Я смотрела, как восходит солнце, лучи которого проникали сквозь оконные стекла, и все гадала, где он сейчас и на чьей подушке покоилась этой ночью его голова. Я так и не притронулась к завтраку, который Пирто принесла мне прямо в опочивальню, и лишь угрюмо мотала головой, когда нянюшка стала уговаривать меня переодеться во что-нибудь более удобное или хотя бы позволить ей снять с моих волос серебряную сеточку, украшенную аметистами и жемчугом, и ослабить корсет. Но я хотела, чтобы Роберт вновь увидел меня в этом платье, надеясь, что его снова охватит необузданная страсть. Я хотела снова стать желанной супругой для него, а не просто всегда доступным телом, которым он пользовался время от времени.

Солнце уже клонилось к горизонту, когда я наконец услышала его шаги на лестнице. Не успел он переступить порог, как я бросилась к нему, рухнула на колени, словно безродная служанка, схватила его за руки и залилась слезами, умоляя не бросать меня.

Роберт взял меня на руки и отнес в огромное, обитое бархатом кресло у камина. Усадив меня к себе на колени, словно ребенка, он попытался меня успокоить, но я по-прежнему захлебывалась рыданиями и тряслась от страха. Он сказал, что я просто устала – как и он – и что нам нужно поспать, но сперва он прочтет мне историю на ночь – как делал обычно всякий раз, когда оставался со мной.

– Конечно, Роберт, благодарю тебя! Я бы очень этого хотела! – воскликнула я, улыбаясь сквозь слезы, которые наконец иссякли.

Я вспомнила счастливые первые дни нашей супружеской жизни, когда мы ложились в постель и муж читал мне перед сном сказки, например «Гай из Уорика», или легенды о короле Артуре и его рыцарях Круглого стола, или истории о Робин Гуде и братстве лесных разбойников. Читал он мне и непристойные итальянские рассказы в собственном переводе, и «Кентерберийские рассказы» Чосера. О чем же он поведает мне на этот раз? Меня охватило предвкушение, душа моя жаждала романтических историй о волшебных приключениях.

– Сначала давай подготовимся ко сну, – предложил Роберт, ловкими своими пальцами снимая с меня одежду, пока я не осталась в одной газовой рубашке.

Затем он снял с моих ног изящные серебряные туфельки, развязал пурпурные атласные подвязки и бережно стащил с меня чулки. На миг я даже задержала дыхание, испугавшись, что он будет недоволен грубостью моих стоп, которая была неизбежной платой за мою любовь к прогулкам босиком в летнюю пору, но он ничего не сказал. Затем он вынул из моих волос шпильки, снял с них сеточку и запустил пальцы в мои золотые локоны, тут же рассыпавшиеся по спине. Настал мой черед его раздевать, но мои руки дрожали, я неловко возилась с золотыми пуговицами, крючками и тесьмой, пока наконец и он не остался в отделанной золотым шитьем белой рубахе. Он взял мою руку, поцеловал ее и повел меня к кровати.

Когда мы улеглись под одеяла, он оперся спиной на гору подушек, а я положила ему голову на плечо. Роберт придвинул поближе тройной подсвечник и взял с прикроватного столика книгу. На корешке переплета я успела разглядеть ее название – это были «Кентерберийские рассказы».

– Эту историю я выбрал специально для тебя, Эми. Я давно уже хотел прочесть ее тебе, но все выжидал, откладывал до подходящего момента. Теперь, когда жизнь моя так сильно изменилась в связи с новым назначением при дворе, этот момент наконец настал.

Я поцеловала его в шею и придвинулась ближе.

– Начинай же, любовь моя, не стоит больше ждать, пусть сегодня я услышу эту особенную историю из твоих уст.

Роберт раскрыл книгу на странице, заложенной красной атласной лентой.

Сердце мое обратилось в камень и перестало биться, меня будто сбросили с утеса в синее море, когда я поняла, что супруг хочет прочесть мне «Рассказ студента» о полной смирения Гризельде.

Медленно, чтобы в памяти моей отложилось каждое произнесенное им слово, он зачитывал мне историю об отважной, покорной и бесконечно преданной женщине, рожденной в бедном крестьянском доме и попавшей в пышные палаты государя, взявшего ее в жены. Она терпеливо выносила все жестокие испытания, что устраивал ей супруг, и не ослушалась его, даже когда он велел забрать у нее детей и лишить их жизни. Царственный муж пустил ее по миру в одной рубахе, дабы жениться на другой, более знатной девице. Иногда Роберт умолкал, указывал мне пальцем на какой-нибудь отрывок рассказа и просил почитать его вслух. И я вынуждена была произносить реплики несчастной женщины, например: «Что, кроме вас, мне в этой жизни надо? Лишь через вас мне дорог белый свет», или «То, что вам по сердцу, и мне отрада, в моей душе своих желаний нет». Роберт лишь кивал и подбадривал меня ласковой улыбкой.

Дочитав историю до конца, Роберт отложил книгу в сторону и спросил, что я думаю об этом рассказе.

