– Mon Dieu![28] – воскликнул он, и что-то в его голосе заставило меня открыть глаза и взглянуть на него.

Маска смерти, дьявольский череп, теперь болталась на его груди. Оказалось, что под той самой широкополой красной шляпой, которая напугала меня еще в карете, скрывался красивый, темноволосый и загорелый мужчина с тоненькими, закрученными кверху усиками. К моему изумлению, его темные глаза блестели от слез, слезы струились и по его лицу. По его необычному акценту я догадалась, что он – выходец из Франции, и когда он сгреб меня в охапку и бережно прижал к своей груди, мне послышалось, будто он сказал нечто похожее на «pauvre petit»[29]. Он гладил меня по волосам и целовал в лоб, словно родную дочь. Мне даже показалось, что он прошептал сквозь рыдания имя – Маргарита. Затем он вдруг скомандовал своим людям, чтобы те остановились и не трогали больше мою пожилую няню, вернули все, что взяли из нашей кареты, оседлали лошадей и ждали его.

– Все в порядке, не бойтесь, я не причиню вам вреда, – тихонько сказал он своим звучным, бархатистым голосом.

Мужчина развязал тесьму, стягивающую красный бархатный плащ, и набросил его на меня. Затем он взял меня на руки – осторожно, будто опасаясь, что я могу разбиться, словно драгоценный хрусталь, – и уложил на сиденье нашей кареты.

Незнакомец поправил подушки, чтобы мне было удобнее, и поплотнее укутал своим плащом так, что я стала похожа на куколку, заключенную в теплый красный бархатный кокон. Затем он сунул руку за пазуху своей рубахи и снял висевший на шее миниатюрный портрет, написанный на слоновой кости и заключенный в позолоченную филигранную оправу. Тонкая цепочка, на которой висела миниатюра, была сделана из золота и украшена жемчугом. Он прижал портрет к губам, жадно взглянул на него в последний раз и повесил украшение мне на шею, и оно коснулось моей больной груди.

– Это – Sainte Agathe, святая Агата. Этот образок принадлежал когда-то женщине, которая была мне очень, очень дорога, я любил ее всей душой… Да она и была моей душой. Но я… потерял ее. – Он на миг прервал свою пламенную речь и судорожно всхлипнул. – Женщины с недугом, как у вас, часто находят утешение в молитвах святой Агате. Помолитесь и вы. А я попрошу ее о том, чтобы она сотворила чудо для вас.

Я посмотрела на портрет – на нем была изображена миловидная девушка с золотыми кудрями, над ее головой сиял нимб, чудесная улыбка освещала безмятежное лицо. На ней были красно-белые одежды, окаймленные золотом. В руках она держала поднос, на котором, как мне сначала показалось, лежали два кремовых пирога с вишенками, но затем я поняла, что то были ее груди – их отсекли ей за то, что она не отказалась от христианской веры.

– Спасибо вам, – прошептала я дрожащим голосом, все еще не смея верить своей удаче.

Мужчина погладил меня по щеке и спросил:

– Как вас зовут?

– Эми, – ответила я.

– Ах! – Его лицо осветила радостная улыбка. – Эми́, – в моем имени он на французский манер сделал ударение на последнем слоге, – это значит «возлюбленная»! Вам очень идет это имя, его всегда дают от чистого сердца. Таким именем нарекает лишь тот, кто знает, что родившееся дитя – величайший дар их семье от Господа Бога.

Он наклонился и нежно поцеловал меня в лоб, пробормотав что-то по-французски – наверняка этот добрый человек благословил меня от всего сердца. Затем он ушел, кликнул своих людей, и я тут же услышала стук копыт нескольких лошадей.

Кучер, не теряя ни минуты, щелкнул кнутом, карета качнулась, и мы тронулись в путь. Через открытое окно я слышала, как возница поведал с благоговейным страхом в голосе, что нам встретился сам Красный Жак – Jacques Rouge, Кровавый Джек. Нашему кучеру все не верилось, что на нас после встречи с этим легендарным разбойником не осталось и царапины – «не пролито ни капли крови, не задрана ни одна юбка, не взят ни один кошелек!» То и дело щелкая кнутом, чтобы лошади скакали быстрее, он изрек: «Должно быть, сам Господь защитил нас своей Божественной дланью! – И поклялся: – Пускай я хоть всех зубов лишусь на этих ухабах, но мы доберемся до Лондона до заката!»

Когда мы добрались до столицы, я решила не ехать к кузенам в Камберуэлл. Я не сомневалась, что до них доходили слухи о Роберте и королеве, а я не хотела чувствовать на себе их сочувственные, а может, и презрительные взгляды. Они наверняка наговорят мне много такого, от чего я и так уже устала до смерти, общаясь с сестрами, а мне это было ни к чему. И я велела вознице отвезти меня на какой-нибудь достойный леди постоялый двор. Оказавшись в отведенной мне комнате, я обессиленно рухнула на постель и проспала целых два дня. Проснулась я лишь на третий день, когда в окошко проник тонкий солнечный лучик и пощекотал мою щеку.

Без особого аппетита я съела свежую булочку и выпила утренний эль, после чего устало откинулась на подушки, заботливо взбитые нянюшкой, и стала слушать болтовню служанки, которая пришла убраться в комнате и заодно поделиться свежими сплетнями со двора.

