Оказался у машины, перед толпой, оплакивающей погибших и новую пугающую жизнь. Увидел как единственная непохожая на других девушек взялась за борт кузова, поднимаясь внутрь. Мысленно умолял ее остановиться хотя бы на секунду, позволив мне лучше рассмотреть ее. И, одно мгновение, взмах ресниц и наши взгляды встретились. Голубые как весеннее небо глаза растерянно смотрели на меня. Она замерла, перестав двигаться. В животе тут же образовалась пропасть, утягивающая внутрь все мои органы. Удивление, отобразившееся на лице незнакомки, не оставлял сомнений, она признала во мне похожего на себя. Всматривался в нее, смутно различная под усталыми чертами знакомого человека. Связано ли это с тем, что на чужбине земляки все кажутся друг другу родными или же оттого, что действительно доводилось встречать её ранее.

Приклад автомата ударил незнакомку в плечо и она поспешила погрузиться в скотовозку. Иначе я не мог назвать этот транспорт, перевозящий людей как зверье. Стоило ей скрыться из поля зрения, как меня электрическим разрядом пронзило озарение. Это была девушка из списка Маи! Как же я сразу не признал эту фиалковую радужку, удивившую ещё при просмотре анкет пропавших девушек. Но в замученной — с лиловыми синяками под глазами женщине очень сложно признать ту улыбающуюся девчонку со снимка.


Настал долгожданный момент, когда после задания я не занимался самобичеванием, не проигрывал в голове сцены содеянного. Весь обратный путь до базы меня лихорадило от нетерпения оказаться в штабе и найти способ поговорить с девушкой. Я молил небеса, чтобы фургоны с пленницами следовали за нами, не сворачивая. Иначе вероятность увидеть ее вновь равнялась нулю. Думать о том, что такие же шансы у меня были встретить Пчелку я отказывался.

Амир возвращался в другой машине, поэтому я не мог расспросить его о дальнейшей судьбе захваченных людей. Среди окружающих меня парней не оказалось ни одного, кому получилось бы задать вопросы. Они все ещё воспринимали меня как чужака, посматривая исподлобья. Но от задания к заданию я видел, как кривых взглядов становилось меньше и те кто знал английский уже начинали разговаривать со мной. Начав разговаривать на неудобные темы я мог вернуть назад позицию изгоя. А не спрашивая об интересующих моментах, вряд ли достигну желаемой цели. В любом случае требовалось оказаться на базе и там уже решать как действовать дальше.

До нашего поселения добрался один из двух фургонов с пленниками, и к моей величайшей радости — именно тот куда села девушка из списка Пчелки. Её звали Маша. Медленно память начала выдавать мне по крупицам файл с её анкетой. Но это все позже. Сейчас нужно найти место ее заключения и отыскать человека способного организовать нам встречу.

Вокруг царила суета и неразбериха. Людей уводили в двухэтажное здание на окраине деревни. Затихшие рыдания и всхлипывания возобновились новой силой. В этой группе почти не было детей, лишь девочки — подростки. Более младших детей и женщин постарше увезли внеизвестном направлении. Не скрывая любопытства я следил за жуткой процессией, напоминающую прогулку до концлагеря. От звуков повисших в воздухе и разносящихся эхом по базе, кожа покрылась мурашками. Часть меня хотела зажмуриться и закрыть уши руками, забыв обо всем происходящем как самом страшном кошмаре. А другая, та что легко брала верх над разумом, взять автомат и перестрелять всех и каждого, кто допускает страдания невинных.

Савина Мария Алексеевна, тысяча девятьсот девяносто пятого года рождения, шла осторожно озираясь по сторонам, будто искала кого-то в толпе. Я обошел группу парней, стараясь успеть попасть в поле зрения девушки. Её уводили все дальше, но она так и не заметила меня. Хотел выкрикнуть её имя, но знал — добром для нас обоих это вряд ли окончится. Она скрылась в здании, а я остался в растерянности стоять на месте. Черт возьми! Еще никогда я не чувствовал себя настолько беспомощным! Взрослый здоровый мужик, с огнестрельным оружием наперевес, а не способен вызволить даже одну хрупкую девчонку на волю. Отвращение к собственной персоне накрыло как полуденный зной, от которого невозможно спрятаться в пустыне.

— Какое же ты ничтожество, Макс! — пробурчал себе под нос.

— Не ты один, — послышалось за спиной. — Ты тоже заметил ту девушку?

— Заметил, а толку! Что с ней теперь будет, Амир?

— Не знаю, Махди. Меня не посвящают в планы на счет пленных. Но думаю надолго она тут не задержится.

— Мы должны что-то сделать! — посмотрел в обреченные глаза товарища. — Я не могу позволить им издеваться над ней, медленно убивая.

— Что ты сделаешь? — прошипел он, нахмурившись. — Хочешь оказаться рядом с ней в горе расстрелянных трупов?

— Твою мать, Амир! И что ты предлагаешь? Хочешь повесить на свою душу еще один неподъёмный груз? Чтобы до конца дней винить себя, что абсолютно ничего не предпринял, как и с той девчонкой год назад?

