– Но на этой фотографии мне семнадцать, – сказал Гас. – Я на ней еще почти ребенок. Пожалуйста, перестань рассматривать ее.

– В те времена я была бы одержима тобой, – ответила я ему. – Ты выглядишь так, будто купил и нацепил наряд подростка-повстанца из магазина «Хэллоуин». Ого, это не изменилось и сейчас. Некоторые вещи никогда не меняются. Клянусь, сегодня ты одет точно так же, как и на той фотографии.

– Это неправда на сто процентов, – возразил Гас, все еще прижимаясь к моей спине и обхватив меня руками, чтобы отнять книгу.

Мне удалось оставить на нужной странице палец, и когда я снова открыла книгу, его хватка ослабла. Он наклонился через мое плечо, чтобы получше рассмотреть, и его руки скользнули вниз по моим рукам и легли на бедра. Столь причудливая поза тогда была для равновесия. Да и сейчас он стоял напряженно, словно боясь упасть через мое плечо.

Сколько раз мы могли бы оказаться в подобной ситуации? И как скоро я потеряю то немногое самообладание, которое мне удалось сохранить?

Я понимала одно. Как только между нами произойдет что-то конкретное, все будет кончено, и я не собиралась потерять его. Он, конечно, испугается, что я слишком увлечена им, что хочу от него слишком многого, и это обязательно уничтожит его чувства. А тем временем я буду… слишком увлечена им, чтобы мои чувства можно было уничтожить.

Я была слишком романтична, чтобы что-то между нами было случайным. Даже если мы были абсолютно несовместимы, я уже была глубоко влюблена в Гаса – глубже, чем только физическое влечение.

И казалось, что ни один из нас уже не может остановиться, перестать раздвигать границы.

Пока мы с ним листали и читали его ежегодник или делали вид, что смотрим, его руки успели легко пробежать по моим бедрам, притягивая меня к себе, а затем отталкивая. Я чувствовала, как его живот сжимался у меня за спиной, и потому решила сосредоточиться на его фотографии.

Мое первоначальное головокружение прошло, и фото снова поразило меня с новой стороны. Наверное, тридцать процентов мальчиков в моем школьном ежегоднике смотрят сердито и неуступчиво, но у Гаса все было еще более запущенно. Кривая линия его губ была напряженной и неулыбчивой. Белый шрам, рассекавший верхнюю губу, показался мне свежее, а вокруг его глаз залегли круги усталости. Даже если Гас постоянно удивлял меня в мелочах, существовал некий инстинктивный уровень, на котором я чувствовала, что знаю этого человека. После посещения Клуба книголюбов Гас знал, что что-то в моей жизни изменило меня, и, глядя на эту фотографию, я поняла, что что-то случилось с ним незадолго до того, как она была сделана.

– Это было после того, как твоя мама… – начала я, но замолчала, не в силах выдавить из себя ни слова.

Подбородок Гаса уперся мне в плечо:

– Она умерла, когда я учился на втором курсе, а это моя более старая фотография.

– Я думала, ты бросил учебу, – сказала я, и он снова кивнул.

– Брат моего отца был садовником на том огромном кладбище. Я знал, что он собирается нанять меня на полный рабочий день, как только мне исполнится восемнадцать. Страховка и все такое. Но мой друг Маркхэм настоял, чтобы мы сделали эту творческую фотографию и отправили ее в приемную комиссию колледжа.

– Спасибо, Маркхэм, – прошептала я, стараясь сохранять спокойствие, несмотря на печаль, переполнявшую мою грудь.

Интересно, были ли мои глаза такими же потерянными и пустыми после похорон отца, было ли мое лицо таким же опустошенным.

– Жаль, что я тебя не знала, – беспомощно сказала я.

Я не могла ничего изменить, но могла быть там и могла бы полюбить его.

Мой отец мог быть лжецом и донжуаном, но у меня не осталось ни единого воспоминания о себе как об одиноком ребенке. Мои родители всегда были рядом, и дом всегда оставался местом моей безопасности.

* * *

Неудивительно, что я показалась Гасу сказочной принцессой, скачущей по жизни в своих сверкающих туфлях и глубоко верящей в свой мир, где каждый может быть тем, кем хочет, и иметь то, что хочет. Это заставляло меня страдать, не давая возможности обернуться и увидеть мир таким, какой он есть. Мне определенно надо было увидеть одиночество Гаса Эверетта. Мне следовало раньше перестать рассказывать себе сказки и посмотреть на мир вокруг меня.

Его руки меж тем продолжали двигаться, и я поняла, что двигаюсь вместе с ними, как будто он был волной, на которой я качалась. Всякий раз, когда он притягивал меня к себе, я обнаруживала, что прижимаюсь к нему, выгибаясь, чтобы почувствовать его рядом с собой. Его руки скользнули вниз к моим ногам, прижались к моей обнаженной коже, и я сделала все возможное, чтобы сохранить ровное дыхания.

Мы вместе играли в одну игру: как далеко мы можем зайти, не признав, что зашли слишком далеко.

– Мне пришла в голову одна мысль, – сказал он.

– Неужели? – поддразнила я, хотя мой голос все еще был полон противоречивых эмоций. – Ты хочешь, чтобы я захватила видеокамеру для документирования?

