– Помнится, были вещи, которые получались у нас куда лучше и приятнее, чем бесконечные споры.

– Пфф, еще бы времена мамонтов вспомнил, – закатываю глаза, пренебрежительно усмехаясь.

– Ты понимаешь, что прямо сейчас провоцируешь меня, Мэри? – опуская интонацию до вкрадчивые чувственных ноток, спрашивает Марк, глядя на меня своим фирменным прищуром бабника. Я не ведусь… Конечно, не ведусь.

– Боже, да что с тобой, парень. Я не Мэри, не Джульетта, не Джулс, не крошка. Как и у моего мужа, у меня есть имя. Простое русское имя. Или ты имеешь что-то против? – уже не на шутку разозлившись, спрашиваю я.

– Ты чего так завелась, Маш? – спрашивает Марк, снова затягиваясь и выпуская ровные кольца дыма. Придурок. Я, как идиотка, смотрю на его губы, на опущенные длинные ресницы… О, черт, хватит, Маша! Ты замужем. И Марк ни в какое сравнение не идет с Димой, но, черт возьми, он не хуже, а просто другой. Диаметрально разные мужчины.

– Чем тебе Мэри не нравится? – спрашивает он вполне миролюбиво и, похоже, без всякой подоплеки.

– А чем тебе Маша не угодила?

– Я обожаю Машу, – Марк, этот сученыш, тушит сигарету и облизывает губы, глядя на меня своими блядскими глазами. Хочется запустить в него стакан с минералкой, который мне принесли по его заказу. Когда он уже перестанет кривляться?

– Мне нужно, Маш, чтобы между нами было что-то только сугубо наше, личное. Понимаешь? Ты стала слишком взрослой для Джульетты, – он прячет улыбку в уголках губ, когда я от злости бросаю в него салфеткой. Его чокнутую жизнь спасает официант с шампанским и сладким заказом. Пока он неспешно выкладывает на стол шампанское, фруктовый десерт с горой сливок сверху и безумно-сексуальный чизкейк, от вида которого у меня собираются слюни во рту, я успеваю забыть, за что собиралась убить Марка.

– Я сам. Можешь идти. Спасибо, дружище, – он вежливо посылает официанта, который собирался открыть шампанское. Наблюдая за моим голодным выражением лица, с которым я смотрю на чизкейк, Марк невозмутимо открывает шампанское и наливает себе полный бокал. Потом пододвигает мне десерт.

– Это тебе, – щедро объявляет он.

Снимает со спинки стула свой спортивный дорожный рюкзак. Что могло туда поместиться? Шорты, футболка, две пары носков, трусы и зубная щетка?

– Не нужно мне таких жертв, – бормочу я, со страданием в глазах отодвигая вкуснятину обратно.

– Для тебя и заказывал. Я знаю, что ты обожаешь чизкейки. Мама пекла их виртуозно, и я таскал тебе лишний кусочек, когда выдавалась возможность, – с мягкой улыбкой, от которой внутри что-то предательски сжимается, ласково говорит Марк – Или ты думаешь, что я забыл?

– Спасибо, – говорю я, опуская взгляд на обратно придвинутое ко мне лакомство. Марк тем временем открывает свой рюкзак, доставая оттуда что-то прямоугольное в подарочной упаковке.

– С днем рождения, Маш, – произносит он тихо, протягивая руку и касаясь моей щеки кончиками пальцев. – Наверное, с этого стоило начать. Извини, что напугал тебя.

– Что это? – спрашиваю я немного севшим голосом. В горле застревает ком. В который раз за сегодня. Это какой-то пиздец, я готова разрыдаться. Эмоциональные качели, зачем я ввязалась в это? И, когда, когда, черт возьми, я сделала это? Вчера, согласившись, встретить его в аэропорту, или девять лет назад, отдав свою невинность, или двадцать лет назад, когда впервые увидела? Что же такое с нами, Марк? Я же не люблю тебя. Больше нет. Но что ты делаешь с моими чувствами, с моей душой, с моим сердцем и моей жизнью, просто глядя на меня своими зелеными глазами, в которых отражается июльское солнце и сам грех. Наше прошлое… несбывшиеся мечты, непрожитая жизнь. Я любила тебя слишком сильно, и фантомные чувства все еще рвут мне душу.

– Открой. Я долго думал, что подарить. Зашел в антикварный магазин и сразу увидел ее, – мягко произносит Марк. Он кончиками пальцев пробегает по моей щеке, убирая за ухо выбившуюся прядь.

Я с досадой замечаю, что мои пальцы дрожат, пока я открываю обертку. Передо мной удивительная резная деревянная шкатулка ручной работы, покрытая лаком. Я не понимаю в искусстве, но эта вещица явно принадлежит не нашему столетию.

– Красиво, – завороженно шепчу я.

– Открой крышку, – с улыбкой подсказывает Марк. Я выполняю его просьбу и зал заполняет красивая хрустальная мелодия. Именно так я могу охарактеризовать звуки, льющиеся из музыкальной шкатулки, но не это главное. На фоне зеркальной стенки из открывшейся ниши появляется маленькая изящная балерина удивительной тонкой работы. Можно рассмотреть волоски в собранной кверху прическе, черты и выражение лица. Невероятная красота. Она крутится под музыку, и я из последних сил сдерживаю подступающие слезы. Ничего особенного. Просто подарок. Но он подходит мне, именно мне. Я не знаю, как ему удается через столько лет молчания, расстояния и океаны, понимать и чувствовать меня …

– Тебе нравится? – немного смущенно спрашивает Марк, что само по себе удивительно.

