– Я хочу заключить мир, и попросить прощения, – произнес я, когда до дома оставалась сотня метров. Она повернула голову, глядя на меня океанами своих глаз. Ни упрека, ни злости, ни праведного возмущения.

– Хорошо. Забыли, – робко кивнула она. В ее неуверенной улыбке мелькнуло облегчение.

Оставшуюся неделю мы провели, как самые лучшие друзья, не расставаясь ни на минуту. Она даже занятия прогуливала. Мы вместе болтались по городу, мечтая о том, какими великими, счастливыми и богатыми станем завтра…. И когда наши пальцы, как бы невзначай переплетались, я слышал, как она задерживает дыхание, да и сам почти не дышал. Я определенно понимал, что чувствую, но Маше было всего пятнадцать, и я знал, что вечерами, когда все расходились по комнатам, она доставала из коробки под кроватью своих кукол и играла….

Так вышло, что в зимние каникулы я не приехал. Друзья опять соблазнили меня поездкой на Урал, где мы с парнями десять дней покоряли снежные вершины. Счастливое время. Маша страшно обиделась, потому что я даже не звонил ей. Точнее, звонил, но крайне редко. Чаще она сама набирала меня, и я даже не всегда брал трубку, и потом не перезванивал. К тому моменту в моей жизни было много краткосрочных романов, и я постоянно был кем-то увлечен, а воспоминания о красивой маленькой Маше померкли, стерлись, растворились, их – заменили новые яркие впечатления, знакомства, мимолетные отношения.

А потом настало то самое лето….

Глава 9

Мария

Я просыпаюсь за пару часов до рассвета, хотя дала себе задачу, не засыпать, вообще. Не выдержала, вырубилась. Солнцев с его экспериментами и невероятной выдержкой меня просто вымотал. Стоит ли говорить, как сильно я не привыкла к подобному накалу страстей. Частично все происходящее с нами меня до чертиков пугает. Нет, он не сделал мне ничего плохого, напротив, я голос сорвала. И не от криков о помощи…. Наверное, мне страшно от того, что я не хочу, чтобы наш безумный сон, жаркий, страстный, внезапный сон заканчивался. Но я не хочу быть навязчивой, не хочу заглядывать в глаза, ждать звонка, радостно вилять хвостиком, если он снова решит позабавиться с молоденькой девушкой без комплексов. Он же такой меня видит.

Не хотела засыпать, потому что собиралась свалить пораньше, как только Дима уснет, а он все не засыпал. Уйти по-английски, не прощаясь, как в кино. Я даже представила себя в роли этакой роковой красавицы, которая использует мужчин, а потом бросает их. Глупая, конечно, глупая. Во мне, как и в любой девушке моего возраста живет маленькая мечтательница, стремящаяся поставить мир мужчин на колени, но он… этот мир как-то совсем не спешит становиться.

Наверное, я недостаточно хороша.

Натягиваю пресловутые носки, один с дыркой на большом пальце, джинсы на голую задницу, потому что трусы не нашла. Точно помню, что снимала их в ванной, когда переодевалась в рубашку Димы. И еще точно помню, что уходить я собиралась не раз, находила свое белье, надевала, потом снова снимала… не сама.

Лифчик нашла в прихожей на ручке двери, а рубашку на полу. В общагу пустят только в семь утра. Придется в таком мятом виде сидеть на крыльце. Кошмар.

С тяжелыми мыслями о предстоящем холодном утре на свежем воздухе, я крадусь к входной двери с кроссовками под мышкой. Не очень-то похожа на роковую похитительницу сердец.

Растерянно смотрю на новомодный замок, совершенно не представляя, как он открывается. Осторожно, едва дыша, опускаю обувь на пол, тихонечко надевая. Потом начинаю крутить по очереди различные рычажки и штучки, которые могли бы помочь выбраться из этого дворца моего спящего принца. И когда, наконец, раздается характерный механический щелчок, я, радостно улыбаясь, сжимаю дверную ручку, опуская ее….

– Стоять! – останавливает меня грозный оклик.

Я вздрагиваю, чуть ли не подпрыгивая от страха, медленно оборачиваюсь. В одних штанах, с голым торсом, сложив на груди сильные мускулистые руки и лениво привалившись к косяку, Дима хмуро посматривает на меня стальными глазами, и совсем не выглядит сонным, что даже подозрительно. Волосы небрежно падают ему на лоб, смягчая четкие и правильные черты лица.

– Куда собралась? – спрашивает он, отрываясь от стены и ладонью нажимая на дверь, захлопывая ее.

– Дим, ну, не чуди только. Я домой. Мне учиться надо. Сам же меня в этот универ устроил. Надо теперь оправдывать доверие, знаешь ли, – пожав плечами, заявляю я. Он приподнимает брови, словно удивляясь моей наглости.

– Знаешь ли, – пародирует меня этот наглый засранец. – Моя куколка, что тем, кого я устроил в столь ненавистный тебе университет, учиться не обязательно. Моя личная протекция – гарантия получения диплома при любой успеваемости и посещаемости.

– Я обрадую Самойлову, – холодно отвечаю я, чувствуя неприятный осадок. Скольких еще он так себе из провинции выписал?

– Маша! – рявкает Солнцев, впечатывая меня в стену, – Это касается только тебя. – его губы в миллиметре от моих, и, о, черт, я снова начинаю возбуждаться. Этот мужчина сделал из меня нимфоманку, – И только тебя. Перестань бегать от меня. Я не отстану.

– А как же твоя девушка? Ей вряд ли придется по вкусу то, что ты водишь к себе всяких провинциалок, – срывающимся шепотом говорю я. Дима забирается под мою рубашку, сжимая ладонями чувствительную грудь. Это получается не специально, тело предает меня, и я инстинктивно выгибаюсь навстречу сильным мужским рукам, которые дарят мне столько удовольствия.

