Только это её «добро пожаловать, любимый» неприятно скрежещет в душе, как железом по стеклу. Да слепая ярость сменяется горечью.

- Отвези меня домой, - вытирает слёзы Вика.

- Нет, - меня больше не трогают её слезы. Меня ими не разжалобить, только больше разозлить. Как она могла! За моей спиной. Тра... с этим Стасиком. Не могу даже произнести то, что так услужливо рисует воображение. Разъедает грудь, словно глотнул серной кислоты.

- Пожалуйста, Алекс, отвези меня домой.

- Нет, - пересаживаю её на сиденье и встаю, насколько позволяет низкий потолок машины. - Приведи себя в порядок, а я пока поговорю с твоим любовничком по душам, если он ещё не сбежал.

Стараюсь на неё не смотреть, поправляя брюки. Жду, что Вика бросится на защиту своего хлюпика. Но она молчит.

Что, за себя страшнее? И никакого сострадания? Никакой безумной отваги?

- Что там у нас по программе? Ресторан? Вот в него и поедем. Ничего не изменилось.

Так и выхожу под её гробовое молчание.

Водитель курит на улице. Кивает на мою просьбу присмотреть. С неё станется - сбежит и глазом не моргнёт. Ефремыч беседует в сторонке с девушкой-фотографом.

- А где Маринка? - обращаю к нему свой вопрос.

- В машине, - показывает он рукой, но я и сам уже вижу яркие наклейки риэлтерской компании.

Рывком открываю водительскую дверь.

- Выйди-ка, герой-любовник. Потолкуем.

Зарёванная Маринка, оказывающая его подправленному профилю первую помощь, поднимает на меня испуганные глаза. Вот кому судьба этого самоубийцы небезразлична. И пусть мы это уже проходили, вижу, не успокоилась она. Любит его до сих пор. И что только находят девочки в таких жалких интеллигентишках кроме смазливой рожи? Она убирает руку с окровавленным бинтом от его губы, позволяя Стасику встать.

- Посиди здесь, - позволив Стасу выйти, предупреждаю я настроенную выйти Маринку и захлопываю дверь.

- Отойдём? - предлагает Стасик.

- Правильно, нечего девушке любоваться душераздирающим зрелищем жестокой расправы, - усмехаюсь я.

Но бить его, конечно, не собираюсь. Хотя от его ответной усмешки, словно он и правда не боится, сразу так чешутся кулаки.

- Ну, рассказывай, Станислав, что это было?

- Я люблю её, - впивается он в меня острым взглядом, как глупый комар в слоновью кожу.

О, мой бог! За что боролись на то и напоролись, называется. А я-то его просто корыстным считал, эгоистичным и честолюбивым, да к тому же педиком. А он <em>вон оно чё, Михалыч</em>.

- Кого? - на всякий случай уточняю я. А то заплаканная Маринка в его машине определённо не даёт мне покоя.

- Викторию.

- Вику?! И когда только успел, - засовываю руки в карманы. Но скепсис на моём лице его не останавливает.

- А ты? - усмехается он. - И я её тебе не отдам.

- Не отдашь? - что-то его внезапное слабоумие начинает меня бесить. - Ничего не попутал? Она уже моя. Моя жена. И ты уже проиграл, мальчик.

- Нет, - упирается он, как упрямый осёл. На что только рассчитывает? А ведь он казался мне умнее, проницательнее, но тут просто какая-то клиника.

- И я слов на ветер не бросаю, Станислав. Я тебя предупредил. Ты сделал свой выбор.

- Да плевать мне на эту карьеру, - разбитая губа опять начинает кровить, но он небрежно вытирает кровь рукой. - Плевать! Как вы мне все омерзительны. Как надоели, под каждого прогибаться. Самодовольные, пресыщенные, кичащиеся своим богатством царьки. Думаешь, раз у тебя много денег, так ты поймал бога за яйца? Считаешь, имеешь право мне указывать, с кем я могу общаться, а с кем нет? Кто ты вообще такой, чтобы я тебя слушался?

- А кто ты такой, чтобы я позволил тебе прикасаться к моей жене?

- К фиктивной жене, Берг, - вздёргивает он подбородок и нагло лыбится. - И я уже прикоснулся.

Я дёргаюсь в неконтролируемом порыве ещё раз отрихтовать ему табло, но лишь сжимаю кулаки. Ладно, он в курсе, что этот брак не настоящий. Возможно, Вика и поделилась с ним даже условиями этой сделки. Но, сука, в то, что она ему дала, я не верю. И даже если это неправда, желание его убить только усилилось. И убить не сразу - отрезать от него каждый день по кусочку, чтобы мучился, как я сейчас, представляя его с Викой.

— Ты врёшь, — усмехаюсь я равнодушно.

— А ты попробуй докажи обратное, — лыбится он ещё шире и сплёвывает потёкшую просто ручьём кровь. — Надеешься, она тебе признается? Так я намекну. У неё как раз на днях были месячные. Думаешь, откуда я это знаю?

Сука! Нет! Я убью его сейчас. С хрустом разминаю пальцы, представляя, как они впечатаются в его аристократическую рожу.

— И её квартиру, — смотрит он на мои руки так равнодушно, словно готов умереть и давно смирился с этим. — Ты не получишь её, Берг. Я нашёл на неё покупателя. И даже получил залог. Так что, извини, слишком самоуверенный Алекс Берг, но ты проиграл. Решил, что я обоссусь со страха? Решил, что пригрозишь, и завиляю хвостом? Отсоси!

