Дмитрий

«На столе, где очутились солдатики, стояло много других игрушек, но самым приметным был красивый дворец из картона. Сквозь маленькие окна можно было заглянуть прямо в залы. Перед дворцом, вокруг маленького зеркальца, которое изображало озеро, стояли деревца, а по озеру плавали восковые лебеди и гляделись в него. Все это было куда как мило, но милее всего была девушка, стоявшая в дверях замка. Она тоже была вырезана из бумаги, но юбочка на ней была из тончайшего батиста; через плечо у нее шла узенькая голубая ленточка, будто шарф, а на груди сверкала блестка не меньше головы самой девушки. Девушка стояла на одной ноге, вытянув перед собой руки, – она была танцовщица, – а другую вскинула так высоко, что оловянный солдатик и не видел ее, а потому решил, что она тоже одноногая, как и он. "Вот бы мне такую жену! – подумал он, – Только она, видать, из знатных, живет во дворце, а у меня всего-то и есть, что коробка, да и то нас в ней целых двадцать пять солдат, не место ей там! Но познакомиться можно!" И он притаился за табакеркой, которая стояла тут же на столе. Отсюда он отлично видел прелестную танцовщицу….»

– Дим, Ева уже спит. К тому же я не думаю, что она поняла хотя бы слово из того, что ты прочитал.

Поднимая голову, я вижу в дверях детской Машу. Влажные после душа волосы распущены по плечам, нежная улыбка на безупречном красивом даже без макияжа лице. Шёлковая брючная пижама кремового цвета красиво облегает стройную фигурку. Я убираю книжку в сторону, снимаю очки. Дочка сопит у меня подмышкой, уткнувшись маленьким носиком в бок. Маша с умилением наблюдает за нами, а я не могу оторвать взгляд от нее.

С каждым новым днем она расцветает все ярче, меняясь к лучшему, все менее походя на ту девочку из провинции, которую я встретил в Твери. Маша училась не только быть женой и матерью, она превращалась в роскошную стильную женщину, уверенную в себе, умную, успешную. Она продолжала учится заочно в МГУ, заниматься своим центром без ущерба для семейной жизни. Как ей это удавалось, ума не приложу. Когда Еве исполнилось полгода Маша объявила конкурс на няню для нашей девочки. Я был против, но близилась сессия, и спорить было себе дороже. Теперь эта няня по имени Лариса Петровна, с двумя высшими образованиями и тридцатилетним опытом работы, практически поселилась в нашей квартире, став чуть ли не членом семьи. Маша старалась не оставлять Еву на попечении Ларисы Петровны очень часто. Но три-четыре дня в неделю к ее услугам прибегать приходилось. В выходные мы предпочитали быть вместе, втроем. Своей маленькой семьей. Маша не жаловалась, что мы с ней сто лет никуда не выходили вместе. Она, вообще, никогда не жаловалась. Маше хватило того, что мы раз в месяц ездили навещать ее маму. Ее родственники были частыми гостями у нас, но я уже привык и смирился.

На самом деле мне очень нравится ее семья. Я потерял всех своих близких в течении небольшого периода времени, а потом очень долго был один. Маша и ее большая толпа шумных родственников меня отогрели. Даже Артем, который изначально раздражал меня своей бестактностью и грубоватостью, теперь стал желанным гостем у нас. Мы иногда могли выпить в баре по пятницам, где он жаловался на Машину подружку Иру, которая слишком давит и ограничивает его свободу. Я не давал ему советов, выполняя роль слушателя. Человеку иногда нужно просто проговорить то, что его тревожит, и он сам найдет правильное решение. Сбивать с курса я никого не собирался, а, если ты начинаешь лезть в чью-то жизнь со своим видением, то именно это и происходит.

– Любимая сказка, – говорю я Маше, показывая на обложку книжки Ганса Христиана Андерсена «Стойкий оловянный солдатик».

Она проходит, тихо закрывая за собой дверь, присаживается рядом, глядя на меня своими васильковыми глазами.

– Чем она так тебе приглянулась? – улыбается Маша задорно, как девочка.

– Я тоже самое почувствовал, что и несчастный оловянный солдатик, когда тебя увидел танцующей в балетной школе.

– Что ты бедный, несчастный и недостойный меня – прекрасной принцессы? – рассмеялась Маша. Я обхватываю ее коленку, лаская кожу сквозь тончайший шелк.

– Вот бы мне такую жену. Я тогда сильно напугался, если честно. Меня прям прошибло. Я смотрел на тебя и думал, вот она – та самая, – поясняю я с улыбкой. Маша сколзит ладонью под мою задравшуюся футболку, мягко лаская мгновенно напрягшиеся мышцы. Наши взгляды встречаются, и я вижу, как судорожно она вдыхает, как вздымается под пижамой ее грудь. Она вдруг резко убирает руку, облизывая губы и встает. Господи, я готов ползти вслед за ней на коленях, поливая слюной пол, когда она движется к выходу из детской, как богиня сладострастия, красоты и изящества.

На пороге она оборачивается, глядя на меня взглядом, обещающим ночь, полную приключений и снятых запретов.

– Пошли спать. Переложи Еву в кроватку. Я жду тебя в спальне, – произносит она чувственным приглушенным голосом, от которого моя эрекция становится болезненно-твердой.

