– Назови меня по имени.

– Шейн. – Она молила его.

– Ты хочешь, чтобы я тебя взял?

– Да. Я ни о чем другом больше не думаю, – хрипя от возбуждения, застонала она.

Он сунул пальцы ей под трусики, прямо в горячее, влажное лоно, заглушив вовремя ее полудикий стон поцелуем. Затем впился губами – грубо и сильно – в ее нежную кожу на шее, так жестко, что должен был остаться след. Сесили принадлежала ему – пусть все видят и знают.

Сесили ловко расстегнула молнию на его брюках и, просунув руку, схватила его плоть. Он зарычал, усиливая, а ведь он был физически намного сильнее ее, движения руки вокруг ее промежности. Она вдруг дернулась и задрожала – мышцы начали невольно сокращаться.

– Шейн, боже! – В ее хрипящем и свистящем голосе слышалась уже не человеческая, а звериная дикая страсть.

Они оба задыхались от переполнявшего их возбуждения. Шейн опять с такой жадностью приник к ее губам, что, казалось, они слились в одно порочное и страстное существо. С утробным рычанием он слегка отпустил ее, не забывая поглаживать клитор. Сесили замотала головой в разные стороны, показывая всем видом, что еще миг и ею овладеет оргазм.

– Я возьму тебя не сейчас, а потом, в другой раз. Никто и ничто не помешает мне сделать это. А до того дня ты будешь ходить, мучиться и мечтать только о том, чтобы я взял тебя по-настоящему. Рисовать в своем воспаленном воображении мой член внутри себя.

Но тут наступил оргазм. Она задрожала, затряслась, подпрыгивая и кончая на его руке. Волны блаженства одна за другой омывали тело Сесили, она, не соображая ничего, кричала от переполнявшего ее возбуждения, но Шейн опять быстро и плотно приник губами к ее открытому рту, заглушая и впитывая с наслаждением ее дикие стоны. Но вот наконец прошла последняя судорога, Сесили обмякла от слабости и прижалась к нему.

Подняв лицо, потрясенная только что пережитым оргазмом, раскрасневшаяся, Сесили смотрела на него с восхищением. Шейн еще раз сжал ее, первобытная страсть еще бурлила в его крови, потом чуть отклонил голову и нежно коснулся губами ее губ.

Сесили глубоко вздохнула, переводя дыхание, и, полуприкрыв глаза, опять отдалась его поцелуям. Она стояла, прижимаясь к нему, – это была мучительно прекрасная минута, минута сладко затихающей страсти. Он нагнул голову и прошептал:

– В тебе столько сексуальности, ты создана для секса. Не стоит зарывать в землю такой талант. Подумай как следует над моими словами, до конца вечера у тебя будет для этого достаточно времени.

Сесили шумно и протяжно вздохнула. Ее возбуждение еще не улеглось, она ласково обхватила его член:

– Знаешь, мне больше всего хочется сделать фелляцию.

Шейн чуть отпрянул, ошарашенный столь откровенным предложением. Встав на цыпочки, она прошептала:

– Вот о чем я буду думать до конца этого вечера. Ты мне так дорог, что я готова упасть перед тобой на колени.

Шейн закрыл глаза, представив в своем воображении стоящую перед ним на коленях Сесили. Образ вышел настолько осязаемым, что ему захотелось испытать это прямо сейчас, внутри него все так и застонало от сладостной муки.

– Прелесть моя, все, что захочешь, только скажи.

– Все, что я хочу, – нежно сжимая член, она погладила его, моментально пробудив в нем желание, – это ты.


Обед тянулся невыносимо долго. Сесили никак не могла дождаться, когда же он закончится.

То огромное, невыразимое наслаждение, которое она только что испытала, встряхнуло ее до основания; она еще не оправилась от пережитого, ее сознание не в состоянии было вместить счастье, переполнявшее ее. Счастье, которое дал ей Шейн.

Все уже давно закончилось, а возбуждение никак ни спадало. В жизни она не была так взволнована, как сейчас. Каждый нерв, каждая клеточка ее тела дрожали от напряжения, ей не терпелось испытать все еще раз. Казалось, все ее тело – от разгоряченной кожи до затвердевших сосков на груди, желало одного – его ласк. Внизу живота пылал огонь страсти, никак не желая утихать. Время от времени он вспыхивал с такой силой, что Сесили, для того чтобы не застонать, прикусывала изнутри губу и щеки. Его присутствие – он сидел от нее через несколько столиков – лишь усиливало невыносимость ее положения; небольшое расстояние, разделявшее их, было пронизано, пропитано сексом. Она буквально ощущала – с каждым вдохом – его запах, который она воспринимала как возбуждающий сладостный аромат. Запах Шейна и запах секса слились в ее сознании в одно целое.

Утомленная внутренней борьбой, Сесили, словно моля о помощи, взглянула на него. Лучше бы она этого не делала. Стиснув зубы, Сесили впилась ногтями одной руки в ладонь другой. Шейн был прекрасен. Расстегнутый черный смокинг подчеркивал ширину его плеч, его небрежная поза служила наглядным отражением силы и мужественности.

Мурашки забегали у нее по спине, он был великолепен.

Волны возбуждения, передавшиеся от нее к нему, заставили его тут же посмотреть в ее сторону.

«Моя ты, моя, только ты». Этот немой диалог, как биение сердца, пульсирующей, упругой нитью протянулся между ними.