– Поговаривают, что лорд Роберт подарил королеве роскошную стеганую красную юбку, чтобы та могла скрыть, что носит под сердцем дитя. И я слышала от одного знакомого конюха, который служит во дворце, – многозначительно добавила она с видом знающего человека, – что королева ни разу не ездила верхом во время летнего путешествия по стране, ее все время носили в портшезе. Ходят слухи, будто бы она родила аж пятерых детей от лорда Роберта, и первого своего бастарда они зачали, будучи узниками Тауэра. Ха, отличный способ скоротать время! Представляю, что они пережили в темнице, не ведая, суждено им жить или умереть… Но все равно не верится, что у них может быть больше троих детей. А еще мне рассказывали о том, что дома лорда ждет неземной красоты жена, но он не живет с ней, лишь изредка навещает. По слухам, он пытается отравить ее, чтобы жениться на королеве. Храни Господь ее милостивое величество! А каков наглец этот лорд Роберт! Хорош собой, шельмец, но кем же надо быть, чтобы пытаться убить собственную жену ради того, чтобы жениться на любовнице, пускай она – сама английская королева? Да я бы лучше самого черта в постель к себе пустила, чем такого мужчину! Что ж, наша королева – в первую очередь женщина, ее тоже может обмануть какой-нибудь плут. Говорят, она все время держит его подле себя, целые дни и ночи проводит в его покоях – они, надо сказать, находятся рядом с ее собственными, и в стене между ними проделана тайная дверца. Я и сама видела королеву, – с этими словами она гордо приложила руку к груди и широко улыбнулась, демонстрируя почерневшие пеньки сгнивших зубов, – в день ее коронации. Я подарила ей побег розмарина, и она приняла его с благодарностью и вложила между страниц своей Библии, которую держала на коленях, вот как! Сказала, что будет хранить эту веточку вечно, в память об этом великом дне! Вот оно, истинное величие! Если она – не величайшая королева, то мне не во что верить на этом свете.

По моему лицу бежали слезы, и Пирто, увидев, как я огорчилась, поспешила сунуть служанке в руку мелкую монету и выпроводила ее из комнаты. Я же уткнулась лицом в подушку и горько заплакала. Так это правда – меня действительно травили! И Роберт знал об этом, судя по всему, Ричард Верни всего лишь выполнял его приказ! Муж хотел моей смерти! Вот почему мне стало только хуже от специй, что он прислал, вот зачем он забрал у меня рог единорога. Он просто не хотел, чтобы мое здоровье поправлялось!

Я оплакивала крах последних своих надежд. Но я знала: нельзя оставить все как есть, нельзя просто рыдать в подушку до конца своих дней! Я должна была увидеться с Робертом, даже зная теперь всю правду; моя жизнь зависела от того, смогу ли я убедить его оставить эту дурную затею. Мне нужно было поскорее убраться из Комптон-Верни в более приятное и безопасное место, где я не боялась бы зла, прячущегося в тенях мрачного особняка, а просто доживала оставшийся мне недолгий срок. Роберт и его прислужники не сумеют уменьшить отпущенное мне Богом время с помощью смертоносных ядов, теперь я буду настороже и не позволю им отправить меня на тот свет!

Я решительно вытерла слезы, поднялась с постели и вверила себя заботам Пирто.

– Пожалуйста, – попросила ее я, – помоги мне! Сегодня мне нужно выглядеть по-особенному. Мой вид должен напомнить ему о той Эми, которую он когда-то любил. Помоги мне снова стать той девушкой, Пирто!

– Время на всех нас оставляет свой отпечаток, милая моя, – грустно отозвалась Пирто, – но тебя изменил он, разбив твое сердце и причинив невыносимую боль.

Нянюшка смазала мазью мою больную грудь и наложила свежую повязку, после чего сбрызнула меня розовой водой, чтобы хоть немного замаскировать зловоние, исходящее от сочащихся из опухоли выделений. Затем она помогла мне надеть чудное платье из желтой камчатной ткани, напоминающее о той лютиковой поляне, где мы любили друг друга. Этот наряд был расшит речным жемчугом и волнами золотого кружева. После этого Пирто сделала из моих волос сияющие локоны, пышные золотые кудри, которые наверняка напомнят Роберту о той девушке, которую он полюбил всем сердцем так, что не мог дождаться дня свадьбы. Может статься, он позабудет ту несчастную нежеланную жену со сколотыми и спрятанными под позолоченным арселе волосами, похожую скорее на почтенную матрону. На шею я повязала черную шелковую ленту с янтарным сердечком, подаренным мне когда-то мужем. «Это мое сердце, – сказал он давным-давно, – прими этот дар в знак моей вечной, неиссякаемой любви». Я хотела, чтобы он увидел на мне этот свой подарок. Хотела, чтобы он вспомнил, как подарил мне когда-то самое дорогое – не эту янтарную безделушку, а свое сердце из плоти и крови, бьющееся у него в груди и по сей день.

– Господи, дай мне сил! – взмолилась я. – Пожалуйста, если мне суждено умереть, забери мою жизнь, чтобы этого не могли сделать слуги Роберта или королевы. Если мой супруг не любит меня больше, пускай он просто оставит свои преступные намерения, рак все равно сделает свое дело и я умру естественной смертью.