В тот вечер Лав оказалась за стойкой портье, потому что Тайни зачем-то понадобился свободный день. Странно, Тайни не производила впечатления ярой патриотки.

– На салют пойдешь? – поинтересовалась Лав.

– Нет.

– А чем займешься? – допытывалась Лав. Они общались каждый день во время пересменки, однако Лав о коллеге практически ничего не знала. Как, собственно, и все остальные.

– Это мое личное дело, – отрезала Тайни. – Но раз уж тебе любопытно, объясню, почему я не люблю салют: просто не хочу в этом участвовать.

К половине восьмого Лав стало совершенно ясно, почему. Фейерверки запускали на Джеттис-Бич, в некотором отдалении от «Пляжного клуба», однако в вестибюль то и дело забредали случайные зеваки.

– Можно воспользоваться вашим туалетом? У меня дочка сейчас описается. Ой, какие прелестные одеяльца. Как здесь мило. А что это за место?

Поначалу Лав относилась к страждущим с сочувствием, и четырнадцать человек успели воспользоваться туалетом. Однако вскоре ей пришлось запереть на ключ не только туалет, но и главный вход. Враг не пройдет! А потом потекла лавина отдыхающих из «Пляжного клуба». Все стучали и размахивали руками, им нужны были то зонтик на пляж, то шезлонги.

– Я заплатил пять тысяч членских взносов, – аргументировал мистер Кавендиш. – Неужели за эти деньги мне нельзя спокойно посидеть на пляже и посмотреть салют?

Тут словно ниоткуда возник Мак. Теперь, после разлада с Марибель, он всегда был под рукой.

– Шезлонги будут. Ждите меня на пляже.

Лав поставила увертюру Чайковского «1812», так сказать, для поднятия боевого духа, когда подошел Ванс.

– Вот-вот начнется, – сообщил он. – Давай я покажу тебе, как попасть на крышу.

– Куда?

– Тебе же хочется посмотреть? – уточнил Ванс. – Тогда пошли.

– Мне нельзя покидать стойку, – ответила Лав. – А вдруг кому-то что-то понадобится? Вдруг позвонят?

Ванс протянул руку к телефонам, чтобы снять телефонную трубку, и невольно коснулся Лав. Та вздрогнула.

– Не бойся, – проговорил Ванс. Он повел ее по кабинету Мака и, чуть приобняв за талию, направился к кладовке. В кладовке было темно. Ванс потянулся к шнуру выключателя, но никак не мог его нашарить.

– А что мы забыли в кладовке? – с нервным смешком спросила Лав. Что-то навело ее на мысль про глупые подростковые игры на поцелуйчики, в которые она играла на вечеринках двадцать пять лет назад. Заходишь с мальчиком в темный чулан и ждешь, что будет дальше.

– Отсюда можно попасть на крышу, – пояснил Ванс. – Здесь аварийный люк, а я припас лестницу. Мы залезем и выберемся наружу.

– А нас никто не увидит? – испугалась Лав.

– Я уже не первый год сюда лазаю, – ответил Ванс. – Ну что, ты мне доверяешь?

Его голос прозвучал неожиданно близко.

– Да.

– Нам только чем-нибудь подсветить… – Ванс споткнулся. – Где-то был фонарь… Все, нашел. – Он щелкнул выключателем. Вокруг стояли пылесосы, швабры и ведра, удлинители и здоровенные упаковки туалетной бумаги. – Только сначала я тебе кое-что покажу. – Ванс открыл ящик для инструментов и вытащил на свет божий ветхие газетные листы. – Здесь мой рассказ. Его напечатали в «Сламе». Ты слышала про «Слам»?

– Не-а, – ответила Лав.

– Я просто подумал, ты все время что-то читаешь, может, захочешь взглянуть.

– Ну конечно, – ответила она. Рассказ назывался «Под откос». Мрачный заголовок, вполне в духе Ванса. Впрочем, Лав тронуло желание парня поделиться сокровенным. Газета заплесневела по краям – как видно, пролежала она тут довольно долго. – С радостью прочту. Опубликованный рассказ, надо же! Не знала, что ты у нас писатель.

Ванс пожал плечами.

– Я подумал, раз ты работала в журнале… Ну, в общем, скажи свое мнение.

Он поставил лестницу.

– Давай, ты первая. А я сразу за тобой.

Лав вскарабкалась по ступеням, Ванс поднимался следом, обдавая теплым дыханием нежную кожу под коленками Лав. Ей в голову пришла жуткая мысль, что сейчас он может заглянуть ей под юбку.

– Посмотри там, вверху, – сказал Ванс. – Видишь люк?

В пыльных досках потолка виднелась железная, окантованная резиной дверца, похожая на дверь холодильника. Лав поднажала, и дверь с хлюпаньем открылась в бесконечную черноту неба. Лав выбралась на крышу, следом из люка вынырнул Ванс.

Внизу гости отеля и «пляжники» расстилали одеяла, расставляли шезлонги. Далеко было видно – до самого пляжа Джеттис-Бич.

– Смотри, осторожней, – предостерег Ванс, сидя на покатом склоне крыши. – Иди лучше сюда.

– Ах, какой океан! – восхитилась Лав. Водная гладь занимала весь горизонт, уходя в бескрайнюю даль. Вода мерцала и была чуть светлее темного ночного неба. К острову плыл паром. – Так здорово! Спасибо, что вытащил.

– Ты бы присела, наконец, – пробурчал Ванс.

– А что, боишься?

– Лав, – попросил Ванс. – Пойди, пожалуйста, сюда.

