«О, конечно», – ответила я.

«Серьезно?» – спросил Гас.

«Нет», – написала я. – «У тебя есть ковбойские сапоги?»

«А как ты думаешь, – спросил Гас, – можно из всего, что ты обо мне знаешь, сделать дикое предположение о том, что у меня есть ковбойские сапоги?»

Я уставилась на чистую страницу, а потом написала: «Ты человек со многими тайнами. У тебя может быть целый шкаф ковбойских шляп. А если да, то надень ее. Встреча в 6 часов вечера».

Когда Гас появился у моей двери в тот вечер, он был в своей обычной одежде. И, как обычно, застегнут на все пуговицы. Его волосы были зачесаны на лоб тоже обычным образом. Он имел привычку беспокойно проводить по ним рукой во время своих литературных занятий.

– Без шляпы? – спросила я.

– Без шляпы.

Он показал спрятанную за спиной руку с двумя фляжками – тонкими и складными, которые можно спрятать под одеждой.

– Я принес их на случай, если ты поведешь меня на службу в Техасскую церковь.

Присев у входной двери на корточки, я натянула вышитые ботильоны и сказала:

– И снова ты показываешь, что знаешь о романтике гораздо больше, чем давал мне знать раньше.

Как только я это произнесла, мой желудок сжался.

«Гас был женат».

«Гас разведен».

Так вот почему он был так уверен, что любовь не может длиться вечно. Он не рассказал мне ни об одной из этих ключевых деталей, потому что просто не пускал меня в свой мир. Если мой комментарий и напомнил ему о чем-то подобном, он не подал виду.

– Просто, чтобы ты знала, – сказал он. – Если мне действительно придется надеть ковбойскую шляпу сегодня вечером, я, вероятно, умру.

– Аллергия на ковбойские шляпы, – ответила я, хватая со стола ключи. – Поняла. Пойдем.

Это свидание было бы идеальным, если бы я воспринимала его как свидание.

Забитая битком парковка у салона «Черная кошка» даже удивляла, а внутри поражали грубо сколоченный интерьер и большая толпа народа.

– Много шума, – задумчиво произнес Гас, когда мы вошли.

– А чего ты ждешь от вечера танцев, Гас?

– Ты шутишь, да? – спросил Гас, замирая.

Я отрицательно покачала головой. Это походило на возвратившийся ночной кошмар, и только сейчас я поняла, что на самом деле это было мое предчувствие.

На низкой сцене в передней части похожего на сарай зала снова заиграл оркестр, и слева от нас прошла толпа, чуть не сбившая меня с ног. Гас поймал меня за рукав, когда группа двинулась к танцполу.

– Ты в порядке? – прокричал он, перекрикивая музыку, но руку с моего рукава не убрал.

Мое лицо пылало, а желудок предательски сжимался.

– Прекрасно.

Он наклонился так, чтобы я могла его слышать:

– Похоже, это опасное место для человека твоего роста. Может, нам лучше уйти отсюда… в любое другое место?

Когда он отодвинулся, чтобы посмотреть мне в лицо, я усмехнулась и покачала головой:

– Не получится. Урок начнется ровно через десять минут.

Его руки соскользнули с меня, оставляя пульсирующие точки на моей коже.

– Наверное, я только что спас Мэг Райан.

– Едва ли, – поддразнила я, а затем покраснела, когда вспышки воспоминаний опалили мой разум.

Губы Гаса приоткрыли мой рот. Его зубы скользнул по моей ключице, а руки сжались на моих бедрах. Большой палец Гаса царапнул выступ кости. Время словно остановилось. Или, вернее, между нами что-то сжалось, и воздух словно стал напряженным. Песня уже заканчивалась, и долговязый человек с лошадиным лицом выскочил на сцену с микрофоном, призывая вновь пришедших к следующему танцу.

Я схватила Гаса за запястье и прорвалась сквозь толпу к танцполу. На этот раз его щеки раскраснелись, а лоб избороздили тревожные морщины.

– После этого ты должна вписать меня в свое завещание, – пошутил он.

– Давай ты не будешь начинать с наставлений, – ответила я, кивая в сторону человека с лошадиным лицом. Тот как раз выбрал добровольца из толпы, чтобы продемонстрировать несколько танцевальных движений, не прекращая при этом говорить со скоростью аукциониста.

– У меня такое чувство, что этот парень не будет много повторять.

– Только через твою последнюю волю и завещание, Яна, – яростно прошептал Гас.

– А Гасу Эверетту я отпишу, – прошептала я в ответ, – целый шкаф ковбойских шляп!

Его смех потрескивал, как хлопающее масло на сковороде. Я внезапно вспомнила, как тот же смех звучал у меня над ухом в тот вечер на вечеринке. Мы тогда ничего не сказали друг другу, танцуя в том тесном подвале, ни единого слова, но он рассмеялся мне на ухо. И я знала или, по крайней мере, подозревала, что это потому, что он смутно осознавал главное. Мы должны были немало смутиться, оказавшись так близко друг к другу. Так и должно было получиться, но в тот вечер у меня возникли более острые чувства. Жар наполнил мой живот, и я подавила эту мысль.

