Его брови изогнулись четкой дугой, и вернулась его маленькая искренняя улыбка.

— Для меня?

— Ага. Тебе не обязательно открывать прямо сейчас. Положи под елку и сохрани, пока тебе не понадобится кружка.

Он рассмеялся и закатил глаза.

— Ну, спасибо за то, что испортила сюрприз.

— Всегда пожалуйста. И тебе спасибо за... другие вещи.

— Пожалуйста. — Абрам вежливо кивнул мне, потом поднял подбородок в сторону двери, где ждал Мартин, его глаза не отрывались от моих. — Теперь иди. Я не хочу, чтобы ты пропустила свой поезд. 

* * * 

Мартин донес мою сумку до машины, что было глупо, потому что она почти ничего не весила. Но я позволила ему, поскольку у меня сложилось стойкое впечатление, что нести мою однофунтовую сумку значило для него больше, чем для меня.

К тому же он хмурился.

Мои подозрения относительно его настроения подтвердились, как только он выехал на проезжую часть. Он ехал очень быстро, напористо и нетерпеливо. Я проверила надежность моего ремня безопасности.

Одна из тех ситуаций, когда я чувствовала, что если бы мы и вправду были созданы друг для друга, в таком случае я бы знала, что нужно было сказать. Но я не была уверена, был ли он расстроен из-за своего внезапного признания по пути к центру пожилых людей или был раздражен из-за чего-то ещё.

Несмотря на это, я чувствовала, что вынуждена была разрушить молчание и что-то сказать. Я была не очень хороша в угнетающем общении между нами.

— Итак, моя мать хочет, чтобы я выступила на ее кампании по сбору средств. — Я позволила себе мельком взглянуть на него, наблюдая, как жесткие линии его профиля смягчались — не полностью, но почти.

— Твоя мать хочет, чтобы ты выступила? То есть она не против замены химической технологии на музыку?

— Если быть честной, на самом деле я даже не дала ей выбора. Я просто решила, а затем сообщила им о моем решении. Потом начала работать на двух работах, чтобы убедиться, что смогу обеспечить себя финансово.

— Потому что ты думала, они могут ограничить тебя?

Я покачала головой, прежде чем он закончил задавать вопрос.

— Нет. Я никогда не была обеспокоена, что они ограничат меня. Просто мне важно было доказать себе, что смогу обеспечить себя финансово, что музыка была моей профессией, а не просто хобби, финансируемое моими родителями.

Он кивнул, и я заметила, что большая часть напряженности спала с его плеч. Может быть, отвлечение было правильным методом.

— Я могу понять это. Я имею в виду, если задуматься над этим, ты большего добилась своими силами, чем я. Все мои деньги, все деньги, которые я вложил в дело, достались от моего отца, хотя он не охотно отдал их мне.

— И тебя это беспокоит? — Я пыталась сохранить свой голос тихим и нежным, чтобы он не подумал, что я осуждала его, потому что это было не так.

Он пожал плечами, но затем ответил:

— Честно? Да. Он использовал меня. Я использовал его. Я так чертовски устал быть использованным и использовать людей. Я... — Он замолчал, его грудная клетка поднималась и опадала с тихим вздохом. — Я просто устал от всего этого.

— Тогда перестань использовать людей, — сказала я, не подумав.

Мартин взглянул на меня, потом обратно на дорогу, выражение его лица колебалось между недоверчивым и удивленным.

— Просто перестать использовать людей?

— Да. И не позволяй им использовать себя.

Я видела, как уголок его рта неохотно изогнулся вверх, когда он почти незаметно покачал головой.

— Ладно... возможно, я попробую это.

То, с какой с легкостью он согласился на мое предложение, заставило меня почувствовать себя храброй, поэтому я подтолкнула его:

— Может быть, хотя бы извинишься перед людьми, которых ты использовал.

Я видела, как его бровь выгнулась, а улыбка дрогнула.

— Ты хочешь, чтобы я извинился перед своим отцом?

— Ох, черт, нет! Не перед ним, никогда перед ним. Но может быть... перед Роуз?

Улыбка Мартина полностью исчезла. С минуту мы молчали, и могла сказать, что он проявил к моему предложению серьезное внимание. Я решила снова оставить его наедине со своими мыслями.

Потом внезапно — и я предположила, что, в основном, для себя самого — он сказал:

— Мы не встречались, но она была моим другом, а я использовал ее. Она хотела быть больше, чем друзьями, но я не... я не смог. По крайней мере, я был честен в этом с самого начала.

Я прикусила свою верхнюю губу, потому что по непонятным причинам чувствовала, что хотела улыбнуться. Это была, вероятно, жестокая, эгоистичная часть меня, та часть, которая танцевала джигу на Центральном вокзале. Я была освобождена, поэтому очень обрадовалась, что он и Роуз никогда не встречались. Поскольку, очевидно на каком-то фундаментальном уровне, я была эгоистичной гарпией и никогда не хотела, чтобы Мартин обрел счастье, если не я была его источником.

