Внутри меня разрастается сильнейшая боль, когда я вижу какая мука искажает лицо моего мужа, и понимаю, что основная борьба происходит сейчас.

– Я тебя люблю. Тебя. И если мы оба любим друг друга, что еще нужно, Дим? Что? – я касаюсь кончиками пальцев его щеки, провожу по губам, которые он плотно сжимает.

– Мне нужно подумать. Я не знаю. Ничего не понимаю, когда ты сидишь тут вся в слезах. Прости.

И он вот так просто бросает меня с разбитым сердцем, зареванную и ослепшую, убегая из кафе, словно сам вид мой ему осточертел до чертиков. Мне кажется, что все посетители в зале поняли, что только что произошло, и теперь смотрели на меня с сочувствием.

Я вытерла слезы, расплатилась по счету и вышла на улицу. Середина декабря. Недавно выпал снег и уже неделю держался крепкий мороз. У нас в пригороде Твери зима выглядела красиво, хрустально и сказочно, деревья, осыпанные серебром, поля, окутанные белым покрывалом, чернеющие палки нескошенной осоки, да вороны, сбивающиеся в стаи над дворами, где держат скот. А Москва утопала в грязных лужах, которые быстро убирали, но после очередного снегопада всегда появлялись новые. Я не люблю этот город. Он причинил мне слишком много боли. Я дважды потеряла здесь любимых мужчин. Возможно, сама виновата, но это не уменьшает моего горя.

Я стояла на тротуаре, рассеяно глядя перед собой, мешая прохожим, которые ворчали и толкали меня. Какой-то мужчина подхватил меня под руку, когда, шагнув в сторону, я поскользнулась и чуть не упала.

– Вам помочь? – мягко спросил меня приятный баритон. Я удивленно подняла на незнакомца глаза, тронутая заботой. Мужчина оказался высоким и симпатичным, в дорогом пальто, отороченном норкой. Я невольно ухмыльнулась, заметив, как он заинтересовано меня рассматривает.

– Может, вас проводить? – его улыбка становится шире. Он ошибочно принимает мою усмешку за призыв к дальнейшему действию. Я уже вырываю локоть, собираясь вежливо поблагодарить мужчину и пойти к машине, когда вижу надвигающую мрачную фигуру мужа со зловещим выражением лица. Мой незадачливый поклонник как-то сразу все понимает без слов и поспешно ретируется в противоположную сторону.

– Я смотрю, ты времени зря не теряешь? Уже на улице подбираешь себе любовников? – свирепо шипит на меня Солнцев. Я изумленно хлопаю глазами, пока он, схватив меня за руку, тащит к такси.

– Моя машина…

– Ты пьяная. За руль собралась? – рычит на меня муж, толкая в салон такси. Садится рядом, больно сжимая мое запястье. Мне кажется, что даже воздух внутри автомобиля пропитан его гневом. Я испуганно смотрю на его напряженный профиль, пока он диктует водителю адрес, и пытаюсь понять, как мы докатились до подобной черты? Что дальше? Он начнет меня бить? Или что?

– У тебя же были какие-то дела… – лепечу я, не понимая в чем опять заключается моя вина. Он поднимает на меня такой пронизывающий стальной взгляд, что я затыкаюсь и отворачиваюсь к окну.

Мы едем к дому в гробовом молчании, не считая болтающего ненавязчиво радио и раздраженных комментариев таксиста, недовольного навыками вождения других водителей. Дима делает несколько звонков в офис, отменяя встречи, а я просто пытаюсь удержаться от очередной истерики. Я боюсь своего мужа, боюсь того, что происходит между нами, а больше всего я боюсь завтрашнего дня, который может преподнести мне град новых ударов, а я еще от этих не отошла.

Мы заходим в дом, все так же не разговаривая. Он не смотрит на меня, и практически тащит меня за собой, больно дергая за руку, словно я сопротивляюсь или сама не способна идти самостоятельно. В гостиной я все-таки умудряюсь вырваться.

– С ума сошел, Солнцев? Мне же больно, – жалуюсь я, потирая запястье. – Что на тебя нашло?

Он стоит спиной ко мне у стойки бара и наливает себе воду в стакан.

– Когда ты говорила про свободный брак, это было серьезно? Ты собираешься завести себе кого-то? – не оборачиваясь, каким-то опасно-спокойным тоном спросил Дима. Я хмурюсь, чувствуя внутри глухое раздражение.

– Это все, что ты услышал, Солнцев? – снимаю шубу и бросаю ее на диван. – Я сказала про любовников тебе назло. Я так понимаю, теперь этот вопрос неактуален, потому что мы все-таки разводимся.

– Разве я сказал, что подал на развод, Маш? – еще один, по сути, бессмысленный вопрос. Как же я устала. Господи….

– Я сама могу это сделать. Хватит уже говорить со мной, как с идиоткой, Дим, – я сажусь на диван и берусь за молнию на высоких сапогах.

– Оставь. Не снимай, – он поворачивается, и смотрит на мои ноги. Потом медленно вверх и мне в глаза. Еще ничего не сказал, но я уже отрицательно качаю головой. Кривая насмешливая улыбка касается чувственных губ, он бросает на пол свое пальто. Потом пиджак, расстегивает рубашку.

Что? Мне не мерещится? Ты серьезно? После всего, что устроил мне сегодня? И я должна прыгать от радости? Пошел ты, Солнцев.

– Тебе жарко? – спрашиваю я, приподнимая одну бровь.

– Помнится, ты из штанов выпрыгивала, пытаясь привлечь мое внимание. Тебе удалось.

– Я передумала.

– Отчего же?

– Сэконд хэнд не люблю.

