Музыка притихла. Они оказались сидящими на льду. Рината шумно дышала, в голове её всё еще звучала мелодия — мелодия, смешивающая прошлое и настоящее… То мгновение, когда на показательных выступлениях в Сочи они, катаясь под эту музыку, навсегда разошлись, и этот момент… Она прижалась к Игорю так крепко, насколько была способна, затем обвила его шею руками, посмотрела в глаза. Серые, с искорками. Глаза её дочери. Его глаза. Никогда больше она не отпустит его. Больше никогда не позволит ему уйти.

— Я люблю тебя.

Эти слова могли бы потонуть в гуле стадиона, скандирующего их имена в едином порыве, в том безумии, что когда-то испытала эта арена, в бешеном стуке сердца после фееричного выступления. Но стадион был пуст, а сердце его стучало размеренно. И он услышал их. В этот раз он их услышал.


Сколько нам нужно ран, осколков,

Сколько стычек, бессонных пустых ночей,

Прощальных фото, оставленных для чьих-то чужих потомков,

Сладких, никчемных, лживых речей?

Сколько выжженных чувств, фальшивых признаний, обманов,

Сколько грязи, острых в спину ножей и обугленных фраз,

Сколько перчаток, брошенных в лица, скандалов,

Сколько сломанных судеб, чтоб уяснить, что у нас нет никого кроме нас?

Рвать в клочья все, что было так дорого,

Впиваться в горло зубами, с хрипом вдыхать,

И думать, что на бросок один еще хватит пороха,

И гнать, и терпеть, и шанс боль причинить держать.

Так любить, что не в силах скрыть ненависть,

Раз за разом по слабому месту бить,

Забывать, но запомнить в тайне, что значит преданность,

И за каждую рану молча прощенья просить.

Начинать, не сдержавшись, шипеть в лицо гадости,

Чтобы только казаться зачем-то друг другу сильней,

Разметать и развеять по ветру все радости,

Так хранимые в душах обычных людей.

Убивать и калечить друг друга, и каяться,

Рикошетить своей же отравой в себя,

Издали наблюдать, смотреть с грустью и маяться,

И потом все сначала, бессмысленно день ото дня.

Вместо чутких признаний презренье холодное,

Прятать руки, когда дико, до судороги тянет обнять,

Скрывать взгляды просящие, к чувствам голодные,

И до дрожи любить, и зачем-то так глупо терять.

Татьяна Минаева

Глава 43

Россия, Сочи, июнь 2021 года

— Я люблю тебя, Игорь, — уже громче и увереннее произнесла Рината.

Из глаз её полились слезы. Всхлипнув, она крепче обхватила его шею и спрятала лицо у него на груди.

Как долго он ждал эти три слова. «Я тебя люблю». Три слова, способные перевернуть мир, три слова, за которые он бы не раздумывая бросился в самую глубокую пропасть. За ней.

Игорь рвано выдохнул, прижимая Ринату к себе. Они все так и сидели на коленях, не спеша подниматься. Кто их осудит? Здесь никого нет. Они могут наслаждаться друг другом хоть всю ночь.

— Я тоже тебя люблю, Рината, — коснувшись её виска губами, выговорил Игорь. — Ты моя Рината. Слышишь? Слышишь меня? — Он отодвинул её от себя так, чтобы видеть глаза. Обхватил горячими ладонями её лицо и произнес — так, что у неё не осталось сомнений: — Никому тебя не отдам. Никогда не отпущу. Ты моя Рина. Моя любимая Рина.

По щекам её текли слезы. Игорь вытер их пальцами, но они потекли вновь, и остановить это у Ринаты не получалось. Она порывисто прижалась к нему и прошептала:

— Не отпускай. Пожалуйста, никогда не отпускай. Пообещай мне!

— Обещаю.

Ей казалось, что именно сейчас она ожила, восстала из того самого пепла, под которым были погребены их чувства. И сердце вновь начало биться, и легкие наполнились воздухом. Существование — тоже жизнь. Но не та. Не то. Без него всё было не то.

— Я должна тебе кое-что сказать, Игорь, — наконец решила Рината. Она должна. Когда, если не сейчас?

Но он, не выпуская её из объятий, покачал головой.

— Нет. Не сейчас.

— Но Игорь…

— Давай все разговоры оставим до Москвы, — уверенно проговорил он. — Я тоже должен многое тебе сказать, за многое попросить прощения. Мы поговорим, когда вернемся, а сейчас… просто наслаждайся этим вечером, этим моментом, Рина.

— Игорь. — Рината отняла руки и, выпрямив спину, сложила ладошки на коленях. Посмотрела ему в глаза и мотнула головой. — Нет. Я не успела тебе сказать на Олимпиаде, я…

— То, что ты не успела сказать, — улыбнулся Игорь, прервав её и приложив палец к её губам, — семь с половиной лет назад, ведь может подождать еще один день? Давай не будем рушить этот момент признаниями. Хорошими признаниями хоть? — уголок его рта приподнялся.

— Это с какой стороны посмотреть, — выдохнула Ринка.

— Тогда тем более. — Игорь поднялся на ноги и подал Ринате руку. — Сегодня только мы с тобой. Всё остальное — после.

