Лидия Лукьяненко - Плата за любовь

Папа с Павлом поговорили в кухне. Потом она их уложила спать. А сама еще долго думала о сыне и плакала.

На следующий вечер папа предложил ей съездить вместе с ним к его дочери от первого брака. Хотя ее папа приходился ей отчимом, Маша никогда о нем так не думала, она его очень любила. И, конечно, согласилась поехать с ним, тем более что помнила его дочку. Они виделись, когда Маше было лет десять. Ей запомнилась рослая русая девочка, которая была выше ее, хотя и младше.

Они позвонили в массивную дверь, на которой была табличка с полуистертой надписью, и им открыл дверь… Андрей. Увидев Машу, он опешил, но потом выбежала красивая светловолосая девушка и обняла сначала папу, потом ее. Затем они раздевались, снова обнимались. Удивленные возгласы, вопросы. За всем этим растерянность Андрея осталась незамеченной. А Маша чувствовала себя так неловко, что ее напряженность бросалась в глаза, хотя отец с дочкой были заняты исключительно друг другом. Сначала все ужинали, пили вино, ели пиццу. Потом папа с Леной разговорились в другой комнате, а они с Андреем остались за столом. Повисло неловкое молчание.

— У тебя красивая жена, — заметила Маша, не зная, что еще сказать.

— Да, — согласился Андрей. — А как твой муж?

— Не такой красивый, — натянуто улыбнулась она, но напряжение не ослабло.

Андрей тоже понимающе улыбнулся и потянулся за бутылкой.

— Давай выпьем еще вина.

— Давай.

— За тебя, — поднял он бокал.

Папа остался ночевать у них, а Машу проводил до метро Андрей. Она ехала в полупустом вагоне и понимала, что некоторые поступки просто невозможно исправить. Сколько бы ни прошло времени, она всегда будет помнить, что спала с мужем своей сестры. Пусть не родной, пусть Маша не знала ничего о сестре. Но факт остается фактом. А если бы узнал папа? Она в ужасе зажмурилась. Вот оно — самое страшное. Самое глупое и неисправимое — наши собственные ошибки.

На следующий день она провожала отца. У них так и не нашлось времени спокойно поговорить.

— Папа, ну как тебе мой муж, понравился?

Папа задумчиво на нее посмотрел, словно взвешивая слова.

— Да парень как парень. Вежливый, не глупый. Но что-то в нем меня настораживает. Ты не замечала за ним ничего странного?

— Вроде нет.

— Не знаешь, не было ли у него нервных срывов?

— Ну, папа, что ты во всем клинику ищешь!

— Да? Ну, ладно, не бери в голову. Пока, дочь. Приезжайте к нам через месяц, и к Лене заходи. Пока.

И он уехал.

А Маше стало так невмоготу и так захотелось с кем-то поговорить, что она поехала к Ольге. Та встретила ее довольно радушно, так, словно они вчера виделись. Она была в теплом махровом халате, с отросшими до плеч и собранными в пучок волосами, отчего лицо казалось худым и бледным. Маша, возбужденная, не обратила сразу на это внимания, а выпалила свою новость.

— Ты представляешь, она — моя сестра! Я чуть не умерла, когда его там увидела!

— Ну, не умерла же, — успокоила ее Оля. — И как она тебе?

— Очень красивая, похожа на папу в молодости. Высокая, светловолосая, глаза большие. Они так подходят друг другу — она и Андрей. Даже похожи, как брат и сестра. Боже, какая я дрянь! — поднесла она руки к щекам.

— Есть дряни и похуже, — усмехнулась Оля. — Прямо все вокруг родственники — куда ни кинь.

— Слушай, почему ты такая бледная? Болеешь, что ли?

— Почти. — Она встала и потянулась за чайником. — Будешь чай или кофе? Я сегодня только купила, а то гости тут всякие ходят, а кофе нет.

Маша присмотрелась и ахнула:

— Ты что — беременна?

— Как видишь.

— От кого?

— Не поверишь.

— Расскажи.

— Сейчас, попьем чаю, уложу Лизу, потом и поговорим. Ты не торопишься?

— Да чего уж, сто лет не виделись.

На кухню прибежала Лиза в теплом байковом платьице, с косичками. Маша кинулась ее тискать.

— Какая ты большая стала, просто невеста. Стой, у меня же шоколадка есть! — И она бросилась рыться в сумке.

— На, ешь на здоровье. Погоди, что это? — Маша достала вслед за шоколадкой фотографию.

— А! Вот, Оль, посмотри. Это мне сестра подарила.

Оля взяла фотографию и внимательно рассмотрела ее.

— И это — жена Андрея?

— Да, а что?

— Это моя одноклассница — Ленка Щетинина. Ты, что же, тоже Щетинина?

— Была. До замужества. Папа меня удочерил.

— Точно — тесен мир, — покачала головой Оля. — Ну что, Лиза, ты поела? Тогда в ванную и спать. Я тебе уже постелила.

— И ты хорошо ее знаешь?

— Да. Мы даже дружили одно время, классе в восьмом. У нее дед — известный профессор.

— И как она тебе?

— Ты знаешь, неплохая девчонка. Андрею повезло.

— А тебе это с кем так повезло? — кивнула на ее живот подруга, переводя разговор в другое русло.

