— Ох, точно, — Мика прикусывает нижнюю губу в мимолетном раздумье, бросает взгляд на залив и только тогда говорит: — Папа хочет отдать мне большую часть своей фирмы. Когда я закончу университет и стажировку.

Стакан с кофе замирает у моего рта.

Блондин смотрит на залив, задумчиво кусает губу, спрятав руки в карманы. Он переводит взгляд на меня, пожимает плечами и добавляет:

— Я в ужасе и понятия не имею что с этим делать. Он говорит, что хочет заняться дочерью, что у него в позвоночнике грыжа — ничего опасного, но он хочет заняться и собой тоже, — и что совет директоров не против разделить сферу работ в будущем.

— То есть ты сейчас делаешь огромные глаза, потому что даже не догадывался, что он так сделает? — я была близка к закатыванию глаз. — Мика! Да, ты говорил мне, что не хочешь работать на него, но он предлагает работать с ним, и скорее всего — на равных. Разве это не чудесно? Это же твоя сфера.

— Это моя сфера. Это работа моей мечты. Но эта работа — тут, — наконец, говорит он. — Не в Миссури.

— И что?

— Джейсон.

Я наконец-то закатываю глаза, тянусь за телефоном. Мика тянет бровь вверх, пока я снимаю блокировку и листаю раздел с сообщениями, и только потом не выдерживает и интересуется:

— …что ты делаешь?

Я набираю сообщение — быстро, насколько могу, даже не глядя на него, отправляю и поворачиваю экран к капитану:

— Пишу Аарону, чтобы он не принимал твои отказы, если ты надумаешь так поступить.

— Сегодня что, день, когда мы оба делаем как хотим? — рычит тот, пытаясь выхватить телефон из моей руки. — Джейсон!

- “Джейсон”, - передразниваю я с глумливой мордашкой. — Да все будет в порядке. Аарон же на твоей стороне.

Мика раздраженно фыркает на меня, вытягивает телефон из руки как раз в тот момент, когда от Аарона приходит ответ:

“Понятное дело”

— Мика, — я щелкаю пальцами, привлекая его внимание. — До конца твоего обучения и конца стажировки не меньше года. Что угодно может произойти, сам знаешь. Все хорошо. Все будет в порядке. Мика. Эй.

— Хорошо, хорошо, — он опускает плечи, сдаваясь, возвращает телефон и качает головой. — Этот год начинается слишком активно.

Я сладко тянусь, разминаю шею под капитанским взглядом, подмигиваю ему и улыбаюсь:

— Этот год начался с привязывания тебя к кровати. О чем вообще может быть речь?


Мы прощаемся с Каллахенами на крыльце их дома рано утром следующего дня — нас ждут долгие шесть часов в дороге до Лос Анджелеса, и мы еще не решили, хотим ли мы поехать федеральной трассой или же по прибрежным шоссе. Я целую Джес в щеку, обещаю ей, что мы прилетим первым же рейсом, как только у нее начнутся роды, обнимаю Аарона и еще раз говорю ему спасибо. Глава семьи лишь посмеивается, крепко обнимает меня в ответ и желает хорошей дороги.

Хэй, город Ангелов, берегись!


— Мисси и Нэйт наконец-то съезжаются?

- “…и разверзлись хляби небесные!”

— Нэйт сказал, что теперь уж точно заведет бульдога. Или мопса.

— Кажется, мне стоит позвонить Мисси.

— Кажется, тебе стоит просто выспаться перед самолетом.

— И то верно.

Я уже в пятый раз перебираю вещи для Нью-Йорка — боюсь, что что-то упущу.

Но вроде бы все на своих местах, все платья, эскизы и бумаги давно готовы, упакованы и ждут укладки в рабочий чемодан. Самолет завтра в обед, а конкурс — уже послезавтра, но я не волнуюсь — у меня идеальная девушка-модель, со мной летит моя патронесса, и вообще все это — не конец света. Это очередной конкурс, один из многих, что мне предстоит. Еще и бонусом новые полезные знакомства.

