– Расстегни, – прошу я, продолжая прижиматься к ее ладони, ласкающей мой член сквозь джинсы. Маша отрицательно качает головой. Мы смотрим друг на друга целую вечность. Разве она не видит, что я умираю. Мне нужно… Она мне нужна. Сейчас. Вся.

– Не делай этого, Марк. Ты убьешь меня. Пожалуйста, – неожиданно шепчет она, обхватывая ладонями мое лицо. Ее прикосновения такие нежные, любящие, но она просит не о том, о чем следует.

– К черту! – рычу я, грубо сминая ее губы. Ритмично имею ее рот своим языком, вынуждая забыть обо всех сомнениях, потеряться в желании получить меня, как можно глубже и дольше. Ладони шарят в поисках застежки по ее бедрам, и когда находят, отчаянно пытаюсь дернуть ее вниз, но не выходит. Молния заедает, давая Маше передышку, которая позволяет ей прийти в себя.

– Умоляю, хватит! – шепчет она. Задыхаясь, отталкивая мои руки от себя. В ее глазах неприкрытая боль.

– Я люблю тебя, Маш, – произношу я. И мир вокруг снова вибрирует, застывает, летит вверх тормашками, покрываясь льдами, сгорая огнем, я не думал, что так будет… Если бы я знал, то никогда не оставил бы ее.

Она смотрит на меня какое-то время туманным, все ещё немного потусторонним взглядом, в котором мелькают все оттенки пережитых эмоций. Я не знаю, зачем я сказал, и что ожидал услышать в ответ. Но точно не того, что случилось дальше.

Закрыв ладонями лицо, Маша разрыдалась, громко и в голос. Так горько, отчаянно, как не плакала даже в детстве, когда действительно был повод. Я растерянно смотрю, как она рыдает навзрыд, и ничего не могу поделать. Мое сердце бешено бьется, и я чувствую, как ее боль перетекает в мою. Мы, как эмпаты, чувствуем горе, охватывающее нас.

Я говорю ей, что люблю ее, а она плачет.

Касаясь ее волос, я вдыхаю их аромат, зарываюсь лицом в шелковые пряди.

– Прости меня. Прости. Прости меня, Маш, – шепчу я, прижимая к себе ее содрогающееся в горьких рыданиях тело. Я не знаю, за что конкретно прошу прощения. Так много всего. Наши разорванные жизни, параллельные миры, в которых мы пытаемся плыть против течения, но нас тянет друг к другу снова и снова. От этого не уйти, мы разрушим любые стены. Она должна верить, этого будет достаточно, чтобы справиться, выстоять.

– Ненавижу тебя, Марк. Зачем ты появился? – с неожиданной яростью спрашивает Маша, отталкивая меня от себя.

– Я только что озвучил причину, – отвечаю я, напряженно наблюдая, как она поправляет одежду. Отлично, она просто уходит? Вот так?

– Иди ты, знаешь, куда со своими причинами! – кричит она, тыкая пальцем мне в грудь, – Как ты посмел? Заманить меня сюда! Я просила тебя не трогать меня. Я не хотела всего этого…. Я мужа люблю, Марк. – бьет она мне в самое сердце. – Пойми ты, наконец. У нас дочка маленькая. Ты опоздал. У тебя тоже есть жена. А то, что я реагировала на твои… на то… – она сбивается и краснеет, отводя глаза. – Марк, это просто эмоции, ностальгия. Первая любовь и все-такое. Ненастоящее, наваждение.

– Неправда, – качаю головой, напряженно глядя в ее застывшее лицо. Маша смотрит мне в глаза твердо и уверенно. Это не та девушка, которую мне, казалось, я хорошо знаю. Мое сердце болезненно ноет. Я только что все испортил. Но что, что я сделал? Она получила мое признание, а я разбитое сердце. Все мои бывшие подружки сейчас аплодировали бы Маше стоя.

– Правда, Марк, – холодно и утвердительно говорит она. – Ничего больше не осталось. Я забыла. Больше не будет никаких встреч наедине. Это все, – отрезает она, скрываясь за дверьми ванной комнаты.

– Нет, черт. Нет, – кричу я, ударяя кулаком по стене. Снова и снова, пока не сбиваю костяшки в кровь. Мне хочется сломать все вокруг, снести эту долбаную дверь в ванной, вытащить оттуда Машу, распластать на кровати и сделать так, чтобы у нее не было выхода. Я могу это сделать. Могу. И никуда она не денется.

Но кем я буду, если сделаю подобное?

Отчаянно выдыхаю, прижимаясь лбом к холодной стене.

Этот выбор Маша должна сделать сама. И пусть сегодня он не в мою пользу. Завтра все может поменяться. Завтра будет новый день.

А сейчас… мне нужно покурить.

Глава 21

Дмитрий

– Свет, ты все сделала? Ничего не забыла, не перепутала? – строго, с нотками неудовольствия спрашиваю у своей помощницы, которая сидит в приемной и красит ногти. Девушка испуганно вскидывает голову, резко отодвигая пузырьки с лаком подальше от моего грозного вида. Ее пугливость меня раздражает. Неужели опять придется кого-то искать? Как мне надоели эти идиотки! Мысленно выдыхаю, пытаясь быть вежливым.

– Да… Да, Димитрий Евгеньевич, – тараторит Света, кивая головой так активно, что я начинаю не на шутку волноваться, что она у нее отвалится. Уголок губ невольно дергается в усмешке. – Встречи с завтрашнего дня все перенесены на понедельник, вторник, цветы вашей жене доставлены. Подарок курьер привез. Вот, – Кудрявцева протягивает мне бумажный нежно-розовый пакет с ярко-алыми розами. Я заглядываю внутрь. Упаковано красиво, придраться не к чему.