Она представила, что танцует сейчас под звездами на романтической крыше Ходвен-Хауса, и, вальсируя мелкими шажками, приблизилась к сидящему на черепице Вансу. Он притянул ее к себе, так близко, что они соприкоснулись плечами. И тут, совершенно неожиданно, он обвил ее рукой и поцеловал в щеку. Лав напряглась. Это еще что такое? Потом в губы. Лав не могла бы точно сказать, каким она представляла себе поцелуй Ванса, но оказался он мягким, нежным и теплым.

Раздался хлопок, словно далеко вверху лопнул огромный воздушный шар, и с неба посыпались красные, белые и золотистые искры. Салют. Лав закрыла глаза, и Ванс снова ее поцеловал.

– Ну и, – проронила она, – как это понимать?

У него был чеканный профиль, как на монете.

– Ты мне нравишься, – ответил Ванс.

– Нравлюсь? – Лав уставилась перед собой и увидела огромную «L», которую образовывали два крыла отеля. «L» от слова «Love».

– Ага. Нравишься. А что, это, типа, преступление?

– Да нет, – проронила Лав. – Я просто удивилась.

Странно это было как-то. Неожиданно. Он такой мрачный и замкнутый, как будто чем-то вечно недовольный. Прячется в тени, враждует с Маком. Ему подошла бы девушка типа Тайни. На самом деле Лав одно время даже подозревала, что у них с Вансом тайная связь. А вот нет, оказывается, Вансу нравится она. Это ей польстило.

– Но я намного старше тебя. Ты понимаешь?

– Не намного.

– Ну, сколько тебе? Тридцать? Значит, у нас разница десять лет.

Ванс взял в руки ее ладонь.

– Да мне по боку, сколько тебе. Ты классно выглядишь, – добавил он. – Заводная красотка.

И поцеловал ее еще раз.

Целовался он здорово, этого не отнять. Ванс был силен и мускулист и в те редкие моменты, когда улыбался, делался весьма симпатичным. Лав стала в срочном порядке пересматривать ориентиры и менять планы. А вдруг это вариант? Можно ли закрутить роман с Вансом?

– Послушай… ты думал о детях?

Ванс вскинул брови:

– В смысле – о детях?

– Ты хочешь стать отцом?

– Отцом? – удивленно переспросил Ванс. – Да ну, к черту. Я просто хочу тебя целовать.

Лав показалось, что если с самого края крыши потянуться к небу, то можно сорвать звезду. Мечта начинала сбываться: ребенок, который будет принадлежать лишь ей, и больше никому.

– Так не робей, – пробормотала она.


Хотя Четвертого июля дел всегда было по горло, в последние годы Мак умудрялся улучить момент и смотаться с Марибель на пляж, пусть даже и на пять минут полюбоваться фейерверком. Но в этот раз она не появилась. Прошла неделя с тех пор, как он рассказал ей о своем романе с Андреа, и лишь раз он возвращался в свою квартиру. Днем, когда Марибель должна была быть на работе, Мак заскочил забрать кое-что из одежды. По пути в отель он проехал мимо дома на Сансет-Хилл, где они однажды жили. Милый сердцу «дворец»! Как же они были счастливы!.. Мак посидел немного в своем джипе на холостых оборотах, потом к дому подрулила какая-то машина, и пришлось уехать.


В этот год он впервые смотрел салют вместе с Андреа и Джеймсом. Мать с сыном сидели на ступеньках террасы, Андреа пила из бокала красное вино.

– Можно к тебе? – спросил Мак и уселся меж них. – Как поживаешь, Джеймс?

– Он не слышит, у него вата в ушах, – пробормотала Андреа. – Боится громких звуков.

– Правда?

– Ну да. Такое знает только мать.

– Я не мать, а теперь тоже знаю, – отшутился Мак.

– Но и не отец, – буркнула Андреа.

Мак удивленно взглянул на нее. Утром он к ним заходил, и они с Джеймсом снова брились. Андреа не удостоила Мака даже взглядом. Просто сидела и читала. Ее влажные медового цвета волосы были собраны в гладкий пучок.

– Ты это к чему? – спросил он. – Злишься, что ли?

– Давай не будем сейчас, – отрезала Андреа.

– А почему? Джеймс нас все равно не слышит.

– У него интуиция. Он поймет: что-то не так.

– А разве что-то не так?

– Ты зря рассказал Марибель.

– Пришлось.

– Значит, шесть лет тебя это не волновало, а теперь вдруг совесть проснулась? У нас были прекрасные отношения. Мы дружили, потом ты шел домой к Марибель, а мы с Джеймсом возвращались к себе в Балтимор. А теперь что? Все испорчено. Лопнуло как мыльный пузырь. Пропали чары. Это уже не фантазия, это жизнь, мой дорогой. И есть пострадавшие. Ты ночуешь в доме у старушки, а я до смерти боюсь, как бы ты зимой вдруг не заявился к нам.

– Ну, ты ясно дала понять, что тебе это не надо, – проронил Мак.

– Никому не надо, ни мне, ни тебе, – подчеркнула Андреа, взяв его за руку. – Ты запутался. Тебе надо решать с фермой, с работой, только между женщинами нечего выбирать. Вариантов нет.

– Я тебе не нужен, – констатировал он.

– Да я тут вообще ни при чем. Ты любишь Марибель, у тебя это на лбу написано.

– Знаю.

Небо раскололось огненным залпом.

– Красный, – произнес мальчик. – Серебряный. Пурпур. Зеленый и пурпур.

– Началось, – буркнула Андреа. – Теперь мы будем перечислять цвета.