Она поежилась, но не от холода. Державший ее под руку Майлз нахмурился:

– Дорогая, разве я не предупреждал тебя, что в этом платье тебе будет холодно?

Его замечание пролетело мимо. Впрочем, Сесили пропускала мимо ушей все, что он говорил ей с того момента, как приехал за ней. Фотограф из светской хроники нацелил на нее объектив, и она сразу изобразила дежурную улыбку, какой должна была улыбаться невеста, стоящая возле своего жениха.

А под дежурной улыбкой скрывалась настоящая, хоть и немного злорадная: она добилась своего – Майлзу ее новое платье не понравилось, совсем не понравилось.

Но ведь она надела его вовсе не для него.

Она надело платье для Шейна.

Волнуясь и думая только о том, что он ей скажет, Сесили шла под руку с Майлзом, то делано смеясь, то улыбаясь, то целуясь и перебрасываясь парой слов со знакомыми, то расточая комплименты. Лицедейство стало ее второй натурой, она смогла бы сыграть свою роль даже во сне.

«Вы сегодня просто очаровательны».

«Как ваши дети? Здоровы?»

«Я слышала о ваших успехах», – тут следовало имя того или той, к кому она обращалась.

И так далее в том же духе.

Но сегодня Сесили внутренне переродилась и теперь никак не могла вспомнить, почему так важны все эти условности. Почему им придается столько значения?

Чем больше она задумывалась, тем больше удивлялась: то, что раньше казалось столь значительным и привлекательным, теперь почему-то утратило для нее и смысл, и волшебное очарование. Нахождение в центре внимания – неотъемлемая часть жизни публичного политика, – больше не представляло для нее никакого интереса.

Ей больше не было никакого дела ни до политики, ни до надвигающихся выборов, ни до окружавшей ее толпы. Она шла навстречу ему, тому самому единственному мужчине, о котором мечтает каждая женщина. Как никогда, ей стало ясно: в ее жизни нет человека более значительного, более близкого и дорогого, чем он, Шейн.

Прошла целая вечность – так ей показалось, – прежде чем она пробралась сквозь толпу к нему. Рядом с ним стояла его спутница, сногсшибательная блондинка в черном платье. Светловолосые, высокие, красивые – под стать друг другу, – они представляли собой очаровательную пару. В душе Сесили зашевелилась ревность, но как только Шейн взглянул на нее глазами, в которых светились нежность и страсть, ее ревность тут же исчезла. Он произнес только ее имя:

– Сесили.

– Шейн. – Она не узнала своего голоса.

Их взгляды встретились, но они вопреки правилам вежливости не отвели их тут же в разные стороны, а продолжали, не отрываясь, смотреть друг на друга.

Наступила неловкая пауза. Майлз легко сжал ее локоть, прерывая гипнотический транс. Сесили широко улыбнулась, но не искренне, и повернулась к спутнице Шейна.

– Вы, наверное, Харпер Холт. Шейн говорил мне о вас. Я Сесили Райли.

Глаза Харпер блеснули, а по ее губам скользнула насмешливая улыбка.

– Очень приятно. Откуда вы так хорошо знакомы с Шейном?

Сесили тут же нашлась, без промедления ответив на иронию, прозвучавшую в ее словах:

– Разве вы не знаете? Мой брат женится на его сестре. Скоро мы станем родственниками.

Сохраняя невозмутимый вид, Шейн сухо произнес:

– Надеюсь. Как интересно, не правда ли?

Майлз неловко задвигал плечами, его пальцы еще крепче сжали локоть Сесили, явно подавая знак.

Представляя его, Сесили смущенно кашлянула:

– Это, кх-кх, Майлз Флетчер.

– Жених Сесили, – твердо и решительно добавил Майлз, протягивая руку для рукопожатия.

Это прозвучало совсем не к месту, Сесили даже стало неловко, Шейн тоже невольно напрягся.

Харпер расплылась в улыбке:

– Неужели?

– Да. – Майлз положил руку на обнаженную спину Сесили, – причем она едва удержалась от того, чтобы не отпрянуть от его руки, – и повернулся к Шейну. – Не вы ли сочли своим долгом позаботиться о моей невесте в Ривайвле?

Горячая волна подступила к горлу Сесили.

Шейн залпом выпил то, что оставалось в его бокале, и, глупо улыбнувшись, по-дурацки ответил:

– Да, я позаботился о ней.

Это прозвучало глупо и двусмысленно. Крайне двусмысленно. Но Сесили вдруг стало смешно, причем настолько, что она едва не рассмеялась. Опустив глаза, она прибегла к испытанному средству, мысленно начав читать знаменитую своей краткостью речь Линкольна в Геттисберге, которую знал наизусть почти каждый школьник.

– А свадьба Мадди когда? – кашлянув, спросила Харпер.

– На следующей неделе.

– Как я за нее рада! – вежливо произнесла Харпер.

Сесили подняла глаза, ей была интересна реакция Шейна на происходящее. Он смотрел прямо ей в лицо.

Его глаза горели от откровенной страсти. Сесили жадно захотелось, чтобы вокруг них не было никого. Если бы остаться с ним наедине… Неловкая гнетущая тишина повисла в воздухе, но Сесили, ничего не замечая, не сводила с него своих глаз.

