Милена Вин - Пиратская доля

В мое сознание медленно проник страх. Лошадь в очередной раз фыркнула в ответ на мою глупую попытку натянуть на ее широкую морду узду, задрала голову и после отвернулась от меня. Черт бы побрал эту безумную идею…

Я стояла в стойле рядом с черной, как тень, лошадью, высокой и немного упрямой. Не знаю, что Энтони сделал с настоящим конюхом, но мог он хотя бы подождать, пока тот сам снарядит ему коня? Я ведь совсем в этом не разбираюсь. Папа учил меня ездить верхом, но вот уроки снаряжения мне никто не давал – узду и седло за меня надевали на лошадь слуги.

Осторожно пройдя к раскрытой амбарной двери, я выглянула наружу. Лунные лучи освещали угрюмые лица двух караульных, сторожащих вход у железных врат, и я натянула соломенную шляпу поглубже, так, чтобы верзилы не смогли рассмотреть мое лицо. Энтони поблизости не было. Где же его носит?..

Через день после нашей встречи на кухне Энтони решился воплотить свое желание в реальность и помочь мне. Я не доверяла ему, даже несмотря на его казавшиеся искренними слова. Не знала, стоит ли подпускать его ближе, позволять находиться постоянно рядом и действительно помогать, но я не могла понять, почему стоит его опасаться. Из-за того, что миссис Лэнгфорд его мать? Почему-то казалось, что он такой же, как она, – корыстный, алчный, скрытный. Я боялась этого, но еще больше я боялась бездействовать.

Энтони говорил, что я не смогу выйти за ворота без его помощи, а если и выйду, то вряд ли попаду обратно; за забором, к сожалению, не было рядом растущего дерева, на которое я могла бы вскарабкаться и оказаться на территории дома. Поэтому сегодняшней ночью я позволила мужчине действовать самостоятельно – вывести меня отсюда, а потом без проблем вернуть обратно.

Воротившись обратно в стойло, я с досадой взглянула на повернувшуюся ко мне задом лошадь. Ну уж нет… Эта кобылка точно не станет преградой на моем пути. Уверенно схватив уздечку, я подошла к зверю, без страха – или же спрятав его за отчаянной решительностью – обхватила его морду и натянула узду. К моему удивлению лошадь покорно позволила мне снарядить ее, и вскоре я, довольная процессом, осторожно вывела ее из конюшни.

Не отходя от здания, я осмотрелась. Караульные не обращали на меня внимания, о чем-то тихо беседуя. Как я и предполагала – я легко сошла за мальчишку, работающего на конюшне, оттого и опасаться сейчас было нечего. Главное, чтобы никто из верзил не оказался чересчур любопытным и не подошел ко мне слишком близко.

– Обычно справляются минут за десять, – раздался за спиной тихий голос Энтони, заставивший меня вздрогнуть от неожиданности. Он говорил серьезно, но от меня не укрылась прятавшаяся в его словах нотка насмешки. – Я уже умаялся ждать.

Я недовольно оглянулась на мужчину. Его парадный костюм сменился на более удобный – темно-синий кафтан, светлые кюлоты и сапоги. Парика на его голове не было, что помогло разглядеть немного кучерявые каштановые волосы.

– А где еще одна лошадь? – немного изогнув одну бровь, спросил Энтони.

– Еще одна? Зачем?

– А вы хотите сказать караульным, что побежите рядом со мной?

На мужских губах заблистала неуместная теплая улыбка. Как им – мужчинам – порой удается казаться такими спокойными? Я чувствую, как меня бьет дрожь – и вовсе не от нежной прохлады, окутавшей меня невидимыми руками, а от липкого, леденящего душу страха. И хоть я старалась казаться решительной, холодной, как морозное утро, я понимала, что в любой момент могу потерять над собой контроль.

– Я быстро, – бросила я в ответ и скрылась в конюшне.

Снарядив гнедую кобылку, я вывела ее из стойла на улицу и, найдя взглядом Энтони, который стоял чуть поодаль от ворот, медленно направилась к нему.

– Сколько тебя можно ждать? – завидев меня, громко и недовольно произнес он.

Я резко опустила голову, заметив, как караульные с интересом оглянулись на нас. Что он творит?..

– Давно пора выгнать тебя отсюда – совсем от рук отбился, – продолжил мужчина тем же тоном. – Давай шустрее! Или ты хочешь, чтобы я опоздал на встречу?

– Нет, господин… – промямлила я, постаравшись придать своему голосу мужскую твердость.

Мы оба ловко взобрались на лошадей и медленно повели их к воротам. Ссутулившись, я старалась не смотреть на караульных, не поднимала головы, но все равно чувствовала их пронизывающие до дрожи взгляды. Если продолжат так смотреть, точно обо всем догадаются…

– Господин, вы надолго? – спросил один из верзил. – Зачем вам конюх?

Я не знала, от чего мне было страшнее – от вопросов караульного или от грубого, властного голоса Энтони, казавшегося мне теперь совершенно иным с подобной манерой речи.

– Я, что же, теперь должен отчитываться перед вами, мистер Браун?

Под строгим взглядом Энтони мужчина быстро стушевался, но все равно продолжил донимать его:

– Госпожа приказ дала, сэр… Надо доложить.

– И ты посмеешь будить госпожу среди ночи лишь потому, что ее сын вздумал пойти в бордель?