Сесили чувствовала эту связь – как его желание подчинять, так и ее – подчиняться. Он подчинил ее своей власти или точнее страсти, но она не только не хотела освобождения, но и не представляла теперь свою жизнь без него.

Одна его рука лежала на столе. Он не спеша начал делать характерные ритмические движения большим и двумя соседними пальцами, смысл которых Сесили уловила моментально. Краска бросилась ей в лицо. Дыхание стало короче и прерывистее. Она смотрела на его руку как завороженная, вспомнив, как точно такими же движениями он довел ее до высшей степени наслаждения – до оргазма.

– Сесили. – Звук ее имени прервал сладостный рой воспоминаний.

– Извините, я не расслышала, – поспешно сказала она, поворачиваясь к соседям по столику.

Майлз нахмурился. Он явно был раздосадован:

– Миссис Уинстон спрашивает нас о том, наметили ли мы с тобой дату нашей свадьбы.

Лицо Сесили, как обычно, представляло собой улыбающуюся маску. Она машинально поправила обручальное кольцо, подаренное Майлзом. Кольцо было слишком тяжелым и большим, оно невольно напоминало ей о сделанной ошибке, которую теперь надо было каким-то образом исправить.

– Нет, точно еще не решили, но полагаем, что следующей весной.

Объяснение прозвучало так, как и должно было прозвучать. В обтекаемой любезной форме.

– Вы такая очаровательная пара, – пропела жена Чарлза Уинстона Третьего, прежде чем с неодобрением посмотреть на глубочайший вырез на платье Сесили.

– О, вы так любезны, – отозвалась Сесили голосом сладким, как мед.

Сидевшая напротив нее Баффи Томпсон, привычное лицо на подобного рода мероприятиях, хмыкнула:

– Какое необычное платье.

Подобно большинству присутствующих на вечере, она вышла замуж не по любви, отдав предпочтение деньгам и положению в обществе. Ее супруг, который был старше ее по меньшей мере лет на двадцать пять, сидел рядом с Баффи и запускал глаза за вырез на платье Сесили. Заметив это, Баффи нахмурилась. Затем с присущими ей ехидством и хитростью она окинула Сесили презрительным взглядом, но ее накачанное ботоксом лицо и щеки со вставленными имплантатами не в состоянии были выразить то презрение, которое Баффи хотела изобразить.

Сесили с трудом удержалась от желания отплатить Баффи той же самой монетой, ехидно бросив ей в лицо: «Знаете, даже несмотря на все ваши пластиковые косметологические ухищрения вы все равно выглядите скверно».

Нет, Шейн точно оказывал на нее очень дурное влияние.

Как же Томпсоны и Уинстоны будут ошеломлены, как раскроются их рты от изумления, словно у рыб, выброшенных на берег! Представив себе такую картину, Сесили улыбнулась: как жаль, что Шейн не сидит рядом с ней, он заметил бы, насколько смешны эти люди, и оценил бы ее насмешку.

– Я приобрела его в небольшом бутике в центре городе. Ходила днем по магазинам, увидев его, не удержалась и купила, так оно мне понравилось.

В этом платье она была почти неузнаваема. Для благотворительного вечера Сесили приготовила такой наряд, какой полагается надевать в подобных случаях. Темно-серые цвета, строгие линии, классический покрой. Никакой излишней откровенности. Никакой излишней сексуальности. Ничего, что бы бросалось в глаза. Все, как у всех, чтобы не выделяться на общем фоне.

Но как только Сесили увидела это платье, она не смогла устоять против соблазна. После примерки, когда Сесили увидела себя в новом облике, пронизанном соблазнительной сексуальностью, – сомнения, если таковые и были, отпали окончательно. Она с замирающим сердцем представляла себе лицо Шейна, когда он увидит ее.

Сесили украдкой взглянула на него, и тут же ее глаза встретились с устремленными на нее его глазами, она с плохо скрытым удовольствием отвела их в сторону.

Да, с выбором платья она не ошиблась, оно оправдало самые смелые ее предположения.

А то, что многие из гостей взирали на нее или с негодованием, или с презрением, ее нисколько не тревожило.

Баффи поерзала на своем месте, однако ее плоская грудь никак не отреагировала на телодвижения хозяйки.

– Я никогда там не была.

– О, непременно зайдите, – посоветовала Сесили, делая вид, что не замечает горячий пристальный взгляд Шейна. – Его владелица просто очаровательна. Вы не поверите, но она сама придумала этот наряд.

Баффи наморщила нос:

– Я заказываю себе платья только у самых известных модельеров.

Сесили улыбнулась как можно приятнее и любезнее:

– О да, на вас их творения смотрятся восхитительно.

Разговаривать с такими людьми, как Баффи, пытающимися унизить ее изысканно-утонченным способом, было невероятно утомительно и скучно.

Сесили нахмурилась. А чем она лучше Баффи? Хотя она сама никого и никогда не обливала явным презрением, если только ее не провоцировали на это, тем не менее она ведь тоже, чего греха таить, нарушала одну из заповедей, запрещавшую осуждение. Скольких женщин она молчаливо осуждала за не слишком выдержанный стиль в одежде? За то, что они выделялись из толпы своими нарядами? Сколько раз она закатывала глаза в притворном ужасе при виде кричащих нарядов, надеваемых из-за вспыхнувшей страсти?