— Идиот! — качаю я головой, не веря своим ушам. — Ну просто полный кретин! А для чего, по-твоему,

я её покупаю? Ты думаешь, мне нужна эта халупа? Мне?

— А мне плевать.

Что-то неправильное звучит в его словах. Какая-то ложь. Режет слух, как фальшивая нота. Но не успеваю понять, что именно не так. Да и не хочу разбираться.

— Александр Юрьевич!

Если бы не тоненький голосок Марины, отхватил бы сейчас Стасик таких пилюлей, что ещё месяц ссал бы кровью. Но если он думает, что меня уделал — сильно ошибается. Я проиграл раунд, но ещё не бой.

— Александр Юрьевич, простите, — переминается она, боясь подойти. — Звонили из третьего «Айсберга». Там трубу прорвало с горячей водой прямо в зале.

— Твою мать! — разом забываю обо всём личном. Экстренно включается режим «руководитель». — Так пусть эвакуируют людей, вызывают аварийные службы, неужели и это должен решать я?

— Они вызвали. И «скорую». Есть пострадавшие.

— Да что ж такое! — тяжело выдыхаю. Просто напасть какая-то. То одно, то другое. — Вызывай срочно машину. Я еду. И охране позвони, пусть ни под каким предлогом не пускают внутрь прессу. — Прости, Станислав, — ласково хлопаю хмурого парня по плечу на прощанье, — к сожалению, у меня дела. Твоя информация, конечно, занимательна, но ничуть меня не впечатлила. А ещё раз увижу возле моей жены, оторву тебе яйца. И если ты думаешь, что это очередная пустая угроза, то сильно ошибаешься. Хотя, если и на собственные яйца тебе плевать, твоё дело. Пока, Стасик!

Что-то не заладилось с этой свадьбой. На собственном банкете меня точно не будет.

Вика с Ефремычем беседуют возле машины. И она выглядит, словно ничего и не было. Ни следа слёз на лице. Почистила пёрышки и опять как новенькая. Как это издевательски звучит после откровений Стасика. Новенькая, чистенькая. Нет сил её видеть, нет сил на неё не смотреть. Коротко поясняю ситуацию. Даю распоряжения.

— Девушку доставьте, куда скажет, — это водителю. — Марина, ресторан отменяй, и ты на сегодня свободна. Ефремыч?

— Я с тобой, Сань. И вызову-ка я своих архаровцев. Пусть опытным глазом посмотрят. Что-то не нравится мне эта авария.

— Ну, давай тогда в машину, — открываю дверь. — Мишка подхватит нас по дороге. Марин?

Но она отказывается ехать с нами. Косится на курящего Стаса. Что же ты делаешь, дурочка? Только что я ей могу ей возразить? Пусть едет с ним, раз хочется горя хапнуть. Сколько уже я могу её спасать?

— Мне показалось, или Маринка как-то неровно дышит к этому Шуваловскому ублюдку? — мой бывший тесть остёр не только умом, но и на язык.

— А чему тут удивляться? — хмыкаю я, разглядывая уже неактуальные пропущенные звонки. Потерпят. Приеду, разберусь на месте. Набираю Михаила, даю указания ему.

— Маринка работала личной помощницей у его матери. А он, понятное дело, тоже там ошивался. Не знаю, что там было — не было. Свечку не держал, — поясняю после звонка.

— Ты говорил, мамаша её совсем затиранила?

— Я Маринку потому и забрал. Наткнулся в подъезде. Рыдает. На щеке след от пощёчины. И до этого видел несколько раз, как эта престарелая стерва ей понукает. Тупая как пробка, но на генеральские денежки даже какой-то бизнес смогла организовать.

— Подстраховалась, — хмыкает Ефремыч. — Век любовницы не долог. А эта, видишь, дура не дура, а умудрилась ему и щенка родить, и денег отхватить.

— Он и до сих пор приезжает часто, — вспоминаю холёного отца Стасика — генерала в отставке. Они похожи. Та же стать, та же выправка, те же идеальные черты лица. И вспоминаю неожиданно Крошку, законную дочь того генерала Шувалова. Она мне своего сводного братца и порекомендовала в риелторы. Заехать её, что ли, по старой памяти навестить? Всем врагам назло. Она девица не гордая, уверен, примет. А то так тошно на душе, хоть вой. Брак не брак, а я в моногамности не подписывался.

На Вику даже не смотрю. Впрочем, и она на меня тоже. И кажется, что и в разговор не вникает, хоть ушки, уверен, на макушке.

Не знаю пока, что делать с этими душащими меня сомнениями, уж очень Стасик был убедителен. Но она — обижена. Я — зол. Я не прав. И она не права. И как теперь жить со всем этим — не знаю.

Не так представлял я себе этот день. Не так должна была начаться наша супружеская жизнь. Но когда с этой Бедой что было так? Так, не говоря ей ни слова, и выхожу из машины. И на душе становится совсем погано. С ней — плохо. А без неё — ещё хуже.


49. Виктория

Урод! Скотина! Сволочь! Тварь!

Мозг выдаёт самые злые и обидные оскорбления.

Гад! Мерзавец! Козёл!

Когда слёзы высохли, первым желанием было - бежать. Куда глаза глядят, только подальше от этой машины. Подальше от Берга. Но потом появилась злость. И жажда мести. И хрен знает, что ещё. Стойкое желание его убить или покалечить. Вырвать с корнем всё его мужское достоинство и пусть живёт, как хочет.