Первой очнулась Харпер. Постучав оставшимися кубиками льда о стенки бокала, она, криво улыбнувшись, мельком посмотрела на Шейна и Сесили и обернулась к Майлзу.

– Мне хочется еще выпить. Не проводите ли вы меня к бару? – Она вежливо улыбнулась.

В порыве благодарности Сесили едва не бросилась ей на шею.

Майлз, как опытный политик, не стал открыто отказываться, чтобы не показаться грубым и бестактным. Исподлобья взглянув на Сесили, он спросил:

– Тебе что-нибудь принести, дорогая?

– Мне хочется шампанского. Это было бы чудесно. Спасибо.

Майлз, мрачно прищурившись, взглянул на Шейна?

– А вы что будете, Донован?

Шейн кивнул в сторону Харпер:

– Ей известно, какой напиток я предпочитаю.

– Прекрасно, – выдавил из себя Майлз и легко взял Сесили под руку. – Ты не хочешь составить нам компанию?

Никакая сила не заставила бы ее сейчас сдвинуться с места.

– Нет, я лучше подожду тебя здесь.

Харпер быстро взяла Майлза под руку и увлекла за собой. Уходя, Майлз оглянулся на Сесили и неодобрительно покачал головой.

В ответ она улыбнулась ему с приторной любезностью, а внутри у нее все пело от радости. Наконец они с Шейном остались наедине.

– Ты был прав, она мне нравится.

Шейн прищурился, оглядывая всю ее фигуру, и, сделав шаг, приблизился к ней почти вплотную.

– А где же большая часть твоего туалета?

Она провела рукой по полуобнаженному животу.

– Неужели тебе не нравится?

– Покрутись-ка. – Его просьба прозвучала почти как команда «кругом».

Сесили сделала медленный оборот вокруг своей оси.

– О, сзади у тебя тоже ничего нет!

Спереди было почти точно так же.

– Я купила его из желания поозорничать.

Шейн еще чуть-чуть подвинулся к ней – уже совсем вплотную, взгляд его зеленых глаз обжигал.

Они стояли слишком близко друг от друга, подобная близость невольно могла навести любого, кто повнимательнее посмотрел бы на них, на мысль об интимной близости между ними. Сесили следовало бы из осторожности отступить на шаг назад. Но она не могла и не хотела.

Они смотрели друг на друга, не отводя глаз. Его взгляд скользнул вниз, на ее губы, затем еще ниже, на ее полуобнаженную грудь, он словно ласкал ее, столько в нем было нежной страсти.

– Тебе везет, а то я мог бы не выдержать и овладеть тобой прямо здесь, на глазах у всех, и тем самым ясно показать всем, что я знаю, как правильно заботиться о тебе.

В его голосе было столько силы и убежденности, что дрожь пробежала по всему телу Сесили – от макушки до кончиков мизинцев ног.

– Не хочешь ли ты сказать, что такое тебе понравится?

– Все зависит от обстоятельств.

– От каких? – Ее дыхание участилось от ожидания. Хотя здравый смысл внятно подсказывал, что самое время остановиться, эмоции брали верх. Сесили нравилось дразнить его первобытные инстинкты. – Ты его надела ради меня?

– Да, – отвечая, она намеренно понизила голос до интимного шепота.

– Жди меня в зале, где выставлены птицы, я приду туда через десять минут.

Его пальцы слегка задрожали, когда он называл самый дальний, самый заброшенный и редко посещаемый уголок музея.

– Там никого не должно быть.

Она понимающе кивнула. Все ее чувства взметнулись, взвихрились, ей сразу стало жарко от одной мысли: вот сейчас она окажется с ним наедине. В укромном месте. Освободившаяся от всего того, что раньше ее сдерживало.

– Ну, Сесили, держись! Я полон решимости. – Он склонился над ней и в такой же интимной тональности, как и она, прошептал: – Запомни, уходя оттуда, ты будешь выглядеть иначе, не такой, как сейчас.


К тому моменту, когда Сесили вошла в выставочный зал с птицами, Шейн уже метался по нему, как лев в клетке. Он подхватил ее, увлек за собой в первый же укромный уголок и жадно впился губами в ее рот.

Его чудесные крепкие руки казались вездесущими. Сесили застонала, но ее стон заглушили его губы, жадные, горячие, добивавшиеся своей цели и не имевшие никакого представления о порядочности.

Каким бы чувственным ни был поцелуй, то, что должно было последовать за ним, обещало еще больше порочности.

Шейн сгорал от желания овладеть ею, казалось, еще немного и он повалит ее на пол и возьмет, как первобытный дикарь – насильно, грубо, жестко.

Одной рукой он обхватил ее за грудь и сжал ее вместе с соском так, что Сесили дернулась и от боли, и от пронзительного приступа сладострастия одновременно.

Слишком чувственно… Слишком сильно… Слишком быстро. Но Шейну и этого было мало. Он прижал ее к стене, просунул руку под ее платье поверх трусиков и начал сжимать промежность до тех пор, пока Сесили не начала трястись от возбуждения.

Он принялся целовать ее в шею, нашептывая в ухо:

– Ты моя, моя. Никто, кроме меня, не смеет трогать тебя.

Запрокинув назад голову и постанывая, она с каждым выдохом повторяла:

– Да, да, да.

Им овладела первобытная дикая страсть.