– Отпусти меня… – она прошептала это и слезы потекли рекой.

Он выпрямился, смотрел на нее, затем стал пальцем размазывать слезы по щекам.

– Через 5 дней таких вот капельниц, в твоем мозге начнутся необратимые процессы и ты медленно превратишься в овощ. Прискорбно, такая молодая красивая девушка и такой конец.

– Я подпишу… – она прошептала сквозь слезы. – Я все подпишу и сделаю все, что ты захочешь.

– Еще раз и более внятно.

– Я все подпишу Кристофер, прошу Вас, прекратите все это.

– И волшебное слово?

– Пожалуйста…

Он стоял над ней, затем наклонился и начал шептать:

– Даже в таком состоянии ты просто божественна, я стал плохо спать, потому что ты постоянно где-то рядом, но не со мной, не нужно со мной играть в такие игры, Сондрин, я могу нечаянно, просто нечаянно, тебя уничтожить, потом буду долго жалеть, но уже ничего не смогу исправить.

Поцеловал ее в висок и потерся губами о ее волосы.

– Как только выведется препарат, мы начнем нашу встречу заново. Опустим этот эпизод.

Она слышала дрожь в его руках, и то, как он дышал, когда целовал ее . Надел перчатки, отключил капельницу, подошел к столу и взял другую бутылочку, затем шприцем набрал какой-то препарат, впрыснул в бутылку, воткнул в нее капельницу и водрузил ее на штатив.

– Я имею приличное медицинское образование, помимо всего, и я понимаю, Сондрин, как тебе тяжело, но со мной не бывает легко. Помнишь, я тогда говорил, что если ты сейчас откажешься, ты меня больше не увидишь и проблем в твоей жизни станет меньше. Нужно было еще тогда все завершить. Да, завершить. Я – Доминант, Верх, Садист, Господин, Деспот… Называй как хочешь, но есть одна истина – я принимаю решения. Я есть единственное верное решение для тебя на настоящий момент.

Он снова посмотрел на нее и задумчиво проговорил последние слова. Затем ушел, а девушка уснула. Вечером уже могла подняться с кровати, с нее сняли все ограничения, стояла в белой сорочке у окна в своей палате босиком и смотрела в ночь, конечно Сондрин подозревала, что он нестандартный человек, но что он может зайти так далеко не могла даже предположить. Что мы помним из своей жизни? Плохое? Хорошее? Яркое? Важное? Сильное? Мы все помним ПЕРВОЕ – плохое. Оно навсегда врезается в память острым клинком. Оно формирует наше сознание, оно оттачивает наши лучшие или худшие стороны до состояния ограненного алмаза. Первое формирует НАС. И это первое у каждого из нас свое. Она чувствовала как меняется. Как он ломает ее. Вот почему люди становятся такими, какими являются. Почему они становятся теми, кого люди называют жестоким, бездушным, хладнокровным, добрым, откровенным, сопереживающим. И каждый вспомнит что-то одно. Первое – то, что их сломало. Ведь даже подъем вверх – это всегда толчок, а следовательно, ломка, выбивание из своей зоны комфорта… Сейчас она была далеко от благодарности к своему «плохому». Некоторые считали, что именно благодаря этому они стали настоящими людьми, она этой точки зрения не разделяла, даже очень не разделяла.

Дверь открылась, в палату вошла медсестра, принесла ужин. Сондрин посмотрела на нее, но даже не прикоснулась к еде. Странно, не ела уже почти сутки, выпила воду и все. Скорее всего капельницы – эксперименты с ее организмом – так повлияли. Впервые за 2 дня подошла к зеркалу, на нее смотрела уставшая девушка с большими глазами и синими кругами вокруг них, волосы собрала в тугой жгут. Девушка протянула руку к своему отражению и снова слезы потекли по щекам, снова до дрожи пожалела ту, которая смотрела на нее из зеркала, вспомнив беззаботность, улыбчивость и легкость которые царили в ее жизни до того, как в ней появился Кристофер. После того, что произошло, сложно воспринимать его как романтичного, легкого молодого человека. Как бы ей не было себя жаль, поняла одно – человек, который запал в душу, не забывается ни через день, ни через месяц, ни через год. Он оставил отпечаток своих рук на ее душе и что бы ни случилось, какие бы события не сменяли друг друга, для него всегда предназначено, как ни странно, лучшее место в сердце. Девушка поняла: все, что ему нужно – держать во власти каждую клеточку ее тела, а все, что нужно ей – научиться дышать под тяжестью его давления. Любить – это значит остаться, когда всё в тебе кричит: «Беги!». Сейчас всеми своими чувствами она воспринимала его как жесткого, бездушного деспота, который безжалостно ломал ее под себя, вспомнила, как Альфред говорил, что все что он делает, только для своего удобства, блага или удовольствия, но как же глубоко он успел врасти в нее. Эти жесткие шипы, они пробивались сквозь толщу боли, которая залила ее сердце и ум, эти слабые голоса шептали ей о том, что она нравится ему, о том как целовал ее, как дрожали руки когда гладил по щеке. С какой болью он смотрел в то мгновение, когда думал, что она совершенно в отключке. В ней боролись две ипостаси, совершенно противоположные. Как не банально – любовь и ненависть. Да любовь, это непонятное чувство которое пока, по каким-то причинам еще горела в ее ладошках и согревала в сердце. Как оправдать то что он сделал?, как это рассказать своему разбитому в дребезги чувству доверия, после чудовищных действий, которые он провел в отношении нее. Она провела в больнице сутки и уже к вечеру за ней приехал Альберт.