– Прекрасный подарок, Марк, – мягко говорю я, глядя ему в глаза. – Спасибо. Я очарована.

– Хорошо, – с облегчением выдыхает он. – Я такой тебя видел, когда мама первый раз взяла меня в балетную школу. Помнишь?

– Конечно, – киваю я. – Мне было неловко, чувствовала себя, как буратино на шарнирах.

– Неправда, – Марк опровергает мои. – Ты потрясающе смотрелась.

– Ты просто предвзят, – с тихой грустью говорю я. Мы смотрим друг на друга, наверное, целую вечность. Столько несказанных слов…. Мы не произнесем и половины. – Ты так изменился, – вырывается у меня. Марк отводит глаза, снова тянется за сигаретой.

– Извини, я не могу остановить время, – натянуто произносит он, чиркая зажигалкой и откидываясь на спинку простого стула с железной спинкой. Признаться, я сто лет не бывала в придорожных кафе. Дима никогда бы не выбрал подобное заведение.

– И не нужно, – качаю головой, наблюдая, как он крутит в пальцах зажигалку. – Почему ты все-таки приехал, Марк?

– А ты, Маш? – выстрел в упор. Я теряюсь, падая в бесконечную зелень его глаз.

– Я не знаю. Я чего-то не понимаю, Марк? Объясни мне.

– У тебя день рождения. Я – твой… друг. Приехал поздравить, привез подарок. Я соскучился, мне просто нужно было увидеть тебя лично. Потом же не получится. Толпа наших родичей, суета, шум, гам, твой муж, моя жена.

– Если мы друзья, то нам они не помешают. Так ведь? – проницательно спрашиваю я. Марк щурит свои невероятные глаза, удивленно улыбаясь.

– Тебя не проведешь, крошка.

– Нет. Что-то случилось? Ты можешь просто сказать мне все, как есть.

– У меня все отлично, – отрицательно качает головой Марк. – И как видишь, ни одной новой татуировки за три года. Завязал. Почти не пью, но курить не брошу, – мальчишеская улыбка возвращает родную мне ямочку на левую щеку.

– Зря. Курение укорачи…

– Нет, только не лекции. Маша, стоп, – смеется Марк.

Я хмурюсь, потому что не люблю, когда меня перебивают.

– Ты всегда любила учить меня. Забыла, кто из нас старший? И самый умный, между прочим!

– Кто умный? – усмехнулась я, тряхнув головой. – Да ты хуже ребенка, Марк. Ты помнишь, сколько раз влипал в истории. Тебя же и в школе стороной обходили. Ходячая катастрофа. А помнишь во втором классе, ты принес на урок крота, которого в огороде поймал? В банке, и выпустил посреди урока. Маму тогда вызывали в школу.

– Отличная память, я посмотрю….

Облегченно вздыхаю, когда воспоминания уводят нас в безопасную область, в наше детство, безоблачное. Светлое, счастливое, невинное…

Марк пьет шампанское за мое здоровье, мы смеемся над нашими глупостями и шалостями, вспоминаем остальных членов семьи. Я доедаю свой чизкейк, запивая водой с лимоном. Это занимательно – можно говорить бесконечно, столько событий. Я думала, что забыла большую часть из того, что мы вместе откопали на чердаке наших воспоминаний.

Время летит, как ракета, отсчитывая минуты, часы. В уголках глаз от смеха собираются слезы, которые Марк вытирает, протягивая руку. Его прикосновения нежные, безобидные, но все равно вызывают дрожь где-то внутри меня. Это лишнее.

Я смотрю на часы, потом достаю телефон.

– У меня стилист через два часа, Марк, – произношу я. Он убирает руку, улыбка тает на губах. Взгляд становится задумчивым, сложным для восприятия. Он снова курит. Боже. Я пропахла дымом.

– Ну, конечно, волшебный вечер с мужем, – с иронией кивает он. – Ресторан. Свечи. Тебе еще не надоело? Сколько лет вы не меняли сценарий? Три?

– Марк! – холодно обрываю его я. – Это были чудесные три часа. Давай не будем портить впечатление. Поехали, я отвезу тебя в отель. Ты забронировал номер?

– Плаза, – сухо отвечает он, глядя в окно.

Я одобрительно киваю.

– Через двадцать минут будем там. Я успею в салон.

– Зачем? Ты и так красавица, – мне снова достается хмурый взгляд. Марк подзывает официанта, и тот несется со счетом.

– Ага. Особенно после бешеной поездки с тобой.

– Держи, дорогой, – не глядя в счет, Марк пихает туда две сотенную купюру. Нет не рублевую. Переводит на меня непроницаемый взгляд.

– Я извинился, Маш. Я не думал, что ты такая неженка.

– Я не неженка. Вот родите с Моник детей, тоже станешь серьезнее относиться к собственной жизни.

Марк молчит, но я вижу, как темнеет его взгляд, когда я упоминаю Моник.

– Мы не спешим с детьми, – сдержанно отвечает он.

Я встаю, и Марк поднимается следом.

– Не терпится с ней познакомиться. Мама тоже ждет встречи. Она так хотела приехать, но Вася болел весь год. То воспаление легких, то бронхит. Зима тяжелая была.

– Я знаю, – немногословно отвечает Марк на мое беспечное щебетание. Мы идем к машине на расстоянии вытянутой руки друг от друга, но я все равно чувствую, что он близко. Слишком близко.

– Не тяните с детьми, Марк. Это такое чудо. Ты не представляешь, сколько счастья в одном маленьком человечке. Мы с Димой иногда можем просто весь день любоваться Евой, а когда она была маленькая…