— А меня, Машенька, Бог наказал.

— За что это?

— Может, за тебя…

Надо было бросать работу. Февраль выдался такой гололедный, а она все бегала по просмотрам. Но ведь столько возилась с этими клиентами, жалко отдавать свой заработок в чужие руки! И вот на тебе, на ровном месте поскользнулась и так грохнулась, что домой вернулась ни живая ни мертвая. С трудом доползла до дивана, легла. Болел ушибленный бок и как-то нехорошо тянуло внизу живота. Сначала ее бил озноб, потом она согрелась, и глаза стали слипаться.

— Лиза, доченька, сделай себе чай и бутерброд с сыром. Я сегодня так шлепнулась, что у меня внутри все переворачивается.

Сквозь сон она слышала, как дочь, сопя, возилась в кухне. Засвистел чайник. Потом зазвонил телефон.

— Алло, — ответила Лиза. — Она не может подойти. Лежит. Ей плохо. Она упала, ударилась, и у нее в животе все перевернулось. Да. Пока.

— Лиза, — улыбаясь, позвала Оля. — Кто звонил?

— Я думала: дедушка, а это какой-то чужой дядя, — виновато сказала Лиза.

— Нужно спрашивать.

— Я же не знала.

Лиза принесла чай с неумело сделанными бутербродами, но Оля не смогла проглотить ни кусочка. Выпила чаю и снова уснула.

Проснулась она от звонка, теперь уже в дверь. Видно, не будет ей сегодня покоя.

— Лиза, спроси кто.

— Мама, это дядя Игорь.

— Открой.

Он был такой красивый и цветущий, как с картинки журнала мод «Лыжная пора». В волосах — тающий снег, бело-голубой свитер, оттеняющий цвет глаз, румянец во всю щеку, ни дать ни взять — рождественская открытка.

Игорь по-хозяйски разделся в коридоре и присел на диван, где лежала укрытая пледом Олька. С той же непринужденностью он поцеловал ее в щеку и положил руку ей на живот. От такой наглости она настолько опешила, что даже не стала убирать ее. Под его ладонью живот ожил, и эти легкие толчки успокоили Олю. В комнате был полумрак, и она не видела, а скорее почувствовала тот восторг, который отразился на его лице, когда он сказал шепотом:

— Привет. Ну, как ты?

— Нормально.

— У меня машина внизу. Хочешь, съездим в больницу?

— Не надо.

— Я звонил знакомому врачу, он сказал, что это может быть опасно.

— Ерунда. Полежу, и все пройдет.

— Но он ведь знает…

— Это я знаю. Не забывай, что я уже рожала, в отличие от твоего доктора. Чем меньше к ним ходишь, тем лучше.

— Ты точно себя хорошо чувствуешь?

— Точно, только есть хочется.

— Сейчас придумаем. — Он быстро пошел в кухню.

Это же надо — приехал, волнуется. За ребенка, конечно. Она снова закрыла глаза и сразу провалилась в короткий, но бодрящий сон. Когда она проснулась, в приоткрытую дверь вливался поток света, в котором возникла смеющаяся мордашка Лизы.

— Игорь, мама проснулась.

Уже и Игорь! Быстро.

Он зажег настольную лампу и притащил поднос с едой. Хорошо, что свет не яркий, она сейчас, наверное, выглядит ужасно. Лиза сразу же включила телевизор и уселась в кресло смотреть «Санта Барбару». На подносе Оля увидела тарелку с жареной картошкой, стакан сока, хлеб и банку красной икры — невиданная роскошь.

— А Лиза…

— Не волнуйся, мы с ней уже поужинали, не стали тебя будить. Ты ешь. Картошка еще теплая, я ее укутал.

— Как укутал? — спросила она с полным ртом. Картошка была вкусная. И сок — вкусный, а икра! Просто потрясающая!

— Полотенцем. Так делает моя мама, — ответил он, и Ольга с удовольствием отметила, что, оказывается, он может обходиться без своего наглого тона. Икра была такая вкусная, сочная и соленая, что не было сил оторваться, и она чуть не съела всю банку, но вовремя остановилась, вспомнив о Лизе. Запила соком и снова улеглась.

— Спасибо.

Игорь унес поднос в кухню, и, услышав шум воды, Оля поняла, что он моет посуду. Это было так приятно: и то, что он приготовил ей ужин, и то, что моет посуду, — право, ради этого стоило упасть. Женским чутьем Оля понимала, что, пока она лежит вот так — беспомощная, слабая, он будет заботиться о ней. Поэтому, хотя она чувствовала себя уже хорошо, и не подумала вставать. Ей так хотелось, чтобы он еще немного поухаживал за ней.

Он действительно пришел, сел рядом и взял ее за руку.

— Как это тебя угораздило?

— Возвращалась с просмотра.

— Тебе не нужно больше работать.

— А кто за меня будет работать, может быть, ты? — Ей приятно было чувствовать себя слабой и милой, но это уже слишком. Она забрала руку.

— Тебе сейчас нужно думать о ребенке, я ведь сказал, что дам денег сколько нужно.

— А я тебе ответила, что я детьми не торгую. Ты не получишь его, так что не надо зря тратиться. Я не трогала твоих денег. Можешь забрать.