Руки Гаса сжались вокруг меня, и я прислонилась к нему спиной.

– Забавно, – сказал он ровным голосом. – Как я уже говорил, у меня была идея, но она уже сыграла свою роль, повлияла на наши исследования.

Ах, исследование! Напоминание о том, что мы все еще должны были уступать друг другу, чтобы не нарушать условия нашей сделки. В конечном счете это была какая-то игра.

– Ладно, в чем дело? – спросила я, решительно поворачиваясь к нему. Его руки скользнули по моей коже, но он не отпустил меня.

– Хорошо, – поморщился он. – Я сказал Пит и Мэгги, что поеду к ним на четвертое июля, но это пятница.

– О, – я отступила от него на шаг.

Было что-то дезориентирующее в воспоминании о существовании остального мира, особенно когда на мне были его руки.

– Значит, тебе придется пропустить один из наших исследовательских вечеров?

– Дело в том, что мне действительно нужно поскорее увидеть Новый Эдем, если я собираюсь продолжать писать, – сказал он. – Так как я не могу поехать в пятницу, я надеюсь, что смогу сделать это в субботу.

– Поняла. Значит, на этой неделе мы пропустим сеанс романтической комедии и отправимся в небольшую фантастическую экскурсию.

Гас покачал головой:

– Тебе не обязательно ехать, я справлюсь сам.

Я приподняла бровь:

– А почему бы мне не поехать?

Гас закусил нижнюю губу, а шрам на щеке стал еще белее, чем обычно.

– Это будет ужасно, – сказал он. – Ты уверена, что хочешь на это смотреть?

Я вздохнула. Опять это: «Сказочная принцесса не сможет справиться с этой жестокой прозой жизни».

– Гас, – медленно произнесла я, – если ты едешь, то и я тоже. Таковы правила сделки.

– Даже несмотря на то, что на неделе я прогуливаю тренировочный лагерь для романтических героев?

– Я думаю, ты уже достаточно потанцевал в этом месяце, – сказала я. – Ты заслуживаешь передышки и вечеринки в честь четвертого июля.

– А как насчет тебя? – спросил он.

– Я всегда заслуживаю передышки, – ответила я. – Но мои перерывы в основном идут в фоне.

Он прочистил горло:

– Я имел в виду пятницу.

– Что в пятницу?

– Хочешь пойти в пятницу к Пит?

– Да, – незамедлительно ответила я.

Гас выдал свою фирменную улыбку с закрытым ртом:

– Жди. Может быть, все срастется.

Его лицо вытянулось, и я поспешила добавить:

– Есть ли способ…

Подумав, я переосмыслила и попыталась сформулировать снова:

– Пит дружит с любовницей моего отца.

– О. – Губы Гаса дрогнули. – Жаль, что она не упомянула об этом, когда я спросил ее, могу ли я пригласить тебя. Я бы не спрашивал, если бы знал…

– Я не уверена, что она сама знает.

– А может, она пыталась получить от меня обещание, опустив важную информацию, – предположил Гас.

– Что ж, тебе пора идти, – сказала я. – Я просто не уверена, что смогу пойти с тобой.

– Я выясню, – быстро произнес Гас. – А если ее там нет?

– Я приду, – сказала я. – Но обязательно прихвачу камней для Мэгги.

– Ты больная извращенка, Январия Эндрюс, – сказал Гас. – Вот за это я тебя и люблю.

Мой желудок снова сжался.

– А, вот в чем дело, – протянула я.

– Ну, – заметил он, – тут один момент. Мне показалось слишком глупым приглашать тебя в дом моих тетушек, а потом говорить с тобой об этом.

* * *

Обычно, собираясь на вечеринку, я использовала это как предлог, чтобы купить тематически наиболее подходящий наряд. Или хотя бы новые туфли. Но даже после продажи большого количества мебели дела мои были плохи. Когда я вошла на сайт онлайн-банкинга в пятницу утром, сайт просто убил меня новостями.

Я написала Гасу: «Я не думаю, что смогу прийти на вечеринку, так как недавно обнаружила, что не могу позволить себе даже одну порцию картофельного салата».

В ответ я увидела «…», словно он печатал ответ. Но он молчал.

Писать ему снова? Через минуту символ многоточия исчез, и я снова уставилась на дверь подвала.

Я не стала разбирать хозяйскую спальню и ванную на втором этаже, но сняла уже почти все вещи, включая прибитые гвоздями к стене, на первом этаже. Оставался подвал. Глубоко вздохнув, я открыла дверь и посмотрела вниз на темную лестницу. Цемент на дне. Это было хорошо – не было никаких оснований подозревать, что подвал был закончен. А то была бы новая куча мебели, продажу которой мне пришлось бы координировать. Я щелкнула выключателем, но лампочка, вспыхнув, погасла. В подвале не было темно, как ночью, там были оконные стеклоблоки, которые я видела снаружи и которые, должно быть, пропускали немного света. Я включила на телефоне фонарик и спустилась вниз. Несколько красно-зеленых пластиковых ванн располагалось вдоль стены рядом с металлическим стеллажом с инструментами и отдельно стоящим морозильником. Я подошла к стеллажу и нащупала покрытую пылью коробку с лампочками. Мои руки сомкнулись вокруг верха коробки, и я потянула ее на себя.