Не задерживаюсь после окончания рабочего дня. Заставляю себя доделать разбивку мероприятий на два грядущих события. Отправляю Ксении на доработку по временным отрезкам, фамилиям, замечаниям. Не пишу ничего отвлекающего, хотя мой блокнот продолжает пестреть знакомыми и новыми цитатами. Работа на ум не идёт, но принудительное «нужно» выигрывает у «не хочу».

Я не проверяю, собирается ли Ярослав. Не уточняю окольными путями, планирует побыть ещё в офисе или уже уехал. Поднимаюсь, надеваю сброшенные туфли — сегодня это те же самые, что и два месяца назад, но уже без последствий, мозолями не чреваты. Иду в туалет. Поправляю макияж, освежаюсь влажными салфетками. Расчёсываю волосы, до пощёлкивания, и заправляю короткие пряди за уши, полностью открывая лицо. Растираю каплю парфюма запястьями, прикладываю их к шее и вискам. Провожу под носом. Делаю глубокий вдох. Хорошо. Смотрю на расстегнутый воротничок рубашки. Тяну руку расстегнуть еще одну пуговицу, но передумываю. Я не собираюсь устраивать сеанс соблазнения. Как и в прошлый раз, но по другой причине. Если между нами что-то сохранилось, оно сработает само.

Наш этаж пустеет на глазах. Я возвращаюсь к себе, подхватываю сумку, выключаю свет. Бесшумно закрываю дверь и иду к лестнице. Не ощущаю спиной даже малейшего теплового воздействия. Не оглядываюсь.

Спускаюсь в подземную парковку. Там, по обыкновению, прохладно. Я плотнее запахиваю жакет. Нахожу его автомобиль. Подхожу к нему, останавливаюсь и жду. Не разглядываю себя в отражении на глянцевой поверхности. Просто стою рядом полубоком, глядя в никуда. Я не знаю, сколько времени проходит. Ощущаю, что начали подмерзать ноги. Переступаю и пытаюсь поджать пальцы. В узких туфлях удается проделать такое лишь процентов на тридцать.

Пока смотрю на носки туфель, слышу шум разъезжающихся створок лифта. Выходят несколько человек. Быстрые и размеренные шаги в разные стороны. Не улавливаю обострившимся слухом никаких заминок, как и потепления. Но знаю, что он приближается. Я поднимаю голову и смотрю ему в глаза. Нечитаемое выражение на лице. Абсолютно. Ощущаю волнение, потому что мне не становится жарко. Наоборот, холодно. Возможно, это показатель. Что написано на моём лице? Без разницы. Я хочу знать наверняка, без догадок.

Пиликает сигнализация. Если Ярослав сядет и уедет, оставив меня стоять на том же месте, я не расстроюсь. Так я себя убеждаю и сама себе не верю. Выставлю себя дурой. Но я она и есть. Собственноручно обесцветившая свою радугу. Уедет — и будет мне оплеуха. Финальная. Если он пригласит с собой, я поеду. За этим я здесь. С надеждой на НАС. Разворошить сжирающие меня переживания. Они кричат наперебой, но я знаю, что по сути повторяют лишь три слова: мне нужен он.

Яр смотрит на меня. Я выдерживаю его взгляд. Ни кивка, ни жеста. Только взгляд. Он открывает дверцу с водительской стороны и садится за руль. Дверка плавно закрывается. Холод стремительно поднимается от стоп к сердцу, замедляя его перестук. Мышцы сковывает, в глазах покалывают мелкие льдинки. Я не сдвинусь, пока он не уедет, поэтому стою как вкопанная, глядя снова в никуда. Раздаётся щелчок. Я скорее понимаю, чем вижу, что изнутри открывается дверца с пассажирской стороны впереди. Не чувствуя ног, обхожу автомобиль и опускаюсь на кожаное сиденье. Он не смотрит на меня. Я закрываю дверь, пристёгиваю ремень. Двигатель начинает довольно урчать. Машина плавно трогается с места.

Глава 32


Лиза


Я гляжу в окно на вечерний город, зажигающий огни и спешащий освободиться от дневных настроений. Иногда откровенно перевожу взгляд влево и ни разу не ловлю его кофейное внимание. Яр смотрит на дорогу, левая рука придерживает руль, правая расслабленно лежит на его бедре. Я возвращаю глаза на городские виды, обещая больше не смотреть на него. Я знаю, куда мы едем. Усмехаюсь, внезапно вспомнив, как представляла в первый раз, что он подвозит меня к моему дому и высаживает обязательно у самого подъезда. Я благодарю за доставку. Поднимаюсь домой, наконец скидываю туфли, открываю вино и сажусь на балконе. Пью прямо из бутылки и жду звёзды. Чувствую, что он поймал мою усмешку. Губы согреваются, и я вместе с ними. Согреваюсь и продолжаю смотреть на мелькающий за окном городской пейзаж.

Мы останавливаемся у подъезда. Район мне теперь знаком. Но это не мешает удерживать предчувствие шанса начать всё с чистого листа, без программы и настроек. Яр покидает салон. Я жду его действий. Он открывает мою дверцу. Не подаёт мне руку, оставляя выбор за мной. Я выхожу. Теперь усмехается он. Кривит рот в одну сторону, что подчёркивает тонкий излом над его верхней губой. Одновременно игра света и шрам. Яру он идёт. Я говорила ему. И это была не игра. По-честному.