Рината вздохнула, уставившись на его раскрытую ладонь. Однажды она уже не успела. Чтобы рассказать о беременности, ей не хватило полчаса. И эти полчаса тянулись более семи лет. Они потерялись, растворились в ненависти и обидах. А если и в этот раз не успеет? Хотя, с другой стороны он прав. Один день ведь ничего не изменит?.. Ведь они повзрослели. Теперь все должно быть иначе. Они другие. Прежние, но другие — приобретшие жизненный опыт. Должны же хоть чему-то научить их собственные ошибки…

— Хорошо. — Рината вложила свою руку в руку Игоря и тоже поднялась со льда. И тут же оказалась в его объятиях. Его губы нашли её. Игорь жадно, с каким-то надрывом, яростно целовал её, а она отвечала не мене горячо и эмоционально, хватаясь за ткань его толстовки. Господи… у неё подкашивались ноги, она будто падала в бездну, летела и впервые за долгое время не боялась разбиться.

— Люблю тебя, — выдыхал он между поцелуями.

— Люблю тебя, — вторила она ему и улыбалась.


Рината покосилась на Игоря и улыбнулась. Они ехали по побережью. Одной рукой Игорь сжимал руль, вторая же покоилась на коленке Рины поверх её ладони. Они не хотели отпускать друг друга. Не хотели отрываться друг от друга.

На стадионе они пробыли еще около двух часов и с горем пополам умудрились-таки провести тренировку. Постоянно останавливаясь и целуясь, кое-как они все же собрали некоторые элементы. И даже прыгнули параллельный тройной тулуп. Настолько синхронно, будто и не было разлуки. Рината, широко улыбаясь, после очередного удачного элемента прямо заявила:

— Может, тряхнем стариной, а? Ты неплох, я прекрасна, дадим бой Меркуловой с Самойловым? — глаза её весело блестели.

Игорь, едва отдышавшись после прыжка, посмотрел на жену и ухмыльнулся:

— Знаешь, Бердникова, я бы не против. Но боюсь, что скоро не смогу тебя поднять.

— Фи, какие мы хиленькие! — повела плечиком Рината, медленно подкатывая к Игорю. Остановилась в нескольких сантиметрах и поймала его любящий взгляд своим. Обвила его шею руками и, закусив нижнюю губу, проговорила: — Ты не думал о том, что тебе просто стоит больше времени проводить в тренажерном зале? Тогда не возникнет проблем с дыхалкой. И да! — приподняла брови. — Пора бросать курить, Крылов!

— Да с тобой бросишь! — засмеявшись, Игорь сгреб Ринку в охапку и поцеловал. — Но ради тебя, ради вас, я постараюсь.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍


— Ты уж постарайся… — выдохнула ему в губы Рината.


Уже стемнело, море врывалось на берег тёмными волнами, с шумом разбивающимися о камни. Луна серебрила воду, свет её оставлял убегающую к неразличимой линии горизонта дорожку. Игорь чуть притормозил машину и свернул к пустынному пляжу, освещенному лишь слабым светом стоящих у дороги фонарей и сияющими высоко-высоко звездами.

— Николь в этом году в школу пойдет, — оттягивая ремень безопасности, сообщила Рина. Сама не знала, почему именно в этот момент ей захотелось поговорить о дочери. Но знала, почему именно с ним.

— Ты хочешь, чтобы она училась в школе при центре Аллы Львовны? — спросил Игорь.

Они выбрались из машины и подошли к морю. Игорь снова сжал пальчики Ринаты.

— Наверное, — кивнула она, вглядываясь в украшенный звездами-бриллиантами чёрный купол неба. Чёрная ночь, чёрное море… — Знаешь, я никогда не настаивала на том, чтобы она занималась фигурным катанием. Просто так сложилось, что с самого рождения она проводила больше времени на катке, чем дома. — Рина прижалась плечом к плечу Игоря. Её хотелось рассказать ему как можно больше о Николь. Об их жизни в Америке, хотелось, чтобы он любил их малышку так же сильно, как она. — Я ей всегда говорила, что она золотая девочка. И что она сможет воплотить в жизнь всё, что только пожелает.

— Ей нравится кататься?

— Ей нравится ощущение того, что она занимается тем же, чем и мама, — улыбнулась Рината. — И, если честно, я и сама пока не знаю, стоит ли продолжать. Ведь дальше…

— Дальше уже большой спорт, — кивнул Игорь, прекрасно понимая, что Рината хочет сказать. — Но разве ты жалеешь о том, что занимаешься фигурным катанием? — спросил он.

— Ну… У меня не было выбора. Тогда я этого не понимала, но теперь знаю — это был единственный путь из детского дома. Папа мог бы забрать меня к себе, но чем бы я занималась? — на её губах заиграла грустная улыбка, она подняла голову и взглянула на мужа: — Конечно же я не жалею. Лед — это моя жизнь. Он дал мне всё, о чем я даже думать не смела. Он дал мне цель, возможность держаться за неё, видеть её впереди и просто идти. Падая. Поднимаясь, снова падая… Он вернул мне родителей, он подарил мне дочь, друзей, и тебя. Он подарил мне тебя, Игорь.

— А помнишь… — ближе прижимая Рину к себе, вдруг произнес Игорь, не пряча наглую улыбку. — Хотя, наверное, не помнишь. Ты мелкая тогда была. Я и сам недавно вспомнил, благодаря фоткам в мамином альбоме. Тебя только-только привели на каток, а я уже катался у Аллы Львовны. Ты вышла на лед, такая мелочь, с огромными глазами. Смотрела перед собой и, расставив руки в стороны изо всех сил пытаясь не упасть. И шлепнулась прямо передо мной.