Немного приподняв голову, я заметила, как караульные в смятении потупили взгляды. Они, конечно, всего лишь выполняли свою работу, но сейчас, оказавшись меж двух огней, быстро сдались.

– Разумеется, нет, сэр. Прошу прощения, – сказал один из караульных, и затем оба отступили в сторону, позволяя нам выехать за ворота.

Когда мы отъехали от дома губернатора на приличное расстояние, страх попасться караульным миссис Лэнгфорд медленно отступил, и я решилась спросить:

– Все слуги губернатора считают тебя разбалованным, живущим за папенькин счет человеком?

Едущий впереди меня Энтони слабо усмехнулся и, не оборачиваясь, сказал:

– А это не так?

– Я не знаю, – ответила честно. А затем, немного подумав, добавила: – Знаю лишь, что последние ночи ты проводил в компании вина, а не в объятиях напористых бордельных женщин.

Я не видела реакции мужчины на мои слова, но почему-то знала, что он улыбнулся.

– Вроде у тебя должно иметься хоть какое-то мнение обо мне. И, как я полагаю, не очень хорошее. – Энтони немного помолчал и, когда мы выехали на тропу, ведущую в бедный район Кингстона, продолжил довольно серьезным тоном: – Клэр, я часто приставал к тебе в детстве. Знаю, я тогда поступал глупо, порой жестоко, вел себя совсем не так, как должен вести себя мальчик по отношению к девочке. Прости меня за это.

– Все хорошо, – сразу же произнесла я. По правде говоря, я давно уже не держу на него обиды, но была благодарна ему сейчас за то, что он попросил прощения. – Не стоит ворошить прошлое. Мы были детьми.

– Сейчас это было необходимо. Чуть повзрослев, я понял, как ужасно вел себя тогда. Мне было стыдно. И я рад, что у меня появилась возможность загладить перед тобой вину. – Энтони свернул на узенькую тропу и спустя мгновение продолжил: – Знаешь, а ты мне нравилась тогда. Может, мое поведение было глупой попыткой привлечь твое внимание? Попыткой заставить девочку, завороженно смотрящую на фонтан моей матушки, точно так же смотреть на меня.

Слова, произнесенные с такой непоколебимостью и искренностью, заставили меня покраснеть. Не сказала бы, что Энтони привлекал меня. Но сейчас он мне нравится гораздо больше, чем в детстве, – хотя бы потому, что признает свои ошибки и стремится исправиться.

– Спасибо, Энтони, – шепнула я.

Казалось, этот шепот эхом отозвался в моей душе. Все правильно. Я должна была его поблагодарить. Ведь сейчас он рисковал своей репутацией, своей жизнью ради человека, о котором совершенно ничего не знает, кроме того, что о нем говорят другие люди – то, что он преступник и убийца.

Когда мы оказались у густых, труднопроходимых лесных зарослей, мы спешились и, решив оставить лошадей здесь, чтобы быстрее добраться до поляны, двинулись прямиком в джунгли. Несколько раз Энтони уточнял, точно ли я знаю дорогу к поселению, и столько же раз я утвердительно кивала. Но на самом деле я помнила эту тропинку не так хорошо, как хотелось бы. Спустя какое-то время я уже начала волноваться и нервно озираться по сторонам, боясь пропустить какой-либо поворот, который мог бы привести нас к поляне. Однако мои опасения были напрасны. Мы шли правильным путем – на стволах некоторых деревьев были небольшие пометки в виде креста. Я знала наверняка, что это сделали поселенцы, чтобы с легкостью находить дорогу к городу и обратно к поселению.

Совсем скоро мы вышли на освещенную лунным светом поляну. По телу вдруг пробежала неприятная дрожь, стоило мне окинуть взглядом обугленные несгоревшие части деревянных строений. Медленно я двинулась вдоль сожженных бараков, замечая порой на земле, пропитанной багровой кровью, мертвые тела поселенцев и домашнего скота. К горлу подкатил ком ужаса и слез, и я прижала ладонь к груди, сжала пальцами ткань рубахи, пытаясь сдержать рвотные позывы. Пройдя к тому месту, где я последний раз видела Жаннет и Тео, я попыталась найти среди обгоревших тел свою подругу. Ее здесь не было. Не было…

– Мне очень жаль, Клэр, – послышался за спиной тихий голос Энтони. Он стоял близко, но не касался меня. – Я не думал…

– Что они убьют этих людей? – резко прервав его, спросила я. – Конечно, не знал… Но мне не нужно жалости. Это не поможет вернуть их к жизни.

Я сжала кулаки, стиснула зубы, закрыв глаза. Отчаянная злость, обида, ненависть, грусть и тоска – все это охватило меня. Я утопала в этих чувствах, пока одно сменялось другим, а в голове мелькали воспоминания о той страшной ночи, о том пламени огня, унесшим столько жизней, о людях, жестоко убивавших женщин, мужчин и стариков. Среди мертвых тел было столько невинных девушек, что я чувствовала невероятную боль внутри; она ножом резала меня, истязала мою душу. И дети… Здесь были дети – те, что жили в домах вместе с родителями, те, что не успели убежать от беспощадного пламени.

Ничто не способно оправдать тех, кто сотворил подобное. Разве возможно оправдать жестокость, бесчеловечность?.. Самое страшное – это ничего не чувствовать, когда подвергаешь людей таким пыткам. Равнодушие способно убивать сотни живых существ. Оно – страшнее войны.