Он проходит вперёд, прикладывает ключ к замку домофона. Молча придерживает открытую дверь подъезда. С привычным нейтральным выражением лица, по которому ничего нельзя прочитать. Только взгляд начал посылать сигналы повышенной температуры. То, что нужно. Пусть топит невыносимый лёд подчистую.

Пролёт. Начищенные кнопки лифта, отражающие потолочные софиты. Уютная прохлада площадки перед квартирой. Он попадает длинным ключом в замочную скважину с первого раза, без заминок. Уверенно и спокойно. И вдруг его пальцы застывают. Ключ в замке. Спина напряжена. Я настроилась быть уверенной и спокойной. Я всё решила. Только эта секундная пауза ключа рушит все мои установки. Начинают дрожать руки. Нестерпимо хочется накрыть его пальцы и начать вращение. Кажется, все мои силы уходят на то, чтобы остаться на месте. Мгновение длиною в вечность. Его плечи расслабляются и звучит оборот внутреннего механизма.

Прихожая. Опять на язык просятся два слова: современно и лаконично. Ничего лишнего. Как он сам. Яр проходит вглубь квартиры не разуваясь. Я не спеша снимаю обувь. Аккуратно ставлю туфли к стенке, а сумочку на консоль у большого зеркала. Следую за ним в просторную гостиную. Хочется включить камин и утонуть в широком кресле перед ним.

Ярослав открывает бар. Вопросительно приподнимает одну бровь. Я утвердительно киваю. Бровь не опускается. Глаза слегка прищуриваются и сканируют меня. Я не отвожу взгляд. Киваю повторно. Он отворачивается. Что он выберет? Я тоже отворачиваюсь и подхожу к окну. Смотрю сквозь тюль на предзакатное небо.

— Ты знаешь, где помыть руки, — раздаётся мне в спину. Колоссальных усилий стоит не вцепиться в подоконник, чтобы устоять. Он всё помнит. В этом он весь. Внимательность к деталям и малейшим нюансам. Он помнит, и сейчас это невыносимо. Потому что даёт надежду. И лишает меня самообладания. Всё, на что хватает моей выдержки, — слегка повернуть голову и снова кивнуть. Да, я знаю. Только сегодня не буду этого делать. Невероятным старанием я возвращаю взгляд на окно.

Почему-то я не слышу звук наливаемой жидкости, зато ясно ощущаю дуновение его парфюма. И тоски. Я замираю. Что за глупости… Передо мной возникает бокал розового вина. Уверена, моего любимого, полусухого. Я беру его за тонкую ножку. Мы не касаемся друг друга, но дышать становится совершенно невозможно.

Сейчас мне не нужна абсолютно трезвая голова. Мне нужно сказать ему. Пусть же вино не подведёт и ослабит узел, стягивающий горло и блокирующий голосовые связки. Я здесь, чтобы стереть ту точку, поставленную на жизни душой. Я хочу чувствовать. И неприятие, и боль, и радость. Поэтому никаких гостевых туалетов. Я не хочу быть разовой посетительницей.

Кажется, он удивлён моему игнорированию гигиены, но, как всегда, ничего не говорит. Он тоже остаётся около окна. Болтает коньяк в бокале и смотрит на медленно опускающиеся на город сумерки. Я остро ощущаю его присутствие. Волоски на руках тянутся в его магнитную сторону. Делаю осторожный глоток вина. Замечаю краем глаза, что он подносит бокал к губам. Завидую стекляшке в его руке.

Мы остаёмся в гостиной. Однако сама квартира обрушивает на меня осознание всех очевидных подсказок, которые я эгоистично пропускала. С самого начала Яр привёл меня на свою личную территорию, я была в его спальне. Не в кабинете за закрытыми жалюзи, не у стены в коридоре или в ванной, а на кровати. Даже сейчас он включает этот чёртов камин, хотя предпочитает натуральные дрова, а не искусственную имитацию языков пламени. Но мне уютно в его кресле у этого фальшивого огня. И что бы между нами не произошло, он помнит и просто делает для меня эти вещи. Такие маленькие. Такие большие.

Мы сидим в креслах. Каждый со своим бокалом. Молчание в его компании никогда не тяготит. Я понимаю, что первым он не заговорит. Я пришла к нему. Мой ход. Только все слова кажутся неуместными.

Я продолжаю слышать странное. Его ожидание. Терпкие ноты алкоголя. Дыхание комнаты. Только больше не кажется, что я невозвратимо схожу с ума. Наоборот, я уверенно возвращаюсь в свой разум. Пустота внутри заполняется.

— Я люблю тебя, — в недоумении опускаю глаза в бокал, будто голос раздаётся оттуда, а не из меня самой.

Яр тоже уставился в свой бокал. Я смотрю на него. И напряжение уходит. Да, я люблю его. Встаю, ставлю недопитое вино на каминную полку и разворачиваюсь к нему лицом. Он переводит на меня немигающий взгляд. Ясно понимаю, что отгородиться от эмоций — это словно похоронить себя заживо и перестать быть собой. Ярослав позволяет мне чувствовать без ограничений, оберегая. Я смотрю ему в глаза и снова говорю совсем не то, что хотела:

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍ — Помнишь, я усердно писала в блокноте на том совещании, когда решила прийти к тебе? Я не сделала ни одной пометки по существу рабочих вопросов. Писала по памяти стихотворение, два красивых четверостишия, — я не жду от него ответа и начинаю воспроизводить строки вслух: