Петра Шир - Пламя и шелк

– Ого, какое серьезное лицо. – Удивленный отец повернулся к ней снова. – Есть проблема?

– Да. Нет! – Слегка растерявшись, она приподняла плечи. – Речь идет о довольно сложном вопросе.

– Это касается наших торговых дел?

– В какой-то степени.

Отец смотрел на нее с явным любопытством.

– Если ты из-за этого во время всей трапезы была так молчалива, то тогда это действительно может быть серьезным.

– Постоянно вы с вашими делами. – Анна-Мария порицающе покачала головой. – Тебе не стоило бы так загружать дочь. У нее совсем не остается ни времени, ни возможности заниматься приготовлениями к свадьбе. Я уверена, что поэтому она такая грустная.

– Ох, боюсь, дорогая моя супруга, что в этом вопросе мы с тобой никогда не придем к единому мнению. – Отец тихо вздохнул. – Не забывай, что это наша дочь попросила меня об аудиенции, а не наоборот. Если ей надо излить душу, я с удовольствием предоставлю свои уши. Подобрать кружева и другую отделку к свадебному платью она еще успеет.

Райнбах, 20 апреля 1668 года Пятью годами ранее…

Мадлен вместе с остальными членами семьи уже сидела за накрытым столом в гостиной, когда отец только вернулся после посещения тюремной башни. Поднялся порывистый ветер и пошел дождь, что было обычным в эту пору года. Она слышала, как отец бросил Бридлин мокрое пальто и пошел сначала в свою комнату, а затем присоединился к семье.

– Какая мерзкая погода, – бурчал он себе под нос, усаживаясь за столом. – Будем надеяться, что к Майским праздникам станет лучше. – Он прочитал короткую молитву, после чего молча начал есть.

Мария и мать тихонько переговаривались между собой ни о чем, тогда как маленькая Янни время от времени начинала шуметь и вредничать и ее нужно было призывать к порядку. Все было как всегда, однако Мадлен кусок не лез в рот. Она нервно поковырялась в паштете, но потом не выдержала неопределенности.

– Отец?

На ее осторожный вопрос отреагировал не только глава семейства, но и все присутствующие.

Мадлен опустила глаза.

– Можно мне спросить?

– Спрашивай, дорогая, спрашивай. – Отец взял ломоть хлеба, намазал его сверху паштетом и продолжил есть.

Мадлен собралась с духом.

– А что там с Лукасом? Как он, и что будет дальше?

Отец, проглотив то, что уже было у него во рту, приостановил трапезу.

– Это на самом деле три вопроса, Мадлен, но тебе дозволено, потому что я знаю, как тебя расстроили вчерашние события. Да и всех нас. – Он мельком глянул на жену, та в ответ кивнула с серьезным выражением лица.

– О да, мой дорогой Тынен, расстроена – это слишком мягко сказано. Я до сих пор шокирована.

– А что с Лукасом? – невинно спросила маленькая Янни. – Он придет к нам завтра в гости?

– Он не сможет, глупышка, – вмешалась Мария. – Его посадили в тюрьму, потому что он наделал плохого.

– Что плохого он сделал? – Маленькая девочка поочередно переводила свой любопытный взгляд с одного сидящего за столом на другого.

Мария покраснела.

– Ну, просто плохое.

– Замолчи, ребенок, – накричала на нее мать. – Тебе никто не разрешал высказываться на эту тему. Это тебя вообще не касается.

– Извините. – Мария опустила голову.

Отец отложил приборы в сторону и тщательно вытер салфеткой руки.

– Парень молчит, он упрямый как осел. Но в общем и целом чувствует себя нормально. Насколько это сейчас возможно в его положении.

– Что вы хотите этим сказать, отец? – Услышав слова отца, Мадлен сразу представила себе самое ужасное.

Он вздохнул.

– Завтра ему грозит терриция, это первый этап допроса с применением пыток.

– Святая Мария, Матерь Божья, помоги нам! – Анна-Мария перекрестилась в ужасе.

– Что означает терриция? – Мадлен не была уверена, действительно ли она хочет услышать ответ на свой вопрос.

Отец взял в руки бокал с вином, однако только покрутил его меж пальцев и не стал пить.

– Терриция означает демонстрацию орудий пыток.

Мадлен сковал ледяной холод.

– О нет! Но он же ничего не сделал. Лукас не виноват.

– Ты как-то слишком уверенно об этом говоришь. – Отец внимательно изучал ее. – Откуда такое безусловное доверие к этому паршивому псу? Прошу прощения. – Он глянул искоса на свою жену. – Но получается вот так. Лукас Кученхайм – шалопай, типичный разгильдяй. У него есть хороший стержень, но вокруг него столько всякого мусора, который прилип к нему, как тот куриный помет к моему башмаку.

При других обстоятельствах Мадлен рассмеялась бы над сравнением отца, но не сейчас.

– Я просто знаю, что он никогда не сделал бы что-то настолько ужасное. Он мой друг. Я его знаю. Он совершает безрассудные поступки, но не то, в чем его обвиняют.

– Твой друг. – Ее мать покачала головой. – Наверное, в будущем нам нужно более внимательно смотреть, с кем разрешать тебе общаться.

Слова озабоченной матери спровоцировали Герлаха на громкий кашель.