— Б…ь, Махди! — карие глаза вспыхнули огнем, видно сумел надавить на больную тему.

— Разве я не прав? — теперь, когда одолевавшие меня мысли сорвались с языка, я не собирался сдавать назад.

— Нет, не прав! То о чем ты говоришь — самоубийство.

— А разве все, что здесь происходит, можно назвать как-то по другому? Только помимо медленного приближения собственной гибели, мы играем в вершителей судеб, собственноручно отправляя души к Аллаху. Так можно ли назвать это жалкое существование — жизнью? — сердце молотком пробивало себе выход наружу через реберную решетку.

Решимость действовать, родившаяся болезненно и безвозвратно, разбудила мое погрузившееся до этого в анабиоз сознание. Мая хотела спасти этих девочек и я не мог подвести ее.

Несколько мучительно долгих мгновений Амир смотрел на меня колючими глазами.

— А-а-а! — прокричал он и выругался на арабском. — Черт с тобой. Есть у меня один вариант.


Обшарпанные белые стены угрюмо встречали каждого входившего в здание. Они сопровождали гостя в любом из выбранных направлений и грозно следили за его поведением. Затхлый запах, пропитавший каждый кирпич этого строения, рассказывал о его долгой жизни и безразличии нынешних обитателей к состоянию помещений. Звук глухих шагов утопал в узком пространстве коридоров. Следуя за Амиром, мысленно готовился к любому исходу встречи. Адреналин в теле кипел так, что я не успел ни на мгновение пожалеть о принятом решении.

Открыв железную, скрипучую дверь Амир вошёл внутрь, и меня окатило шумом голосов. Войдя следом за ним, осмотрелся вокруг, увидев около десяти парней сидящих на ковре вокруг низкого стола и смеющихся за приемом пищи. В комнате тихо играла музыка. Заметив меня Хасан махнул рукой, приглашая присоединиться к трапезе. Я знал, что он будет ждать меня на ужин, поэтому не отказался и присел рядом, принимая тарелку с бобами и тушеным мясом.

— Ты хорошо проявил себя, Махди, — заговорил он, улыбаясь.

Раньше я не видел его в добром расположении духа. Сурово сдвинутые брови, расправились, а взгляд стал мягче, человечнее.

— Благодарю, — слегка склонил голову.

— Аллах будет доволен твоим вкладом в войну с неверными, — радостно проговорил он.

Поднося лепешку с завернутым в нее мясом ко рту, напрягся всем телом, сдерживаясь от того, чтобы не избить его лицемерную рожу. Называемая им война во имя Аллаха, по факту была обычным истреблением неугодных людей.

— Мне нравится как ты пропитался нашей верой и насколько самоотверженно сражаешься, — продолжил он.

Медленно пережевывая пищу, слушал его речь, боковым зрением поглядывая на окружающих парней, разговаривающих между собой и практически не обращающих на нас никакого внимания. Амир сидел с другого конца стола, время от времени бросая взгляды в мою сторону. Он так же как и я готовился к худшему развитию событий, но надеялся на благополучный исход. У него оказался хороший план. И если не случится ничего непредвиденного, то все должно завершиться так как мы задумали.

— Откровенно говоря, когда увидел тебя впервые в лагере, подумал, что не протянешь и десяти минут во время перестрелки. А ты удивил, — похлопал меня по плечу, словно старого приятеля. — Давно у нас не было таких сильных новобранцев.

— Спасибо, Хасан, — снова слегка склонил голову, отправляя в рот следующую порцию еды.

Мне не хотелось отвечать на его бессмысленную похвалу, не собирался я и лицемерить — будто убийства доставляют мне удовльствие. Все обстояло совершенно иным образом. И я благодарил Господа за еду у меня на тарелке и возможность ее пережёвывать, что давало мне необходимую тишину.

— Понимаю, возможно задания не совсем то, на что ты рассчитывал. Нет необходимого размаха. И возможно думаешь, словно так мы делаем недостаточно или слишком мало. Но скоро нас ждут большие дела, Махди. Помяни мое слово, — и снова его ладонь ударила меня несколько раз по плечу. — Сейчас как раз набираем команду из самых преданных воинов. Мне кажется ты уже готов к тому, чтобы стать самым опасным орудием в руках Аллаха и покарать иноверцев. Я прав?

— Всегда можешь рассчитывать на меня, — протараторил, словно выдрессированный, идеальный, цепной пес.

— А-а-а! — радостно воскликнул он, обнажая в улыбке крупные зубы. — Я знал, что ты готов, брат!

В третий раз его ладонь упала мне на плечо и я с трудом сдерживался от того, чтобы не скинуть ее с себя. Мне не нравилась его компания, не нравились слова, доносящиеся из его лживого рта, и тем более не нравилась его лапа, так по свойски похлопывающая меня, будто я и вправду беспризорная псина, получившая долгожданную кость и порцию ласки.

— А теперь расскажи, есть что-то, чего тебе не хватает для еще более самоотверженного служения всевышнему?

— Мне всего достаточно, благодарю за заботу.

— Ну может есть хоть что-то, что способно скрасить твои дни в перерывах между заданиями? Хочешь женщину?