– Ты проверила, при тебе упаковывали? – требовательно спрашиваю я, глядя на часы. – Пора бежать. Так, что?

– Дмитрий Евгеньевич, подарок был уже упакован. Мне сказали, что в магазине вы смотрели уже и ожерелье, и серьги. Было как-то неудобно… Они же и чек положили.

Я изумленно уставился на свою помощницу, ослабляя галстук.

– Свет, ты серьезно? Положила чек внутрь? – недоверчиво заглядываю в пакет. Потом поднимаю тяжелый взгляд на пунцовую Свету. Обреченно качаю головой, вытаскивая чек и убирая его в бумажник. – Света! А розы белые послала? Не перепутала?

– Белые, – пискнула она.

– Ладно. До понедельника.

Беру пакет, свой кейс и покидаю офис. По дороге до парковки звоню в агентство по подбору персонала и делаю очередной заказ. Как они меня все достали. Испортить настроение своей дуростью в такой день.

Выезжаю с парковки, набираю номер жены. У меня наушник, поэтому никаких правил я не нарушаю.

– Привет, куколка. Я уже еду. Ты готова? – спрашиваю я. Поздравил я Машу еще утром. И не только на словах. Ей понравилось, хотя… Ей всегда и все нравится. Самая непривередливая, веселая и непредсказуемая женщина в мире.

– Да, – коротко отвечает она. Мне не нравится интонация этого короткого слова.

– Ты в порядке, малыш? Как там наша девочка?

– Спасибо за цветы, очень красивые. Ева отлично. Лариса Петровна только что привела ее с прогулки, она кушает и ждет свои полчаса мультфильмов.

– Маш, ты же знаешь, что я против телевизора для Евы. Это опасно для зрения и нервной системы.

– Давай сегодня не будем вступать в дебаты о том, как я должна воспитывать нашу дочь, – неожиданно резко отвечает Маша. Я хмурюсь, глядя в зеркало дальнего вида. Какой-то урод собирается подрезать меня, но я резко даю вправо, не пропуская его. Выкуси. Ухмыляюсь, когда урод жмет на тормоза яростно начинает сигналить. Иди на х…, козел, я знаю правила.

– Ты не в настроении? – интересуюсь у жены, делая определенные выводы.

–Ты начал отчитывать меня, как ребенка.

– Извини, Маш, я не хотел. Пусть будут сегодня мультики, как исключение. Довольна?

– Да. Я жду тебя. Приезжай, – бесцветно бросает мне Маша и отключается.

Я не придаю ее дурному настроению особого значения. Помню, как Полина каждый раз впадала в депрессию перед своим очередным днем рождения. Мне под сорок, и я не жалуюсь. Но нам проще, конечно. Однако и мне приходится два раза в неделю посещать спортзал, но не в Машином центре. Если честно, не могу смотреть на этих брутальных мужиков с каменными мышцами, которые ошиваются вокруг нее. Боюсь спятить. Лучше не видеть. В этом году она получила диплом, и теперь у нее времени на работу стало больше, что лично меня не устраивает, хотя я понимаю, что сделать из нее домохозяйку не получится. Я сам ей говорил, что она должна развиваться. Глупо теперь жаловаться.

Подъезжаю к дому, напевая под нос какую-то прилипшую с утра мелодию, поднимаюсь в квартиру, где меня сразу сбивает с ног маленькая принцесса. Ставлю на обувной шкаф кейс и пакет с подарком, и подхватываю дочку на руки.

– Папочка пришел! Папочка пришел, – повторяет Ева, обвивая меня маленькими ручками. Это такое счастье. Когда тебя любят просто так, за то, что ты есть. Она невероятная. До сих пор не могу поверить, что участвовал в создании ангела. Ева – моя маленькая копия. Мой цветочек. Я щекочу ее живот. Она хохочет и трясёт головой с темными кудряшками. Моя мать говорила, что в детстве у меня тоже вились волосы. Невероятно.

– А кто у нас самый красивый? – спрашиваю я, дергая Еву за кудряшку, целуя в щеку.

– Мама у нас самая-самая красивая, – сообщает мне шепотом Ева.

– Пошли проверим? – подмигиваю дочери, опуская ее на пол. Она вкладывает крошечные пальчики в мою ладонь, и мы заходим в гостиную, где собирает игрушки Лариса Петровна. По телевизору показывают мультфильмы, и Ева мгновенно переключается на ярких и весёлых человечков, которые поют и пляшут.

– Добрый вечер, – здороваюсь с няней. Я немного разочарован, что Маша не вышла меня встретить.

– Добрый, – приветливо улыбается Лариса Петровна. – Мария сказала, что сегодня мне лучше остаться на ночь.

– Да. Я не знаю, во сколько мы вернемся из ресторана. Поэтому было бы удобнее и вам и нам, если вы переночуете здесь, в гостиной.

– Хорошо. Я уже совсем скоро буду укладывать Евочку спать. Не волнуйтесь, мы справимся.

– Не сомневаюсь, – мягко киваю я и направляюсь к дверям спальни, захожу внутрь.

– Ух ты. Ева не обманула, – восхищенно улыбаюсь я. Маша сидит на стуле возле туалетного столика, накладывая румяна на точёные скулы. Ее потрясающие волосы упругими вьющимися локонами лежат на плечах. Она похожа на героиню вестерна. Красные губы, ярко-алое кружевное платье со свободными рукавами, глубоким вырезом на спине, и глухо закрытое спереди. Васильковые глаза загадочно мерцают, оттененные искусно наложенным макияжем, бледная кожа кажется фарфоровой, хрустальной. Прекрасна…. К совершенству невозможно привыкнуть. Я каждый раз буду замирать, глядя на нее, теряя дар речи.