– Я с ней расстался. Точнее, она со мной. Неважно… – хрипло шепчет Солнцев, проводя своими губами по моим. От бесконечных поцелуев даже эта безобидная ласка кажется мне болезненной.

– Она бросила тебя, потому что ты бабник, – заявляю я, хотя от его слов у меня замирает сердце. В груди становится горячо от распускающейся в сердце надежды….

– Спасибо, конечно, – улыбается Дима, вытаскивая одну руку из-под моей рубашки и касаясь тыльной стороной ладони моей щеки. Такая нежность, от которой у любой девушки защемит сердце. Я смотрю на его мускулистые плечи, представляя, как обзавидывались бы мои тверские сокурсницы, увидев его таким… без делового костюма, без вальяжной надменности, без звездной самоуверенности московского преуспевающего адвоката.

– Но я не бабник. И почему-то мне кажется, что тебя это скорее огорчит, чем обрадует. Вы, девочки, испытываете болезненное желание исправлять плохих парней, которые никогда не исправятся. Воспитывать засранцев, не подлежащих воспитанию. Но вы же никому не верите. Вам жизненно необходимо сто раз наступить на грабли, прежде чем сделать выводы, – выдает он целую тираду, глядя вглубь моих глаз.

Возможно, то, что сказал Дима – это его общее суждение относительно всей женской половины, но в моем случае он промахнулся. Свои грабли я хорошо усвоила, да и Марк никогда не был плохим парнем. Не знаю, каким он стал сейчас…. Его поступки могли казаться некрасивыми, жестокими, но я всегда находила им оправдания.

Все это в прошлом теперь. Я много раз говорила себе нечто подобное, и снова делала шаг назад…. Я больше не хочу жить прошлым. Страх новой боли и нового предательства – вот, что меня останавливало и кидало в прошлое, в мир без чувств и эмоций. Мир воспоминаний, который я отшлифовала до блеска. Спрятав все некрасивое, нечестное, неправильное и злое. Прекрасные сны о первой любви. Стыдно признаться, что я до сих пор их видела.

– А если ты не бабник, то почему изменял своей бывшей девушке? – задала я резонный вопрос.

– Я просто стал заложником одной маленькой ведьмы, которая меня околдовала своими синими глазами. У меня не было выхода, – лукаво улыбается он, приподнимая мое лицо за подбородок.

– Как банально, Дим, – изображаю зевок, прикрывая ладонью рот. – Получше нет ничего в запасе?

– Получше, только это, – ухмыляется он, прижимаясь ко мне своей эрекцией.

– А это пошло! – краснею я. Низ живота сводит сладкой ноющей болью.

– Кто бы говорил, – фыркает Дима, подхватывая меня за задницу.

Через три минуты я снова в постели, а он стаскивает с меня джинсы с напряженным от страсти лицом.

– А как же мой университет? – слабо пискнула я, когда его большое сильное тело накрыло мое – хрупкое и маленькое в его сильных объятиях.

– Я твой университет, малышка. Учись, – смеется он, без всяких прелюдий проникая в меня до упора, срывая стон с моих губ. И я в который раз уступаю бешеному напору его страсти, сгорая сама. Я много раз слышала, что страсть опаляет, испепеляет изнутри, оставляя пепел и сожженные крылья. Я же чувствую другое. Моя страсть заставляет меня летать, парить. Мои крылья распускаются рядом с ним. Словно спящая долгое время принцесса, я открыла глаза и вдохнула полной грудью…. И мне понравилось.

Но наивно было полагать, что отношения с Дмитрием Солнцевым будут складываться легко. Он погорячился, сказав, что я могу не учиться, потому что пользуюсь его покровительством. Тот день был первым и единственным, который он позволил мне загнуть и провести в его постели. Уже следующим утром он отвез меня в университет сам. И встретил.

Заметив его Ламборджини с откидным верхом и его самого в идеальном костюме с галстуком и причёской а-ля «Мистер совершенство», я снова забуксовала. Ирка, которая выходила из универа со мной, заметив мое оторопевшее выражение лица, и явные наметки на побег в обратном направлении, пихнула меня в бок, покрутив у виска.

– Бери этого мужика за яйца, Машка. Не будь дурой, – шепотом проговорила она мне, – Другого такого шанса может и не быть.

Я, закусив губу, промолчала, с растерянностью разглядывая Дмитрия Евгеньевича, вполоборота стоявшего у своего шикарного спорткара, и посматривающего на блестящие на запястье часы. Уверенный. Стильный. Невероятно-сексуальный. Я видела, как девочки с курса, с которыми я успела познакомиться, здороваются с ним и, проходя мимо, сворачивают шеи ему вслед. Интересно, а в этом университете он тоже лекции читает? Мне не дает покоя то, что ко мне Дмитрий Евгеньевич начал клеиться еще в аудитории. Это было далеко не в вип-комнате клуба. Я почувствовала его заинтересованность прямо на лекции. Он пялился на мою грудь и все остальное. Если он проделал такое со мной, то почему бы ему не повторять подобное с другими? Как, например, с этими двумя девчонками в коротюсеньких юбках, виляющими перед ним задницами. Остановившись, девушки поздоровались, что-то спросили у Солнцева, при этом хихикая, как дебилки. И этот козел тоже им улыбался своей ослепительной, голливудской в тридцать два зуба. Кобель. Не бабник он, ага. Девушки пошли дальше, и Дима проводил их задницы заинтересованно-оценивающим взглядом, что точно не было обманом зрения.