Глаза закатились от дикого наслаждения, когда его пальцы вошли в нее, казалось, все что жило в ней, вся боль этих дней, все всколыхнулась непонятным терпким привкусом дикого возбуждения, его пальцы, дерзкие, наглые, они двигались внутри, поднимая немыслимую волну наслаждения. Его лицо, напряжённое, побледнело от желания. Желание, которое отбивалось четким оттиском в ее теле с каждым беспощадным движением его руки.


– Не надо, Кристофер… – голос дрожал.

– Остановиться? Не сейчас, я отпущу, обязательно отпущу. По-другому не может быть, -прорычал он в ее губы, увидел как распахнулись глаза и усмехнулся. – Потом отпущу, чтобы взять снова.

Он вынул из нее пальцы, глядя в глаза, затем обошел и, отстегнув руки, помог встать, стояла опиравшись на стол, а он снова притянул к себе, взял за руку и прижал к вздыбленному члену. Пыталась отдернуть руку, но он удержал. И вновь начал шептать на ухо.


– Чувствуешь, почему я не могу тебя отпустить? Расстегни, – и закусил мочку. – Расстегни, я хочу, чтобы ты прикасалась ко мне, я не хочу торопиться, я хочу, чтобы ты сама умоляла меня взять тебя, я хочу, чтобы ты узнавала мое тело и не боялась меня.


Каждое прикосновение – маленькая смерть. Беспощадная и сладкая.


Его запах… Он сводил с ума. Она смотрела в глаза и понимала, что теряет себя… Теряет тем больше, чем дольше находится рядом с ним. Уже ничего не фиксировало ее сознание, она улетала в его объятия, в его власть. Что стоит шагнуть туда, за грань, к нему, и окончательно растаять, испариться отдать всю себя его синим, таким теплым, горящим сейчас глазам, раствориться на его влажных губах. Слышала как часто вздымается грудь, он теряет контроль так же, как и она. Это будто танцевать под вспышками молний. Дрожащими руками потянулась к молнии брюк и начала расстёгивать верхнюю пуговицу, затем молнию, и все брюки медленно поплыли по его ногам вниз, отбросил их в сторону.

– Дальше, снимай боксеры, – она помотала головой. – Да, Сондрин. Снимай и прикоснись к нему, я хочу почувствовать твои маленькие ладошки на себе. Неопытная, бог ты мой, как же это сладко, – шептал это, почти касаясь ее уха, погружаясь в ее волосы. – Это заводит.

Все остальное он уже говорил про себя:

– Похлеще, чем прикосновения искушенной любовницы, возможность изучать меня. Как же сложно удержать зверя под контролем в железном наморднике и на тройной цепи. Не сорваться. Особенно, когда тоненькие пальчики касаются кожи над ремнем, чуть ниже пупка, подрагивая, проводя ими по животу, несмело исследуя чужое тело, а нижняя губа так сладко подрагивает, что мне хочется впиться в нее зубами, прокусывая насквозь.

– Смелее, Сондрин, спускай боксеры, не нужно так испытывать меня, я ведь могу сорваться, а ты знаешь чем это может закончиться. Пока только ваниль. Господи, сколько раз я себе это уже сказал. Посмотри на меня. Сейчас уже все равно ничего не изменить, просто отдайся этому потоку и все.

В тишине слышно так отчетливо, словно каждый нерв этого сильного мужчины вибрирует в унисон ее рваному тихому дыханию. Девушка робко поддела пальцем его боксеры и потянула вниз, они потихоньку двинулись и остановились, зацепившись за член.

– Ну, – он подтолкнул ее. – Я хочу почувствовать твои руки на нем, сейчас просто руки, не дождусь, как научу тебя язычком касаться моего члена и обхватывать его этими самыми губами. Я готов кончить только от мысли об этом, возьми его в руки.

Она, дрожащими пальцами, чуть сильнее спустила его боксеры и впервые в жизни прикоснулась к горячему, дрожащему от возбуждения мужскому органу. Он был большой, твердый от желания.


– Господи, – он практически рычал от того, что она водит пальцами по каменному члену, а его дыхание со свистом рвется наружу, сквозь стиснутые челюсти, тихим рычанием едва сдерживаемого контроля, с лязгом натянувшейся цепи. Одно звено порвано…

– Я не могу за себя ручаться, мое золотце, мои ниточки, как и твои, рвутся одна за одной и сколько их там еще осталось, я не имею понятия, они лопаются очень быстро от твоих таких маленьких и робких пальчиков.

Перехватил тонкое запястье, сжимая себя, ее же пальцами сильнее. Наклонился к губам, провел по ним языком и тихо прошептал:


– Давай отпустим нас вместе, боюсь, если я сейчас не отпущу, то могу вообще потерять контроль.


Рывком поднял её за талию, уложил на спину на пол, она несколько раз порывалась подняться, но когда придавил своим телом, начала паниковать, в этот момент он завел ее руки под спину и она своим же телом придавила их.

– Боже… как же быстро, – ее мысли лихорадочно путались. – Только от его близости, от неконтролируемых самопроизвольных вспышек острейших желаний, страхов и шокирующей неизбежности. Я не готова! Совершенно и абсолютно к этому не готова! Пожалуйста! Что угодно! Не дай мне сорваться и упасть в эту пугающую бездну. Ты же не можешь не видеть этого, как мне страшно и больно… – он все видел и все знал.