– Вы собрались, Сондрин, прекрасный отель вы выбрали себе для ночлега, – он ехидно хохотнул.

– Я могу обойтись без ваших комментариев? – посмотрела на него, стараясь успокоиться.

– Да, можете.

Больше за всю дорогу он не проронил ни слова.

ГЛАВА 7.

Машина плавно покачивалась на дороге, ехала вновь туда же и примерно в то же время, но сейчас ехал совсем другой человек, она не воспринимала больше поездку как романтическое приключение, это было что-то сродни прогулки по заминированному полю, в любой момент все могло взлететь на воздух. Было столько мыслей, но почему-то она вспомнила высказывание одного человека и то не полностью, просто крутилась в голове мысль: «жизнь одна, она – твоя! Не надо слушать никого, они не знают о тебе ничего: ни твоих эмоций, ни страданий, твоих обид, твоей сумасшедшей любви, твоего порога прощаний. Они не знают что в душе, кто оставил там след, а кто прошел бесследно, не заронив даже тени памяти воспоминаний, что на сердце. Мало кто знает, чем тебе согреться. Кто сейчас, именно в данный момент нужен, дорог, кто любим, кто так до безумия тебе необходим. Ты не расскажешь им, ведь только то, что не рассказано, остается лично твоим и никому больше не принадлежит. Эти люди не знают снов твоих, не видят или не хотят видеть твоей боли. И в праве только ты одна решать, брать, видеть, говорить, звонить, кричать, страдать и ждать, и ненавидеть, и скучать, и крепко за руку держать, смотреть в глаза и обнимать, смеяться, плакать и мечтать! И не бояться и любить! Только тогда поймешь, что значит жить!»

Не помнила кто это сказал, но почему-то еще давно остановилась на этом маленьком произведении и задумалась над ним, а сейчас оно было очень уж в тему.

Они медленно подъехали к дому.

– Кристофер просил передать, что хочет видеть вас красивой. Он готов подождать вас еще час, – Альберт сказал это и ушел.

Сондрин вошла в комнату, в которой оставила свои вещи, на кровати лежало темно-сиреневое платье, белье и туфли, естественно, все было ее размера. Провела рукой по ткани, понимая, что отказаться от того, что предложили не может. Безусловно, одежда была просто восхитительной, но это был не ее выбор, ей это дали и сказали: «наденешь это, я так хочу», казалось, что она даже слышит как он говорит эти слова. Закрыла глаза , запрокинула голову и выдохнула в потолок…..заглушила поднимающуюся внутри волну бунта, еще помнила чем закончился последний раз, а на его терпение не стоило полагаться, из опыта, это не самая его сильная сторона. Приняла ванну, вымыла волосы, но не стала ничего с ними делать, просто высушила и все, белье было просто восхитительным. Кружева, обычно, немного жесткие, сейчас были нежные и очень красивые, потрясающего светло-сиреневого цвета. Сондрин надела платье, оно было не коротким, но выше колена, интересный крой подчеркнул ее тонкую талию и грудь. Туфли были на шпильке, это ее немного расстроило, она так давно не ходила на каблуках. Легкий макияж, замазала тени под глазами тональным кремом, последствия его «милого общения», благо косметика была под рукой.

Взглянув в зеркало, увидела уставшую девушку с печальными глазами. Внутри все стонало, чувство безысходности поселилось и мешало дышать, все здесь было чужим, и он вмиг стал чужим. Она стала его бояться, его холодной улыбки с пристальным взглядом, который казалось заглядывал внутрь, ее пугало, что он заходил так далеко. Чужой дом, чужой человек , от которого неизвестно чего ждать, и она, хрупкая, беззащитная, маленькая девочка.

Часы показали, что прошел ровно час. Все тот же молодой человек ждал у дверей, сегодня ее провели на второй этаж по большой мраморной лестнице. Он разительно отличался от первого, все было по-домашнему, большие уютные диваны теплого цвета спелого зерна, ковры с толстым ворсом, картины мастеров на стенах. Ее провели в кабинет, он сидел за огромным столом и что то писал, перед Кристофером стоял открытый ноутбук , работал над каким-то делом. Всюду были документы, папки. Когда она вошла, оторвался от дел, потянулся и закрыл все. Впервые девушка увидела его в домашней одежде: футболка, кардиган и джинсы, когда он вышел из-за стола, она увидела, что он босой.

– Да, я люблю ходить именно так… Я дома, – он проследил за ее взглядом. – Добрый вечер, Сондрин.

– Добрый вечер, Кристофер.

– Прекрасно выглядишь, мне нравится.

– Спасибо, это не мои вещи.

– Пожалуйста.

Он немного помолчал, потом указал на кресло, которое стояло в дальнем углу комнаты, вернее там стояло несколько кресел и столик, прошла и увидела на столике знаменитую красную папку, рядом с которой лежала ручка, села, он остался стоять и молчал, девушка посмотрела на него, молодой человек молча кивнул на папку. Сондрин взяла ручку и открыла все те же три листа… Перелистнув на место для подписи, немного замешкалась, подумала, вновь посмотрела на него, он скрестил руки на груди и смотрел, то что он был не в костюме ничего не поменяло, ей казалось, что он стал даже более агрессивнее или сексуальнее, или … не могла понять, девушка вновь вернулась к документу и, медленно поставив свою подпись, закрыла папку.