — это… я!

Леонид Чуприн удивленно вскинулся. Татьяна, глядя ему прямо в глаза, виновато развела руками в стороны. Несколько секунд Чуприн напряженно всматривался в ее лицо. Попытался рассмеяться, не получилось. Из его горла вырвался только какой-то хриплый кашель. В это мгновение за стеной у соседей опять вспыхнул скандал. Явственно доносились крики, звон разбитой посуды.

— Козе-ел! Я тебя ненавижу-у, козе-ел!!! — кричал визгливый женский голос.

— Как человека прошу, сука-а! Заткнись! Я за себя не ручаюсь!!! — перекрывал его сильный и сиплый мужской голос.

В квартиру Чуприна распахнулась входная дверь, мимо Татьяны в коридор ввалились трое подростков с радостными возбужденными лицами. В руках у двоих их них были полиэтиленовые пакеты.

— Дядя Лень! — громко объявил один из «киндеров». — Мы вашу машинку подобрали. Случайно обронили, да?

— Ее еще собрать можно, починить… — уверенно заявил второй «киндер».

Леонид Чуприн не ответил. Вообще не обратил внимания на подростков, возникших в его квартире. Не отрываясь, он во все глаза смотрел на Татьяну. Таким взглядом смотрят на привидение или на воскресшего покойника. Особенно, если не верят в подобные «явления природы». Татьяна взгляда не отводила. Чуть виновато улыбаясь, смотрела ему прямо в глаза. С некоторым испугом и вызовом одновременно.

«Киндеры» переглянулись и, пожав плечами, исчезли из квартиры. Только грустно звякнули «останки» несчастной «Эрики». Подростки оставили два полиэтиленовых пакета в коридоре перед дверью.

Леонид Чуприн и Татьяна Котова так и стояли на значительном расстоянии и напряженно всматривались друг в друга. Челкаш не выдержал вибрирующего в воздухе напряжения и неуверенно залаял. Но и он тут же замолчал.

Вдалеке над центром города прогремели раскаты грома.


Через час на Москву налетел ураган. Невиданной силы и свирепости. Он широкой полосой прошелся с северо-запада на юго-восток. Свирепствовал всего пару часов, но бед принес неимоверное множество. Вырвал с корнем и повалил несколько тысяч старых деревьев, в основном, лип и тополей. Сломал и расшвырял в разные стороны большинство рекламных щитов, сорвал со старых крыш кровлю, выбил несколько сотен беспечно оставленных раскрытыми окон. Два десятка перевернутых легковых машин и небольших торговых киосков, не счет.

Параллельно с завываниями ветра на город хлынул ливень. Кое-где даже с градом. Холодные потоки воды мгновенно превратили узкие переулки в ручьи, улицы и проспекты в полноводные реки. К этому в городе никто не был готов.

Рассказывали, на перекрестке в самом центре города видели бомжа-старика. С торбой за плечами и посохом в руках, он, как древнегреческий оракул, раскинув руки в стороны и тряся седой головой, орал громовым голосом:

— Во-от… оно-о-о!!! Возмездие-е! За грехи ваши-и!!!

Наблюдавшие сие публичное выступление, не знали: смеяться или плакать.

Уже через час по распоряжению самого Юрия Лужкова при московской мэрии был создан специальный штаб по борьбе с последствиями разбушевавшейся стихии. Пожарные машины с сиренами и включенными фарами катерами буравили залитые на полметра водой улицы. Вызовы «скорой помощи» по сотовым телефонам удвоились. Потом и утроились. На столичных магистралях образовались гигантские пробки. Троллейбусы встали. Автобусы и легковые «Газели», разумеется, тоже.

Москвичи и гости столицы, застигнутые ураганом на улицах и проспектах, бросились в магазины и кафе. Большинство укрылось в чужих подъездах или в подземных переходах. Но этим повезло меньше. Уже минут через десять, после начала ливня, подземные переходы превратились в подземные озера. Все укрывшиеся в них оказались по колено в воде. Канализационные стоки не справлялись с бурными потоками, хлынувшими с небес. Ходили слухи, где-то даже затопило станцию метро. Не обошлось и без жертв. Особенно пострадали люди преклонного возраста. Перед институтом Склифосовского образовалась очередь из машин «Скорой помощи».

Впоследствии старожилы утверждали, они не припомнят такого урагана. Хотя, старожилы для того и существуют, чтоб чего-то там «не помнить». Московские сторожилы всех уже достали своим беспамятством. Свежей тертой моркови надо больше трескать на завтрак, да сушеных абрикосов. Очень способствует улучшению мозговой деятельности. Просветляет память. Об этом любой медик знает с первого курса.