– Уолтер – злой человек, недобрый, – ответила я, недоумевая – как вообще достойный мужчина мог вести себя так с собственной женой? Он играл с ней, с ее разумом, сердцем и телом, и в этой игре даже дети, которых она ему подарила, были лишь пешками, в то время как искренняя, доверчивая, любящая Гризельда принимала все за чистую монету. За веру в своего супруга она заплатила воистину чудовищную цену. – Не думаю, что она была так уж счастлива, как о том повествует рассказчик. За каждой ее улыбкой на людях наверняка крылся целый океан слез, которые она проливала, оставаясь в одиночестве, – продолжила тем временем я. – Должно быть, она всю свою жизнь прожила в страхе – опасалась, что земля в любой момент может уйти у нее из-под ног. Потому она и продолжала храбро улыбаться, никому не показывая своих истинных чувств.

Роберт тяжело вздохнул, покачал головой и сказал, что я совсем ничегошеньки не поняла, но позднее мы сможем как-то устранить мое вопиющее невежество. Сейчас же он слишком устал и желает поскорее уснуть. Но прежде он хотел сообщить мне одну чудесную новость: я должна была в ближайшее время отправиться к мастеру Уильяму Хайду и остаться жить вместе с его семьей в их замечательном доме – совсем новом, не каком-нибудь каменном мешке со стрельчатыми окнами. Он отсылал меня в Трокинг, тихую мирную деревеньку в графстве Хартфордшир.

– Но почему мне нельзя остаться с тобой? – оторопела я.

– Ты выросла в деревне, Эми, в городе, тем более при дворе, тебе не понравится, ведь королевский дворец – это целый мир, чуждый тебе, моя лютиковая невеста! Ты не сможешь жить без солнечного света, синего неба, свежего воздуха и зеленой травы, ты погибнешь в многолюдных королевских палатах. К тому же ты совершенно не знакома с правилами этикета и обычаями двора. В том мире одна ошибка может испортить репутацию, придворные злопамятны, и даже у стен есть глаза и уши. Там человек улыбается тебе, а уже через секунду нашептывает о тебе что-то нелицеприятное за твоей спиной, которая всегда должна быть готова к подлому удару. Тебе намного покойнее будет в деревне, а я стану приезжать к тебе, как только смогу. Кстати, если ты будешь у Хайдов, мне проще будет к тебе добраться – их поместье намного ближе к дворцу, нежели Сайдерстоун или любое другое имение из числа тех, что оставил тебе отец.

– Но, Роберт, я хочу быть с тобой, а не просто поближе! – воскликнула я. – Я научусь, я стану такой, какой ты хочешь меня видеть, я знаю, у меня все получится! Я хочу, чтобы мы были вместе, вот что для меня важнее всего на свете! Я не переживу, если мы станем встречаться изредка, пока не превратимся в чужих друг другу людей, которых ничто больше не связывает. Мне и так давно уже кажется, что с каждым годом узы, связывающие нас, слабеют!

– Ну же, Лютик мой, будь благоразумна! – Роберт заключил меня в объятия и поцеловал в щеку. – Ты же не хочешь все испортить, правда?

– Что испортить? – непонимающе переспросила я. – И каким образом я могу все испортить?

– При дворе Елизаветы не слишком жалуют жен, – принялся пояснять Роберт. – Королева – тщеславная и эгоистичная женщина, она требует, чтобы все восхищались ею, словно богиней, и ей нужно все мужское внимание без остатка. Те же, кто не забывает о своих женах или любовницах, едва ли смогут получить повышение по службе, пока власть в ее руках.

– То есть ты хочешь прикинуться неженатым? – уточнила я. – Думаю, Роберт, на самом деле ты стыдишься меня и я тебе попросту надоела.

– Снова ты говоришь глупости, это тебе всегда отлично удается! – пожурил меня муж. – Я рассказываю тебе о том, как все заведено во дворце, об обычаях, существующих при дворе. Это Елизавете нужно подобное притворство, не мне! И я – не единственный придворный, вынужденный ради удовлетворения ее каприза жить порознь с законной супругой!

– Тогда прояви смелость и ослушайся ее, Роберт, – предложила я. – Стой на своем, покажи ей и всему миру, что ты любишь свою жену и хочешь, чтобы она была с тобой рядом!

– И попрощаться со всем, ради чего я так долго и так упорно трудился? Ты хоть представляешь, от чего просишь меня отказаться, Эми, понимаешь, чем это обернется и для тебя в том числе? Неужто ты хочешь, чтобы твой озлобленный и разочарованный муж сидел каждый день у камина, упиваясь горем, и винил тебя в том, что ты разрушила его жизнь? Не боишься ли ты, что любовь, за которую ты борешься, превратится в безграничную, жгучую ненависть? Ты этого добиваешься?

– Нет, но… – начала я.

– Никаких «но», Эми. – Роберт поцелуем заставил меня умолкнуть. – Ты создана для деревни, я – для королевского двора, а Елизавета – для самой Англии! Так тому и быть, и мы должны это принять, если хотим обрести истинное счастье. Мое довольство – в руках Елизаветы, и она знает об этом, ежели она одарит меня своей милостью, то я возвышусь над всеми и стану самым влиятельным человеком в стране. Так что не становись у меня на пути, Лютик, если, конечно, не хочешь кончить в горе и нищете ставшего ненавистным брака. Так что все зависит от тебя, милая моя. – Он взял мои руки в свои, поцеловал мои пальцы и сказал: – Моя судьба – в этих маленьких милых ручках!