Воронов встал и не спеша подошел к ней. Она задрала голову и, глядя на него снизу вверх, вопросительно приподняла брови. Он, глядя ей в глаза, провел ладонью по ее боку, потом взял ее за подбородок и медленно, с нескрываемым желанием поцеловал. Он был мягок, но настойчив, и Марина, чувствуя его скрытую силу и мощь, затрепетала. Ее тело тут же среагировало на близость, на запах, на касания рук. Почувствовав, что Ваня отстранился, она потянулась к нему, но он хитро прищурился и не дал ей приблизиться. Пристально посмотрел в глаза, скользнул обжигающим взглядом по шее и груди.

Его нарочитая сдержанность только больше заводила ее. Его взгляд, едва заметная полуулыбка-полуухмылка, играющая на губах. Она облизнула губы кончиком языка, тихо, но протяжно выдохнула, слегка прикрыла глаза. Ваня хмыкнул, резко развернул ее спиной к себе, провел большими пальцами по витиеватой татуировке чуть ниже её поясницы, потом спереди - над резинкой трусиков, зубами стянул с плеча лямку и прижался к мягкой, бархатной коже. Ноги у Марины стали подкашиваться. Она чувствовала, как дрожат ее колени, как от низа живота по всему телу разливается жаркое, томительное тепло, как там, внутри, все скручивается, сворачивается пульсирующим клубком. Откинула голову Ване на грудь, подставляя себя его губам. Он поцеловал ее в ямку между плечом и шеей, погладил живот, поднялся к груди и напористо, но бережно сжал. Марина охнула, задышала шумно, потерлась о него ягодицами, накрыла его руки своими и прижала еще крепче.

- Тебе нравится? – хрипловатым шепотом спросил он у нее, слегка прикусывая мочку ушка.

- Да… - выдохнула она, чувствуя, как пальцы его ласкают грудь через тонкую ткань лифа. – Мы с тобой с ума сошли, Вань…

- А ты что-то имеешь против? – сдвинув одну чашечку, он стал поигрывать с напрягшимся соском. Его ласковая, страстная Марина. Его грациозная кошка. Его…

- Только за.

Марина развернулась в его руках, и Ваня тут же накрыл ее рот своим. Столкновение влажных языков, сплетение пальцев рук. Кожа к коже, дыхание к дыханию, и снова жаркий, сбивчивый шепот, разбавляемый тихими стонами:

- Ты моя Марина… Моя Марина…

- Твоя…

Глава 7

Санкт-Петербург, апрель 2018 года

Марина уже с полчаса сидела перед монитором своего новенького ноутбука и никак не могла заставить себя заняться хоть чем-то нужным. А нужного было предостаточно. Образы, музыка… Все это традиционно ложилось на ее плечи, да она этому и не противилась. Ей нравилось создавать антураж их программ, продумывать детали, тем более, что это у нее получалось и получалось хорошо. А он… Он всегда говорил: главное, чтобы нравилось Марине. Приближающийся сезон исключением не стал. Они, как всегда, обсудили все в общих чертах, но в целом конкретно ничего не решили. Последнее слово оставалось за ней.

Сейчас ей почему-то казалось, что те несколько дней, что они провели вдвоем, вырваны из чьих-то других жизней, а к ним отношения не имеют вовсе. И от этого становилось как-то зябко и грустно. Там, лежа в темной комнате на одной кровати, они слушали тишину, перебирали пальцы друг друга или негромко разговаривали о том, что будет дальше. За окном стояла темень, и спальня была так же окутана ею. Голоса в этой темноте звучали как-то странно и непривычно громко, и они, зная, что их никто не услышит, все равно часто переходили на шепот, а потом смеялись над собственной глупостью, целовались и снова смеялись.

И вот новые фотографии, где ее рядом с ним нет. Горы, снег, друзья… Вчера он улетел в Сочи, а сама она взяла билет на Сапсан и уехала в Питер к родителям. И что из того, что он предлагал поехать вместе? Ей, может быть, и хотелось, но… Наверное она просто боялась, что что-то опять пойдет не так. Просто боялась. И поэтому хотела спрятать все, укрыть от чужих глаз, от злых языков, от зависти и злости.

Марина поджала губы, вздохнула, закрыла крышку ноутбука и свернулась на постели клубочком. Какая-то она стала… От самой себя тошно!

Полежав минуты две, она решительно встала, подошла к шкафу и открыла ящик с нижним бельем. В последние годы она так редко бывала дома, что и вещей-то ее тут почти не было. Кое-что из старого, почему-то оставленного здесь в прошлый приезд или еще раньше и то, что она привезла сейчас. Задумавшись, Марина провела пальцами по кружеву, мягкому хлопку, оборочкам и, облизнув губы, вытащила лифчик насыщенно-винного цвета. Она, кажется, надевала его всего раз или два, а потом долго не носила и в конце концов решила оставить тут. Трусики к нему нашлись быстро, и она, подумав еще с полминуты, стянула с себя мягкий вытянутый свитер, который любила носить дома. Кожи сразу коснулся воздух, с непривычки показавшийся прохладным, и она поежилась. Посмотрела на себя в зеркало, облизнула губы, повернулась боком, пригладила растрепавшиеся волосы… Брюнетка в отражении сделала то же самое. Эта брюнетка из зеркала показалась ей какой-то неживой, очень бледной. Даже синие венки на запястьях проступали у нее слишком явно, да и вообще…