Но вместо того, чтобы улыбнуться, я предложила:

— Тогда извинись перед ней и приложи все усилия, чтобы не быть таким парнем. Будь просто хорошим другом.

Его улыбка вернулась, когда он смотрел на дорогу, но на этот раз она была мягче.

— Я думаю, что так и сделаю.

— Хорошо.

Для нас это был милый дружеский момент. И это ощущалось... приятно, важно. Мы затихли в товарищеском молчании, предыдущее напряжение между нами, казалось, было совершенно забыто.

Глаза Мартина метнулись к моим, потом в сторону, а я проследила за его руками, сжимающими руль.

— Так рад, что ты сменила специализацию.

Я одарила его дразнящим недоверчивым взглядом.

— Почему? Потому что я была отстойной в химии?

— Нет-нет. Ты превосходна в химии. Плюс, ты превосходишь меня по части быть невыносимым. — Улыбка Мартина превратилась в хитрую, и он взглянул на меня. Потом подмигнул.

Хитрец флиртовал со мной!..

ФЛИРТОВАЛ!

СО МНОЙ!

ПОСЛЕ НАШЕГО ДРУЖЕСКОГО МОМЕНТА!!!

Горячее возмущение затопило мой организм с внезапной силой. Я не могла поверить, что он снова завел разговор о друзьях с привилегиями после нашего разговора прошлой ночью, после того как сильно это обидело меня. Я не могла делать этого с ним. Прежде чем я смогла сдержаться, протянула руку и ущипнула внутреннюю сторону его бедра чуть выше колена.

— Ты грязно и бесстыдно флиртуешь! — выпалила я.

— Ой!

— Это не больно, любитель пофлиртовать.

— Я за рулем. Ты пытаешься убить нас? — Его слова не имели никакого эффекта, поскольку он улыбался и пытался не рассмеяться.

— Больше никакого флирта. — Я скрестила руки на груди и сдвинулась ниже в кресле, уткнувшись подбородком в грудь, снова закипая.

Я почувствовала его глаза на себе, прежде чем он спросил:

— Почему?

— Потому что это... — Я поймала себя на том, что задыхалась от большого вдоха воздуха, и посмотрела в окно.

Тишина была не товарищеской. Она была напряженной и неудобной. Я боролась со своим желанием протянуть руку и ущипнуть его посильнее.

— Почему? — спросил он снова, в этот раз его тон был более мягкий, любопытный.

Я тяжело вздохнула и попыталась отбросить некоторый, возможно, иррациональный гнев, который поселился в моей груди.

— Я любила тебя, Мартин. Ты был... — Я снова замолчала, прочистив горло, прежде чем смогла закончить: — Ты был моим первым во всех отношениях, и потерять то, что было у нас, имело большое значение для меня. В тот месяц, после нашего расставания, я потеряла двадцать фунтов. Я не чувствовала никакой радости. Я даже не хотела печенья. Обстоятельства не улучшались, и я не начала двигаться дальше вплоть до августа.

И вновь воцарилась тишина. Он переключил передачу, включив поворотник. Автомобиль замедлился. Мы остановились на светофоре. Я слышала, как он сделал вдох, словно хотел что-то сказать.

Всё еще глядя в окно, я прервала его, прежде чем он смог это сделать.

— Я не думаю, что готова к тому, чтобы ты флиртовал со мной. Это... причиняет боль. Мне нужно, чтобы мы были либо в одних отношениях, либо в других. Промежуточные действия просто пугают меня. Поэтому не флиртуй со мной. И не намекай на секс без обязательств между нами.

— Кэйтлин, я делаю всё неправильно...

— Просто остановись. Просто, — я взглянула на него, позволяя намеку на мольбу проникнуть в мой голос, — перестань сбивать меня с толку. Будь хорошим другом.

Он торжественно кивнул, его челюсть нервно подергивалась, а внимание вернулось к дороге. В очередной раз напряжение повисло и окружило нас, проникая внутрь автомобиля.

Я пыталась вытолкнуть грусть из головы. Пыталась и потерпела неудачу. Поэтому я чувствовала полное раскаяния облегчение, когда спустя пять минут мы подъехали к Центральному вокзалу.

Он открыл для меня дверь машины и помог закрепить огромный рюкзак на своем месте. Он прокомментировал размер моего рюкзака. На несколько минут мы задержались возле багажника его машины, продолжая наш безопасный спор, пока неудобный разговор не сменился неловким молчанием.

В течение пяти секунд я смотрела на свои туфли, потом заставила себя посмотреть в его глаза.

— Ну, — сказала я громче, чем следовало, кивая безо всякой причины. — Думаю, я увижу тебя позже.

Его челюсть сжалась, пока глаза всматривались в мои, испытывая.

— Ага...

Я протянула руку, сделав бодрящий вздох и чувствуя какую-то неизвестную эмоцию, растущую в моей груди, сжимающую ее. Он медлил, потом положил свою руку в мою. Никто из нас не сжал руку другого. Мы просто так и стояли: рука в руке, замерев в ожидании, обмениваясь странными взглядами.

— Когда я увижу тебя? — спросил он.