Она заметно нервничала, ломала пальцы рук и тщательно подбирала слова. Девушка уже давно продумала каждое слово, которое решила высказать ему, но вот только теперь надо было это сделать и она начала.

– Я хотела бы сказать, что я не подпишу этот документ и не хочу больше иметь с вами, Кристофер, никаких дел, я хотела бы, чтобы мы с Вами были не знакомы, – Сондрин смотрела в пол и теребила пуговицу на свитере. – Я бы не хотела больше продолжать с вами никаких отношений, мне это не нравится. Миры, в которых мы живем, слишком разные . Когда я переступила порог вашего дома, я словно перестала дышать, вся эта роскошь, она придавила меня, я не хочу этого, хочу легкости, свободы.

Он смотрел на нее и ни один мускул на его лице не дрогнул в момент произнесения ею такой трогательной, как ей казалось, и содержательной речи.

– Мне сложно с Вами, вы слишком умный, слишком идеальный и слишком… Я не хочу, с лаборантом из моего института мне проще.

– Безусловно, – он вздохнул, но не продолжил, давая ей возможность высказаться.

– я не стала говорить все это по телефону, подумала, что мне нужно сказать это при встрече, чтобы не было недомолвок.

В воздухе повисла тишина.

– Это все? – он был немного мрачным, тень набежала на его лицо.

– Да. Я бы хотела уехать в город еще сегодня, чтоб не оставаться у Вас.

Он смотрел на нее и качал головой в подтверждение…

– Понятно, ну чего ты стоишь, присядь, я не кусаюсь, ты ведь говорила, я тебя слушал. Я тоже, наверное, имею право на несколько слов… – он встал и подошел к ее креслу, высокий, скорее немного худощавый, он присел на корточки, сложил руки у подбородка, сначала опустил глаза в пол, а потом поднял на нее. Он раздумывал как и что сказать

– Сондрин, очень хорошо, что ты приехала сама. Очень хорошо, что ты все это мне сказала, и я знаю что все, что ты мне сказала, все правда, – он вновь опустил глаза в пол и немного нервно улыбнулся.

– Но, – в этот момент поднялся и просто наклонившись к ней и глядя в глаза прохрипел: – Меня все это не интересует , я хочу, чтоб ты поставила свою подпись в этом документе.

Он ткнул пальцем в папку, не отрывая от девушки глаз.

– Пусть это будет моя маленькая прихоть, она практически не имеет смысла, но ты ее поставишь.

Выпрямился, вздохнул и отвернулся от нее:

– Видит Бог, я не хотел ничего плохого… – снова повернулся к ней и смотрел с сожалением на девушку, съежившуюся в кресле.

– Неужели ты опустишься до того что будешь меня…

– Нет, – он оборвал ее. – Я даже пальцем тебя не трону, не прикоснусь к твоему телу, по крайней мере, сейчас. А вот побеседовать мы сможем , – снова сложил ладошки у подбородка.

– То, что ты провинциальная глупышка, это было ясно давно и практически сразу, но это и было решающим фактором, я всегда ценил настоящие эмоции на грани фола, только они могут разжечь меня, видишь ли, я очень четко вижу ложь и все те, которых ты видела у Альфреда на вечеринке, и, наверное же, неоднократно видела в своем универе, они испорчены, мне с ними противно находиться рядом, а ты… В тебе другая проблема, – он помолчал глядя на нее. – Ты не хочешь признавать другую себя, надеюсь, ты уж все поняла.

Сондрин больно ранили его слова, она почувствовала, как внутри все всколыхнулось. – Поняла, что меня в тебе привлекло? Ну? Сама скажешь или мне это озвучить?

– Не надо… – прошептала это и не узнала свой голос.

Правда убивала ее. Так долго общество вбивало, что это гадко и мерзко, она не могла признать это, и тем более признаться в этом кому-то, побледнела и руки задрожали.

– Не надо? – он улыбнулся. – Значит уже все сама поняла, ну почему же? Почему не надо, ты не хочешь признаться себе в том, что получаешь удовольствие от того…

Встала и отвернулась , он подошел к ней и продолжил:

– От того, что тебя опускают.

Она резко повернулась к нему и, размахнувшись, ударила его по щеке. Молодой человек повернулся.

– Не каждому приятно это слышать, вот так, прямо в глаза, да… ты кайфуешь, когда тебя унижают.

Она снова ударила его по щеке , он немного зажмурился и продолжил:

– Тебя возбуждает, когда сильный ставит тебя на колени и ты при этом течешь, но этого мало, – вновь ударила , при этом оцарапав щеку кольцом.

– Тебя нужно постоянно ломать, это самый большой кайф, да, Сондрин?

Слезы текли по щекам, сердце стучало в ушах, заглушая все остальные звуки, она вновь размахнулась, но он, поймав ее руку, сильно вывернул и сзади уже хрипел в ухо:

– Я все это дам, ты никогда в своем мире не найдешь того, кто сможет тебя хотя бы понять, не то что сломать, а затем вновь поднять очень, очень высоко, только для того, чтобы сломать еще тысячу раз, только каждый новый раз это новая жизнь, новые эмоции, новый сценарий. Глупенькая, тогда, у твоего дома, я предлагал то, за чем ты приехала сегодня и я сказал, что назад возврата не будет.

Оттолкнул ее и нажал какую-то кнопку на своем столе, в следующую секунду в комнату ворвалась охрана.

– У вас кровь…

– Да , она немного не в себе , сопроводите ее в наше отделение психлечебницы.

Сондрин услышала это слово и посмотрела на него, у него тонкими потеками стекали струйки крови от скулы по щеке. Обе его щеки были красными от ударов, со стороны действительно создавалось впечатление, словно она была дикой кошкой, которая исцарапала его…

– Но я… Я…

Ей связали руки сзади, она плакала навзрыд и пыталась что-то объяснять, потом вырывалась, кричала, просила, никто не слушал. Смотрел на нее своими печальными синими глазами, она видела в них насмешку и безысходность, он все давно решил. Вокруг было много людей, кто-то суетился возле него, вытирая кровь с лица. Кто-то уже уводил ее в подъехавшую машину скорой помощи…

Сондрин в последний раз что-то крикнула ему и ей показалось, что из всей массы людей, в этой немыслимой суете, она видит только его пристальный взгляд огромных синих глаз и улыбку уголками губ, мир рассыпался вокруг осколками ее реальности, ее придуманных чувств, ее фантазий. Двери машины закрылись. Несколько санитаров уложили брыкающуюся девушку на кушетку и она почувствовала, как ей в руку сделали укол. Истерика, которая накрыла с головой, проваливалась во тьму, а она почувствовала, как падает, падает в водопад, он толкнул ее туда безжалостно, хитро подвел к краю и столкнул. Солнце, тепло и воздух остались там высоко, мерзкое чувство страха, неизведанности и безысходности поглощало ее, все было так как он хотел, любой бунт пресекался и очень жестко, он не давал ни малейшей свободы, ни мыслей, ни действий. Хотела закричать, но с губ сорвался только стон. Что было потом, не помнила.

Очнулась от того, что в руку что-то больно кольнуло. Голова гудела, где она и что с ней не понимала. Руки и ноги были пристегнуты к кровати, она была в палате. Высокие потолки, бежевые стены. Лампы, большие окна со странными, немного тусклыми стеклами. Белоснежная постель резко контрастировала с кожаными ремнями на ее руках. Играла уже знакомая ей музыка, старой знакомой итальянки, которая обладала дивным сопрано. Но только не сейчас, это его музыка, такой маленькой деталькой он показывал ей, что присутствует везде.

В руке торчала игла, ей поставили капельницу и что-то вливали, но состояние было просто ужасным, казалось, что ее не лечили, а наоборот. В палату регулярно забегала девочка-медсестра, которая контролировала уровень препарата, а когда лекарство, спустя час закончилось, в палату вошел мужчина в белом халате

– Мне плохо, что вы мне вливаете? Мне хуже с каждой минутой, – язык еле ворочался.

Он ничего не сказал, посмотрел ее зрачки и позвонил. Казалось, что она умирает, наверное, она забылась, потому что когда очнулась, то он уже был рядом.

– Как ты себя чувствуешь?

Его тихий вкрадчивый голос вырвал ее из забытья. Кристофер стоял над ней. Спокойный, уверенный в себе, ухоженный и здоровый. Небольшой пластырь на щеке напоминал о последних событиях . Провел пальцем по щеке. Убрал со лба прилипший локон, затем еще несколько волос, освобождая ее лицо.

– Совсем плохо выглядишь, – нагнулся, взял за подбородок и повернул к себе. – Ну ты еще можешь говорить? – его синие глаза смотрели с сожалением, пристально и практически не моргая.

– Мне плохо, – еле прошептала это, так стало жалко себя, ведь никто ни один человек в ее окружении не готов был прийти на помощь, она никому не была нужна, слезы поползли по щекам. Вздохнул, хохотнул и на мгновенье отвернулся. В этот момент так просто было читать ее мысли.

– У тебя необыкновенные глаза, – он в очередной раз пристально посмотрел на нее. – Мне безумно нравится наблюдать, кaк уходит дерзость и вызов из этих бездонных омутов, когда ты понимаешь, что проиграла. И вместе с этим невысказанная мольба защитить и спрятать, как ты полагаешь, от моего безумия, но ты знаешь как от него спрятаться. Это просто. Нужно дать мне то, чего я хочу. Тогда на какое-то время мой разъяренный твоим непослушанием зверь постепенно затихнет, обреченный на голод, для того, чтоб потом вновь вцепиться в тебя. К большому сожалению, этот голод не может унять простая шлюха. А ты, – он провел рукой по щеке. – Со своими вспышками молний и раскатами грома – непослушание, бунтарство, дерзость. Наверное, то же самое чувствует хищник – пьянящий запах крови, а в нашем случае бунт и непослушание. С твоей энергией я предвкушаю настоящее пиршество. Но нужно принять правильные решения, подумай, Сондрин, ведь ты никому кроме меня не нужна, а мне ты нужна только как игрушка. Придёт время и я тебя выброшу.

Он нагнулся к ее уху.

– За каждую пощечину ты получишь по 100 ударов плетью, обещаю, очень жестко, только чудо помогло мне это выдержать, как же мне хотелось свернуть тебе шею, – в этот момент его взгляд был испепеляющим. Краем глаза видела и осколками разрозненного сознания понимала , насколько он готов был исполнить то, о чем говорил. – Но дело того стоило.