Тонкие бровки едва заметно нахмурились, темные глаза недовольно сверкнули. Пальцы подцепили резинку трусиков, и легкая ткань упала к точеным лодыжкам. Нагнувшись, она подняла бельё и бросила на постель, а после надела комплект. Треугольник кружева между ног казался почти прозрачным, да и сквозь чашки лифчика при желании можно было различить темные вершинки грудей. Багряный цвет подчеркивал бледность кожи, тонкие переплетения узора добавляли и без того красивой фигурке женственности. Достав из чемодана косметичку, она нашла помаду и накрасила губы, затем тщательно расчесала волосы, после чего руками придала им немного объема. Вновь окинула свое отражение придирчивым взглядом, лукаво улыбнулась, повернулась одним боком, затем другим, приподняла руками грудь, немножко опустила резинку трусиков и, взяв смартфон, сделала несколько фотографий.

- Вот так, - сказала Марина сама себе, заходя в неофициальный аккаунт в VK и, недолго думая, отправила фотографию за сотни километров, в горы, в солнце, в теплый Сочи.

Конечно же, рассчитывать на то, что он тут же ответит, было глупо, но она долго сжимала в руках телефон в надежде на то, что тот отзовется легкой вибрацией. Прошло пять, десять, двадцать минут, но сообщение так и висело непрочитанным, а она уже начала жалеть о том, что вообще затеяла все это. Как какая-то глупая школьница…

Пальцы у нее замерзли, руки стали покрываться мурашками, но она почему-то не могла заставить себя встать и одеться или хотя бы просто накинуть одеяло. Казалось, что стоит ей только сделать это, как и это мгновение куда-то исчезнет, сотрется. А так… Она закинула ногу на ногу, пытаясь согреться, и прикрыла коленки углом одеяла. Ну и пускай. Подтянув к себе ноутбук, она открыла его, вывела из спящего режима и сосредоточилась на том, что сейчас действительно имело значение. На примете у нее было несколько идей, но все они требовали глубокой проработки. Тонкие бледные пальцы торопливо забегали по клавишам, лицо стало сосредоточенным, взгляд серьезным.

Она не знала, сколько просидела так, но внезапно телефон на ее коленях ожил, завибрировал и коротко пискнул. Она настолько погрузилась в собственные мысли, что даже не сразу поняла, что пришло оповещение о новом сообщении в контакте, а когда поняла…

Маришка Хорошая: (фотография)

Иван Москвич: Это провокация!

Маришка Хорошая: Типа того (усмехающийся смайлик)

Иван Москвич: Вообще-то, я и не спрашивал (усмехающийся смайлик)

Иван Москвич: Симпатично.

Маришка Хорошая: Пфф.

Иван Москвич: Чем занимаешься?

Маришка Хорошая: Провокациями.

Она резко ткнула в кнопку «отправить», поджала губы, порывисто встала с кровати и снова подошла к шкафу.

Иван Москвич: М-м-м (три улыбающихся смайлика)

Иван Москвич: Как погода в Питере?

Иван Москвич: Ты тут?

Иван Москвич: Маришк?

С каждым новым сообщением раздражение ее становилось все сильнее. Телефон полетел на кровать и приземлился ровнехонько на ее трусики, следом отправился лифчик и еще одни трусы. Марина вытащила из ящика белый бюстгальтер, но поняв, что будет выглядеть в нем блекло, достало темно-синий. В нем она ходила еще лет семь назад. Потом, кажется, он стал ей мал… Она порылась в ящике, надеясь найти трусики, но это оказалось безрезультатно, хотя Марина точно знала, что когда-то это был именно комплект. Вполне возможно, что она просто выкинула их… Со злостью она швырнула бюстгальтер обратно в ящик, все так же злясь, выдвинула другой и тут обнаружила пропажу…

Маришка Хорошая: (фотография)

Маришка Хорошая: Отличная погода!

Иван Москвич: Ты издеваешься?

Маришка Хорошая: Даже не думала

Иван Москвич: Тогда не дразнись (подмигивающий смайлик)

Иван Москвич: Я и так скучаю по тебе

Маришка Хорошая: Да? По твоей довольной физиономии этого не заметно

Лифчик упал к ногам. Марина долго всматривалась в свое отражение, борясь с противоречивыми чувствами. Остатки здравого рассудка твердили ей о том, что нужно бы заканчивать с подобными играми, но что-то женское, эгоистичное и игривое так и рвалось наружу. Казакова взъерошила волосы, покусала губы, облизнула их, потом, думая о Ване, погладила себя по груди, ущипнула за соски. Тело ее тут же отозвалось, соски стали твердыми. Взяв телефон, она сделала фотографию, посмотрела и… Поняла, что это уже слишком. Глаза блестят, да и вообще… Но внутренняя дьяволица просила свободы, и Марина, заключив сделку с собственной совестью, прикрыла грудь ладонью и встала в пол-оборота. Сфотографировать себя в таком положении было непросто, однако готовящая обед мама вряд ли оценила бы ее просьбу сделать пару снимков. При мысли об этом Марине стало даже как-то неловко…

Маришка Хорошая: (фотография)