Я не из тех, кого приходится просить дважды.

Все, что обещал язык ее тела, Мария выполняет в стократном объеме. Мы укладываемся в два часа, но какие это оказались насыщенные два часа. Интенсивные, горячие. Маша не перестает меня удивлять, наполняя нашу сексуальную жизнь все новыми фантазиями. Я подозреваю, что она увлекается специальной литературой и ей нравится доводить меня до исступления, изучая грани нашего чувственного восприятия. Это слишком хорошо, чтобы быть правдой. Слишком….

Я много раз слышал от пар, которые приходилось разводить, что первые несколько лет их совместной жизни были страстными и чудесными, но потом взаимный интерес угасал. Не могу представить, что перестану хотеть Машу каждый день, каждую ночь. Да, и она не позволит мне ничего подобного. Ее тело так же жаждет страсти, как и мое. Я не вижу других женщин, хотя они периодически атакуют меня. Маша не ревнует, чувствуя, как сильно я одержим ею, как предан нашей семье. Тем не менее, ей не нравится мое общение с Полиной, хотя я неоднократно объяснял Маше, что мы с Полей работаем в одной сфере и часто сталкиваемся по работе. Она считает, что я не могу дружить с женщиной, с которой спал на протяжении пяти лет. Отчасти Маша права, но с Полиной нас в меньшей мере держала вместе постель. В первую очередь она была моим другом, который понимал меня и принимал вместе с моими тараканами, и она была рядом, когда я хоронил отца и сестру. Такие моменты сложно взять и вычеркнуть. Дочка Полины привязалась ко мне за пять лет, и до сих пор периодически мы ходили втроем в детское кафе. Маша, конечно, не знала. Я чувствовал себя некомфортно от вынужденной лжи, но Маша точно бы разозлилась или даже хуже – устроила скандал.

– Что ты решила насчет субботы? – спрашиваю я, вспомнив о ежегодном корпоративе коллегии адвокатов, который будет проходить в закрытом клубе в центре Москвы. Я говорил Маше, что нас обоих пригласили, но она уже месяц не могла определиться.

– Дим, ты знаешь, как я не люблю тратить выходные на всякую ерунду, – хмурится Маша, блуждая ладонями по моей спине. Мы лежим на боку, лицом друг к другу, все еще потные, вымотанные, но счастливые. Ее ноги обвивают мою поясницу, я перебираю пальцами ее влажные пряди, вдыхая пряный запах ее тела.

– Вечеринка с белыми воротничками – это ерунда в квадрате, – Маша кусает меня за губу, потом ласкает языком. – А я хочу быть с тобой. Всю ночь и весь день… хмм если нам повезет, и мы уговорим Еву поспать днем несколько часов.

Я смеюсь, сжимая Машину задницу. Она шумно выдыхает, прижимаясь ко мне плотнее. Я чувствую, как вершинки ее сосков упираются в мою грудь. По спине проходит волна дрожи.

– Ты снова твёрдый, – шепчет она мне на ухо. О, черт, эта женщина святого сведет с ума. Она двигается так, что у меня нет никакого шанса не дать ей то, что она хочет.

– Малышка, мне утром на работу, – стону я почти с отчаяньем, прикидывая, сколько времени мне остается на сон.

– Поздно, Солнцев, – хрипло смеется она, когда опрокидывая ее на спину я глубоко проникаю в нее. Мы замираем на мгновение, получая мучительное удовольствие от соприкосновения наших тел. И да, черт побери, это ощущение невозможно променять на сон.

Мы пропадаем еще на полчаса то яростного, то медленно-сладостного соития. Я вырубаюсь сразу после выматывающего оргазма, прижимая к себе хрупкое Машино тело. Она мягко освобождается и убегает в душ, но у меня нет на это сил. Все процедуры по уходу за собой проведу утром. В пограничном состоянии между сном и явью мне кажется, что я слышу несколько сигналов мгновенных сообщений, пришедших на Машин мобильный, который валяется на прикроватной тумбочке. Странно, кто бы мог писать под утро моей жене? Я не успеваю додумать эту мысль, проваливаясь в глубокий сон.


Мария

Выхожу из ванной в одном полотенце и скидывая его перед кроватью, ныряю под одеяло, вытягиваясь возле мужа и чуть ли не мурлыкая от блаженства. Никогда не думала, что семейная жизнь может быть настолько приятной. Каждая мышца моего тела сладко ноет, особенно те мышцы, которые внутри. Я обожаю своего мужа. Подружки пугают меня, что через десять лет разница в возрасте в двенадцать лет даст о себе знать, но я никого не слушаю. Если даже и так, мне тоже не будет двадцать лет вечно. Телефон издает короткий звук и я, резко перекатываясь на бок, протягиваю руку за мобильным, отключая звук.

Засада, как я могла забыть поставить на беззвучный режим? Если бы Дима не спал и проявил любопытство, у него определенно возникли бы вопросы, а, может быть, и нет. Мне пишут все члены моей большой семьи круглые сутки.

Разблокировав экран, читаю всплывающее сообщение:

МК: «Привет, Маш)

МК: Не представляешь, кого я сегодня встретил.

МК: Помнишь я рассказывал тебе про художницу, с которой мы вместе восстанавливались в клинике?

Морщу нос, чертыхаясь про себя, и глядя на часы в нижнем углу экрана.