На сцене заиграла скрипка, и вскоре вся группа молодых людей запрыгала под музыку. Завсегдатаи толпились в зале, заполняя промежутки между нетерпеливо ожидающими чего-то «новенькими», которых было по меньшей мере процентов двадцать. Гас придвинулся ко мне вплотную. Но, видимо, он не расстался с броней разума, которую нацепил, как только мы вошли в металлические двойные двери и ведущий крикнул в микрофон: «Поехали!»

По первому посылу ведущего толпа двинулась вправо, увлекая за собой меня и Гаса. Он схватил меня за руку, когда множество ботинок и каблуков двинулось в другую сторону. Я взвизгнула, когда Гас оттащил меня с дороги. Какой-то человек шел на меня, и едва ли его волновало, что он наступит мне на ногу.

И больше не было композиций, только команды ведущего с его странным ритмом аукциониста и звуком обуви, шаркающей по полу. Я разразилась смехом, когда Гас пошел вперед, а не назад, вызвав испепеляющий взгляд раскрасневшейся блондинки, с которой он столкнулся.

– Извини! – прокричал он сквозь музыку, поднимая руки в знак капитуляции, но тут же наткнулся на ее розовую грудь, обтянутую кружевами, и толпа снова зашевелилась.

– О боже, – сказал он, отступая назад. – Прости, я…

– Бог не имеет к этому никакого отношения! – рявкнула женщина, упирая руки в бока.

– Извините, – вмешалась я, схватив Гаса за руку. – Не могу ли я его куда-нибудь отвести?

– Меня? – воскликнул Гас, почти смеясь. – Ты сама сбила меня с ног…

Я потянула его через толпу к дальней стороне танцпола. Когда я оглянулась через плечо, женщина снова принялась топтаться на месте с каменным, как у саркофага, лицом.

– Может, мне дать ей свой номер телефона? – поддразнил Гас, приблизив губы к моему уху.

– Я думаю, она предпочла бы твой номер социального страхования.

– Ясно, это красноречивее, чем показать налоговую декларацию, – сказал Гас.

Его улыбка расплылась настолько, что изо рта вырвался смешок.

– С тебя довольно, – спохватился он. – Ты просто ищешь предлог, чтобы не танцевать.

– Это я ищу предлог? – удивилась я. – Может, это ты схватил женщину за грудь, чтобы попытаться выбраться отсюда?

– Ни за что!

Он покачал головой, схватил меня за руку и потащил за собой, но тут же неуклюже упал на ступеньках.

– Я уже давно в этом клубе. Тебе в дальнейшем лучше освободить свои субботние расписания.

Я засмеялась, спотыкаясь вместе с ним, но мой желудок боролся с целой чередой взлетов и падений. Едва ли я захотела чувствовать все это. Теперь, когда я все обдумала, это было уже не так весело, как раньше, когда я была привязана к нему и ревновала, а он рассказывал мне о своей жизни столько же, сколько мы обычно рассказываем парикмахеру.

Но потом он говорил что-то вроде «освободи все свои субботы в дальнейшем». Он хватал меня за талию, чтобы я не врезалась в опорную балку, которую не заметила во время танца. Смеясь, он вертел меня и кружил, а вокруг нас кружилась и ходила толпа, также не замечая ничего вокруг.

Это был совсем не тот Гас, которого я видела. Может, это был тот Гас, который играл в футбол? Или тот, который отвечал едва ли на треть звонков своей тети? Или тот, который был женат и развелся? Я не была уверена, что делать с этим и другими его внезапными проявлениями.

Что-то снова в нем изменилось, и он не скрывал этого. Он казался каким-то более легким, чем раньше, и даже менее усталым. Он был обаятельным и кокетливым, что еще больше расстраивало меня после прошлой недели.

– Нам нужно выпить по рюмке, – сказал он.

– Хорошо, – согласилась я.

Может быть, рюмка снимет странную остроту, которую я ощущала. Мы поплыли обратно к бару, и он отодвинул в сторону кучку арахиса, чтобы заказать два двойных виски.

– Твое здоровье, – произнес он, поднимая свой стаканчик.

– За что пьем? – спросила я.

Он ухмыльнулся:

– За торжество счастливого окончания для твоей истории.

Я думала, что мы друзья, что он уважает меня, а теперь чувствовала, что он снова называет меня сказочной принцессой, смеясь про себя над тем, как наивно и глупо мое мировоззрение. Свой неудавшийся брак он держал как секретную козырную карту, которая бы еще раз доказала, что он знает больше меня. Яростный, злой фитиль зажегся в моем животе, и я выплеснула виски, не встретив его поднятой рюмки. Гас, похоже, решил, что это случайность. Он все еще допивал виски, когда я направилась обратно на танцпол.

Я должна была признать, что во всем этом было нечто необыкновенно веселое. Мы оттанцевали еще две песни, выпили еще две рюмки.

Когда мы добрались до четвертой композиции, она оказалась слишком сложной для танца, чтобы мы могли наслаждаться. Ведущий ушел в туалет и дал отдых своим голосовым связкам. У нас не было никакой надежды идти в ногу с хореографией, даже если бы мы были не пьяны к тому времени. Во время парного поворота направо мой ботинок зацепился за неровную половицу, и Гас схватил меня за талию, чтобы я не упала. Но его смех стих, когда он увидел мое лицо. Он прислонил меня к опорной балке, за которую я недавно запнулась, и притянул к себе за бедра. Его рука прожигала мне кожу даже сквозь джинсы, и я изо всех сил старалась сохранить ясную голову, пока он держал меня.