– Я не верю, что эта дружба, как Мадлен это называет, может причинить ей какой-либо вред. Ты же знаешь, Лукас мне всегда нравился, даже если при этом я не одобряю того, как он изо всех сил пытается угробить свою молодую жизнь. Я думаю, что парень действительно не делал того, в чем его обвиняет Вероника Клетцген.

– Но почему тогда она выбрала именно его, чтобы обвинить? – не соглашалась Анна-Мария. – У нее нет причин выдумать такое ужасное обвинение.

– Это то, над чем я не перестаю ломать голову, – согласился с ней отец. – Лукас клянется, что не прикасался к Веронике. После того как мы с ним сегодня пообщались, я уверен, что он говорит правду. Но он о чем-то умалчивает, и я боюсь… – Его лицо враз посерьезнело. – Мадлен, девочка моя, ты же никогда не встречалась с ним тайком?

– Что? – ужаснулась Анна-Мария. – Естественно, она этого никогда не делала. Как ты только можешь…

– Я не тебя спрашивал, а свою дочь, – перебил он жену непривычно грубым тоном. – Говори, Мадлен. Ты когда-нибудь с ним встречалась? На старом кирпичном заводе в предместье, например?

Мадлен испуганно смотрела на отца.

– Нет, отец, я никогда этого не делала.

– И он никогда не пытался заманить тебя туда?

– Нет! – Она яростно покачала головой. От ужаса и страха у нее свело горло. – Нет и еще раз нет.

– Тынен, дорогой, я умоляю тебя! – Ее мать заботливо обняла Мадлен. – Как ты можешь такое допускать? Наша дочь даже не подумала бы о чем-то подобном.

У Мадлен в глазах стояли слезы.

– Отец, вы должны мне верить. Я не совершила ничего плохого, и Лукас тоже. Он никогда не пытался меня куда-либо заманить или сделать что-то подобное. Он бы никогда не сделал. – Она запнулась и тихо добавила: – Со мной нет.

После некоторого молчания отец одобрительно кивнул головой.

– Хорошо, Мадлен. Я должен был убедиться. Тебе не нужно плакать, все в порядке. Я верю тебе. – Он улыбнулся ей. – И ему я тоже верю. Он что-то скрывает, и это что-то не очень хорошее, но за это он не заслуживает тюрьмы. Как следует отлупить, это да. – Хотя ужин еще не закончился, он встал из-за стола. – Мадлен, иди за мной в контору. Мне нужно кое-что с тобой обсудить – с глазу на глаз.

* * *

– Помни о том, Мадлен, что после сегодняшнего допроса и терриции он может не очень хорошо себя чувствовать. – Отец крепко держал дочь под руку и пристально смотрел ей в глаза, когда они подошли к воротам Нойтор и расположенной рядом башне Баселлер Турм. – Будь с ним добра и сострадательна, насколько ты можешь, и дай парню знать, что его дядя и я делаем все возможное, чтобы ему помочь. И заставь его говорить, девочка. Ты понимаешь, как это важно? Если он нам не скажет, с кем был в тот вечер на старом кирпичном заводе, все может плохо закончиться.

– Да, отец, я понимаю. – Мадлен кивнула и испуганно посмотрела вверх на тюремную башню, которая сегодня казалась ей еще выше и негостеприимнее, чем обычно. Она еще никогда не была внутри и вздрогнула от одной мысли об этом. – Я попытаюсь.

– Нет, Мадлен, ты должна не только попытаться. – Он с силой сжал руку Мадлен. – Ты во что бы то ни стало должна заставить его бросить это глупое упрямство.

– Мне немного страшно. – Она нервно смотрела на деревянную лестницу, ведущую к входной двери. Сегодня нес службу старый стражник Фридрих Айк. Это был невысокий, толстенький мужчина с седыми волосами и такой же седой бородой, чье добродушное выражение лица и морщинки вокруг глаз совсем не соответствовали образу стражника. Обычно он нес службу возле ворот Фойхтстор, однако сегодня по каким-то неизвестным причинам он был приставлен охранять тюрьму.

Айк, очевидно, слышал ее слова, так как подошел к Мадлен и дружески улыбнулся ей.

– Что, Мадленхен, вы с отцом пришли сюда с визитом? Нет причин бояться. Бояться должны те, кто сидит там внутри. Как вы считаете, господин Тынен, мне сопроводить вашу дочь? Я могу показать ей паутину и пыль по углам. Это самые страшные вещи, которые можно в данный момент увидеть в башне. – Он заговорщицки подмигнул отцу и протянул руку Мадлен.

Она вопросительно посмотрела на отца и после того, как он одобрительно кивнул, нерешительно взяла стражника под руку. Она знала его всю свою жизнь, и он ей очень нравился. Айк всегда находил дружеское слово и шутку для каждого. Сейчас он тарахтел без умолку, сопровождая ее вверх в башню, а оттуда снова по ступенькам вниз к тюремной камере, в которую заперли Лукаса. Так что ей не удалось толком осмотреться внутри тюремной башни.

– Кученхайм, к вам посетитель, – прокричал Айк, поворачивая ключ в замке и отодвигая засов. – Это милая молодая девушка, поэтому ведите себя прилично. Я буду рядом, – пообещал он Мадлен.

Мадлен молча кивнула и вошла в круглую тюремную камеру. Первое, что она ощутила, был затхлый запах, и только затем она увидела, что свет попадал в камеру через расположенное под самым потолком крошечное зарешеченное окно. Она остановилась сразу за дверью и сжалась, когда та закрылась, а засов для надежности туго заскрипел.