– Иди сюда, – он протягивает руку, расстёгивая ремень на брюках. Боже. Меня охватывает жар, но не от возбуждения. Какое там. Мне никогда в жизни не было так стыдно и неловко. Словно мы и незнакомы вовсе. Словно я впервые его вижу, мужчину, который раздевается в гостиной, пока я с ужасом смотрю на его поджарое тело.

– Это же просто нелепо! Ты меня не хочешь, – отчаянно бросаю я, вжимаясь спиной в диван.

Но Солнцев с триумфом опровергает мои слова, раздеваясь полностью. Совершенно голый возбужденный мужчина, и я в сапогах и в брючном костюме. Нет, это какой-то бред сумасшедшего. Это не я, не мой муж, не наша жизнь.

– Хватит, Дима! – кричу я.

– Я только начал. Иди сюда, или я сам подойду, – невозмутимое предупреждение или констатация факта.

– Это пошло, унизительно. Мы разводимся. Ты сам сказал. Прощального секса захотелось? Иди к своей рыжей шлюхе.

– Ты такая дура, Маш, – он качает головой и идет ко мне. Я верещу, спрыгивая с дивана с невероятной грацией, обегаю его, и несусь к лестнице, хотя стоило к входной двери, чтобы наверняка. Не побежит же он на мороз с голым задом. Я улепетываю от собственного мужа, который впервые за полгода решил меня осчастливить, и, наверное, ему в этот момент мое поведение кажется нелогичным. Я даже не знаю, преследует ли Солнцев меня, но вся эта странная суматоха и беготня вызывают какое-то нездоровое возбуждение, больше эмоциональное, нежели сексуального характера. Хотя, когда все эмоции на взводе перепутать не так сложно.

Он настигает меня во втором пролете, и я падаю прямо на лестницу животом, когда сильные властные руки резко хватают меня. Я утягиваю его за собой, и теперь его горячее тело наваливается на меня сверху. Мне хочется вопить, но я закусываю губы, и в этот момент мой ненормальный муж начинает ржать, как последний идиот гомерическим хохотом и до слез. Но при этом слезать с меня не собирается. И чем больше я дергаюсь, тем сильнее и крепче он прижимает меня к себе. Смех обрывается резко, превращаясь в хриплое тяжелое дыхание. Его тело напрягается, соприкасаясь с моим. Я чувствую его губы на своем виске, и понимаю, что нет никакого шанса остановить его. Все происходит быстро, как кадры черно-белого кино. Он стаскивает с меня брюки вместе с трусиками вниз до колен, дергает пиджак, отрывая пуговицы, задирает вверх бюстгальтер, грубо сжимая грудь. Все это занимает не больше нескольких секунд, а потом его бесстыжие пальцы касаются моей плоти, действуя привычными отточенными движениями. Идеально правильными, потому что он знает, что делать, а мое тело помнит его, даже если я не хочу, даже если я не узнаю его.

– Стоило убегать, чтобы так быстро сдастся? – шепчет мне самодовольная скотина в ухо, проникая в меня резким стремительным движением, заполняя полностью, и причиняя легкий дискомфорт из-за долгого воздержания. Я пытаюсь ему показать, что мне неудобно и больно, но Солнцев фиксирует мои руки, вытягивая над головой, продолжая свои намеренно грубые движения. Я закусываю губы, пытаясь удержать это ощущение унижения и боли, чтобы не позволить ему одержать верх, но я сдаюсь, все равно сдаюсь, ощущая влажное резкое скольжение внутри. До самого центра, и его глухие свирепые стоны, и звуки наших тел, которые ярко свидетельствуют о том, что оба любовника получают удовольствие от неистового соития. Когда вспышка оргазма ослепляет меня, заставляя все мое тело содрогаться, я чувствую во рту его пальцы и инстинктивно облизываю их, но только потом до меня доходит, как все это выглядит со стороны.

– Понравилось, куколка? – спрашивает Солнцев, и я понимаю, что он еще со мной не закончил. Его пальцы впиваются в мои ягодицы, приподнимая выше, насаживая сильнее, глубже. Мне больно, я пытаюсь сражаться с ним, но это его личная вендетта. Я не знаю, с кем он сейчас воюет. Не со мной. Ведь меня он уже победил. Со своими призраками, с несуществующим образом в его воображении. Я слышу его хриплый стон, и, дергая меня за волосы, он запрокидывает мою голову, целуя в губы. Глубоко и жадно. Его трясет, как в лихорадке, и я не знаю, что это … гнев, удовольствие, злость, желание?

А потом он отпускает меня, перекатываясь в сторону.

– Что с тобой происходит, Солнцев? – участливо спрашиваю я, глядя в его потемневшее, словно лишенное всех эмоций лицо. Провожу пальцами по напряженной линии скул, но он еще сильнее закрывается, отвергая мою ласку.

– Ты жаловалась, что тебя полгода не трахали. Теперь довольна? – спрашивает он, поднимая свой стеклянный взгляд.

И словно какой-то спусковой рычаг внутри меня соскакивает. Закричав не своим голосом, издав настоящий боевой клич амазонок, я бросаюсь на мужа, растопырив пальцы и заострив когти. Я помню про его пунктик относительно физического воздействия, но после того, что он только что сделал и сказал, мне уже все равно. Прежние правила не работают. Я рычу, бросаясь на него снова и снова. Царапая лицо, плечи, руки, которыми он пытается перехватить мои запястья. Я даже умудряюсь ударить ему лбом в переносицу, разбив нос. И когда он все-таки фиксирует мои руки, в ход идут зубы. Ему приходит оседлать меня, сковав по рукам и ногам.