Мика в своих потрясающих серых штанах по-королевски возлегает на диване, закинув ногу на спинку. Он вернулся к тренировкам в качестве капитана команды — на последний свой семестр в университете — и после сегодняшней тренировки выглядит так, словно самолично засеял пять гектаров риса где-то в Китае. Каждый раз, когда я прохожу мимо дивана, я щекочу его за пятку, и каждый раз он ворчит какие-то детские угрозы, поднимает взгляд от планшета и показывает язык.

— Ты прилетишь?

— Во вторник или в среду.

— Обещаешь?

— Обещаю.

Я окончательно запаковываю чемодан, выкатываю его в коридор и перегибаюсь через спинку дивана, чтобы поцеловать капитана:

— Сыграем в “Теккен”?

— На раздевание?

— А мы когда-нибудь играли по-другому?

==

==

Звонок от Аарона о том, что у кудрявой феи начались схватки и они едут в больницу, застал нас как раз во время регистрации на рейс домой из Нью-Йорка. Стоило видеть глаза девушки, которая отменяла нам вылет и тут же регистрировала на другой — вылетающий в Сан-Франциско через два часа.

Мика нервно хмыкнул, что это “как всегда” и “у нас же по-другому никак”.

— Было бы веселее, если бы он написал нам сообщение во время перелета, и нам бы пришлось вылетать из Миссури, — я пожала плечами. — Теперь привезем в туманный город чуточку морозной свежести Нью-Йорка.

— И твой новый контракт с H&M?

— И его тоже.

Когда мы садимся в самолет, от Аарона нет новостей, а когда приземляемся в Окленде, то приходит сообщение с адресом больницы и что все хорошо, все в порядке, и что это и правда девочка.

— Ну наконец-то у Каллахенов есть принцесса, — улыбаюсь я на сообщение, обнимаю капитана, пока мы ждем наш багаж у ленты. — Кажется, мне пора изучать выкройки детских нарядов.

— Я представил такую мини-рубашечку от тети Джейсон, — поддразнил меня Мика. — Непременно розовую.

Я издаю нечленораздельный звук, выражающий все мое нелециприятное мнение по поводу детских розовых рубашечек, а Мика хлопает меня по филее и звонит отцу, чтобы сказать, что мы скоро будем.

Да, взъерошенные.

Да, с багажом из Нью-Йорка.

Да, на такси.

Мы встреваем в миллион пробок по дороге, и когда до больницы остается еще минут пятнадцать пути, если верить навигатору таксиста, я, до этого листающая сообщения в телефоне, резко поднимаю голову от упыриного плеча:

— Черт, кольцо.

Конечно же, кольцо, то самое дурацкое кольцо, в Миссури.

Дома.

Надеюсь, никто не заметит.

Аарон и так в курсе, а Джес не до него…

Мика вздрагивает от моего рывка, потом зевает и сонно бормочет:

— Я взял.

— Ты его всегда с собой носишь? — я удивленно сдвигаю брови. — Что за магия?

Блондин сладко тянется, смотрит на часы, хлопает себя по карманам и спрашивает, не у меня ли в сумке его бумажник. Пока я передразниваю его и лезу к себе, он сладко вздыхает мне в волосы, щекочет за ухом и целует меня, когда я поворачиваюсь к нему с бумажником в руке.

— Доставай, — он пожимает плечами, я открываю бумажник — и правда нащупываю округлость печально знакомого адского кольца в одном из карманов. — Видишь, какой я практичный.

Вижу, вижу, упырина. Веселись, пока можешь.

Я цепляю пальцем кольцо, вытягиваю из кармашка — и понимаю, что это другое.

Совсем другое.

— Мика? — очень осторожно уточняю я.

— Джейсон? — с такой же интонацией повторяет Мика. В его голове внезапно — такая же осторожность, и это чертовски выбивает сейчас. Я разглядываю кольцо — ничего не могу с собой поделать, это же настоящее-блин-кольцо, как давно оно у него там, в бумажнике, лежит просто так, зачем, как, откуда.

Мика.

Пожалуйста.

Откатите меня назад.

Откатите меня в Нью-Йорк. В Миссури. Куда-угодно.

Чтомнесэтимделать.

Господь.

Мы в Сан-Франциско уже третий раз, и теперь это чертово кольцо — настоящее.

И мое.

— Ты точно бессмертный, — шумно выдыхаю я.

— Так “да” или “нет”? — уточняет он невозмутимо.

— Да.


КОНЕЦ