Посмотрел в почти черные, испуганные глаза, на дне которых вместе со страхом плескалась ее страсть, от которой его начинало трясти, как в лихорадке.


Слегка толкнулся в тесную глубину и стиснул челюсти, остановился, давая эфемерную свободу выбора, дрожа от возбуждения, которое граничило с агонией.


На самом деле выбора уже давно нет. Если она не пойдет за ним – он ворвется в нее сам.


Еще один легкий толчок и он еле сдерживал рык нетерпения, чтобы не спугнуть, видел чувствовал, слышал кожей ее страх и трепет, потому что с ума сходил от того, как затуманиваются карие глаза, как закатываются и снова широко раскрываются.

– Остановишь меня, когда уже совсем не сможешь… – прошептал это ей в ухо и она почувствовала, как член в очередной раз толкнулся в нее, не сильно, казалось, просто возбуждая. – Да… Давно так не хотел.

До сумасшествия хочется погрузиться в нее одним жестким ударом, целиком, заполнив всю, почувствовать каждый миллиметр погружения. От этого желания сводило скулы, он смотрел туманными глазами на нее, сейчас ничего в мире не могло его остановить ее слабые попытки были просто проигнорированы.

– Моя… Запомни, ты принадлежишь только мне и никто не смеет тебя касаться кроме меня, даже ты сама не имеешь права на свое тело, оно мое, – при этих словах он сильно надавил и вошел в нее. Сондрин вскрикнула и выгнулась под ним, Не сдержался. Застонал. Громко и надсадно

– Пусти его, будет не так больно, отпусти его золотце, – он дрожащим голосом шептал, его глухой стон вырвался еще раз, какая она тугая и мокрая, так невольно сжала изнутри.

Не отпуская взгляд. Дааа! Вот такой взгляд… Изнемогающий, возбужденный, молящий о невысказанном желании, которое больше ничем невозможно удержать и унять , стиснул ее бедра сильнее, чтобы сделать первый полный толчок , закрывая глаза, чувствуя, как скрипят зубы от того, что не мог отпустить себя и остервенело долбиться в нее на бешеной скорости. Твою ж мать, маленькая сладкая сучка, знала бы чего стоит эта гребанная осторожность. Как это слово, которое он прошептал, обещание «не навредить» сейчас все тормозило, словно огромный сугроб, в котором он застревал и не мог отпустить себя на этой диком спуске. Она сейчас рвала его на части своей отзывчивой похотью, которая пробуждалась от его движений в ней.


Несколько секунд передышки… Еще один толчок и ее стон, как удар хлыста, лязг лопнувшей цепи и его рык с резким движением бедер заполняя до упора и еще, и быстрее. Собственное рычание оглушает, вместе с ее жалобными стонами и удивлением в глазах, которые закатываются от каждого движения.


Поймать взгляд. Он обязан видеть реакцию. Необходимо, как глоток воздуха, и по венам течет ядерная смесь жажды и голода. Господи, как же хорошо, как же долго он этого ждал. Он вошел еще сильнее и остановился.

– Пока только так, чуть позже мы пойдем дальше, – у нее было такое чувство, что ее разрывали, его член был твердый и большой для нее.

– Мне больно… – она пыталась скинуть его, но он начал движение, словно огромный поршень ходил в ней.

– Сегодня не глубоко, не сильно.

Но для нее и это погружение было слишком.


– Через несколько толчков ты привыкнешь.


И действительно, через несколько раз уже не чувствовала боли. Он делал все медленно , затем начал немного ускорять и Сондрин почувствовала, что в ней растет огромный сгусток энергии, там, внутри нее и в голове. Его шепот, его приказы, его власть над ней, его запах, его руки, все это словно тащило ее куда-то вверх. Она почувствовала, что он зашел глубже и его движения стали более резкими, ее чувствительность изменилась – она хотела. Хотела, чтоб продолжал. Она увидела как он изменился, больше не было ничего, что могло бы сдерживать зверя внутри него, не было намордника и цепи , он отпустил , и теперь он делал то, что хотел демон внутри него. Девушка почувствовала, что он стал жестче и быстрее, его сильные руки держали так, как ему было удобнее, не давая ей ни малейшего права что-то поменять, его толчки были резкие, глубокие и немного болезненные, но она всегда хотела именно так. Стонала и, освободив свои руки, царапала его спину. Не контролировала себя настолько же, насколько и он, рвалась навстречу своему оргазму с рычанием, ничуть не уступая этому дьяволу, который рвал ее на части. Он опустился и впился ей в шею. Его мощный поршень и боль от поцелуев на шее, все было именно так, как всегда хотела, почти ослепляющая боль граничила с удовольствием, но она не ощущалась. Это было одним целым миром удовольствия.


– Давай, девочка, – он шептал ей в ухо. – Хочу почувствовать членом судороги твоего оргазма.

Она рыдала, когда кончила впервые, сильно впиваясь ногтями в его спину и вскрикивая имя. Он стер весь мир вокруг, осталось только ощущение счастья и той новой реальности, которую так кружевно вырисовывал для нее агонией страсти.

– Да, кричи для меня, – рычал прямо ей в губы, этот зверь сейчас хотел полной отдачи, требовал отдать ему все, что у нее есть, он не хотел останавливаться в этой дикой скачке безумной похоти и страсти.